Посмотрел налево, направо, подобно дисциплинированному пешеходу. И со
скоростью уходящего от погони исчез в дверном проеме.
несколько минут из столовой выявился Снежков. Щеки его привычно рдели,
полные размягченные губы еще несли на своей детской розовой кожице следы
жира и влаги. Глаза жмурились от яркого уличного света и, наверное, от
сытости.
повернулся ко мне. - Смотри, - Снежок! Вот так встреча. Мир тесен. А мы тут
гуляем, присели. Смотрим - ты! Ты откуда вышел-то? С такими
довольными-довольными глазами. Как у подоенной коровы...
сторону столовой:
несколько копеек оставалось, компоту взял.
все равно хочется?
Мы еще не потратились. Спиртное пока не отпускают, одиннадцати нет. Что
время зря терять.
Снежкову, который, уже поверивший, что его не разоблачили, и поэтому готовый
согласиться со всем на свете, покорно кивал головой.
то потом на голодный желудок... Развезти может. Помнишь, как с тобой
намучились у Светки на дне рожденья? - (Снежков помнил - кивал.) - А пока, -
устало закончил Айзик, совсем понизив голос, - Снежок, будь другом, дыши в
другую сторону. - Миролюбиво пояснил: - Компот тебе, видимо, подсунули
какой-то некачественный - котлетой отдает...
решил внести свою лепту в воспитательный процесс.
порции, хоть Снежков и пытался протестовать - мол, ему хватит половинки. И
девять кусочков хлеба. Ели не разговаривая. Молчаливой трапезой подводя
черту под "всем, что было". Вышли на белый свет простившие и прощенные.
принять за олимпийцев, а Снежков в этом плане выгодно от нас отличался - не
в джинсовых штанах, при белой рубашке. К тому же, о нем никак нельзя было
сказать, что он спортивно сложен. Даже не загоревший: кожа его лица в
течение последнего, очень для нас всех жаркого месяца, не могла подружиться
с солнечными лучами, не бронзовела - а краснела, пузырилась и опадала
лохмотьями слой за слоем. Поэтому вид его был слегка облезлый, но мимика
отличника и маменькина сынка компенсировала этот его временный недостаток.
Так говорил Айзельман.
в руках Снежкова, который выглядел, как человек, совершивший подвиг.
глазами.
по надписи на бутылке, как будто ничего не произошло. Хотя, было заметно, он
догадывался, в чем причина Айзикова гнева.
думаешь, я читать не умею? - Он взорвался: - На что ты деньги угрохал,
интеллигент! Что, водки не было, бомотухи, наконец?!... Или опять компоту
захотелось?!
правду. - Только слабые напитки продают! Этот - самый крепкий! Все равно
ведь, думаю, будете в "лигрылы" переводить - вам же по барабану в этом
плане: что "Херес", что "Хер-Ес"!...
среде, "лигрыл" являлся зачастую решающим параметром. Особенно при дефиците
финансов. Дробь: Литр помноженный на Градус, и все это поделенное на
количество Лиц, то бишь Рыл. Чем больше величина "лигрыл" на данную денежную
сумму, тем ценнее напиток.
Рубашка навыпуск выполняла двоякую роль: скрывала то, что топорщилось из
кармана брюк, а так же то безобразие, которое представлял из себя пояс на
впалом животе. Впрочем, последнее трудно было утаить - нижние пуговицы на
рубахе отсутствовали. Легко догадаться: чтоб не упали портки, мужику
необходимо было затянуть пояс на последние, дополнительно проколотые дырки,
смяв верхнюю часть брюк в гармошку.
казалось, не зная, как жить дальше. Сказал, борясь с раздражением:
житель. У нас уже было несколько небольших встреч сегодня. Но все они
почему-то заканчивались примерно одинаково - мы покидали друг друга. У меня
такое предчувствие, что ничего нового нас в этом смысле не ожидает.
Извините.
складки и щелки:
я чем помочь могу. Вот, - он приподнял край рубахи, обнажив серебристую
макушку водочной бутылки, - как раз ищу... - он запнулся, обвел нас
взглядом, еле уловимо кивнув на каждого, пересчитывая, - четвертого. - Он
еще сильнее заулыбался, обнажив не только редкие желтые зубы, но и десна,
довольный своей шутке, которая, по его мнению, ярко продемонстрировала
остроумие.
рукой: - А, все равно денег больше нет. Послушайте, может, махнем? Две наших
красивых и дорогих на одну вашу прозрачную? - предложение прозвучало
безнадежно, это все понимали.
клиенту завсегда отпускают. Даже в выходной, даже, быват, в долг. Ладно, -
он тронулся в сторону скверика, - чо на жаре-то стоять. Пойдем, скорпи...
скопи...
подпрыгнув. - Действительно, мы вас приглашаем: две наших плюс одна ваша!
Вашей мочой запивать будем.
мира большими кустарниками. "Мое место!" - гордо проговорил наш новый
знакомый и извлек из соседнего куста большой граненый стакан.
Водочный, аккурат сто грамм, разбили недавно. Ладно, - он протер емкость
уголком рубахи, - пойдет, не баре. Точно, Абрам? - это он Айзельману. -
Давай, разливай, - отдал стакан Снежкову, - ты самый путевый, грамотный,
вижу. А вы пока рассказывайте, - его внимание досталось и мне, - откуда и
почем!...
накатывающим приступом гордости: - Вообще-то, мы спортсмены... В Москву
едем. На Олимпиаду.
только что выпитую порцию водки, запрокинув почти вертикально бутылку
"Хереса", борясь с пеной.
Постарался перевести разговор в другое направление: - Вы-то сами откуда и
почем? Выговор у вас какой-то неместный - то ли горьковский, то ли
уральский...
показалось, несколько запечалился. - Я человек - главно. Понял?
русле.
разговор зачать. Вижу - не здешние. Вообще-то, мне все равно. Ты человек, я
человек. Скушно - выпили, будь здоров, пошли дальше. Не люблю делить: я
такой - ты сякой, я рядовой - ты кудрявый... Нас так в лагере делили, с тех
пор - страсть как не люблю!...
войны, под Брестом, попали в окружение, спасибо Ёське. Стрельнуть ни разу не
успел - винтовку в руках не держал. Сразу - плен. Майданек, Бухенвальд,
Саласпилс - бросали туда-сюда. Всю войну - там. Потом - родной, целинный,
без названия. Ничего интересного. А вот что интересного - дак Власова видал.
мужики. Вышел он, значит, из ихней кучи... Хрен знает, в какой форме - не
наша, и не немецкая. Смесь. Я, говорит, Власов! Воюю не за немцев - за
Россию! Против жидов и коммунистов!... Кто в мое войско - выходи со
строю!... Никто не выходит... В других местах, я знаю, выходили. Мало - но
было. А как же!... Жить-то хочется... Мне, к примеру, всего девятнадцать.