золе и пепле под искореженными кусками рифленого железа.
Тому и Дормену Уокеру. - Крысы, вот вы кто!
кресла или комода, Пегги тотчас заносчиво повышала голос:
корыто, она закричала не своим голосом:
раньше всего загорелось.
быть уверен, он бы следов не оставил.
Са-мо-вос-пламенение!
важности этого дела, возложенного на него законом. Он только снова
покраснел и упрямо продолжал рыться в горелом хламе. Чем задорней дразнили
его в тот день зеленые глаза Пегги, тем усердней трудился он, стараясь
откопать среди черной золы вещественные доказательства вины Локки.
самой уже надоело. - Ты даже не знаешь, где искать.
Кое-что я уже нашел.
Дормен Уокер. - Не показывай вещественных доказательств раньше времени.
жары, он присел в тени под перечным деревом. Шел уже двенадцатый час, у
всех троих лица были черные от сажи и копоти, одежда в грязи.
- набросилась она на Тома, - зачем тебе работать на своего дуралея отца?
рылся в обломках, не говоря ни слова.
пошла прочь.
стесняться в выражениях, и все мы, каждый по-своему, уже как-то
приспособились к словесным перепалкам такого рода. Я, например, давно сам
стал принимать участие в этих чисто австралийских забавах - в конце
концов, я родился и двадцать лет прожил в Австралии, так стоило ли
восставать против ее обычаев, тем более зная, что это ни к чему не
приведет. Моя пятнадцатилетняя сестра Джин была вспыльчива от природы, но
умела себя сдерживать - недаром она воспитывалась в дорогом пансионе. Один
лишь Том оказался тут беззащитным, потому что его обнаженная совесть не
допускала компромиссов. Из нас троих он больше всего походил на отца, но
при этом в нем уже появилось нетерпимое отношение к тому порядку вещей,
который охраняла общепринятая мораль, все равно - австралийская или
английская, потому что он понемногу приучался смотреть на все с другой,
новой точки зрения. Вероятно, тут сыграл свою роль старый Ганс Драйзер,
железнодорожник из красных, а может быть, просто сказалось время, в
которое мы жили: наше будущее, лишенное перспектив, лицемерие наших
политических и церковных деятелей, кризис внешнего мира - мира, где японцы
бесчинствовали в Маньчжурии, итальянцы применяли газ против абиссинского
населения, а немецкие бомбардировщики превратили Гернику в развалины, пока
мистер Иден [Иден, Антони - английский политический деятель; в 1935 году
стал министром иностранных дел Англии] отстаивал благородную позицию
невмешательства.
политических взглядах, и получил Обезоруживающий своей наивностью ответ:
здоровый австралийский (а не католический на этот раз) юмор, Том в
качестве самозащиты еще плотнее замкнулся в своем сосредоточенном
упрямстве и этим лишь сделал себя более уязвимым. На следующее утро,
встретив Тома на улице, Пегги затянула кальвинистский гимн: "Трудитесь,
ибо ночь близка...", а дальше перешла на сочиненный каким-то досужим
католиком пародийный текст, содержавший довольно грубый намек на то, что
кальвинисты днем честные люди, а ночью бессовестные жулики.
кальвинистами, а во-вторых, уж что-что, а в нечестности Тома никто не мог
упрекнуть. Он не нашелся, что ответить и попросту оставил выходку Пегги
без внимания, но до конца улицы его преследовал ее смех.
ссору по воле отца и Локки, для которых это была разведка боем накануне
генерального сражения, неизбежного, если Локки в самом деле совершил
поджог. В сущности, война между ними назревала уже по меньшей мере два
года, с благотворительного карнавала в пользу местной больницы, для
которого Локки смастерил чучело пуританина, придав ему откровенное
сходство с моим отцом. Чучело ехало на повозке, и у него было шесть рук: в
одной оно держало Библию, в другой - корону, в третьей - петлю палача, в
четвертой - мешок с золотом, в пятой - женскую юбку, а в шестой - цилиндр.
Шутка была меткая, но несправедливая, даже нечестная, по мнению отца; ведь
он только исполнял свои профессиональные обязанности, а главное, он не мог
на эту шутку ответить. Привлечь Локки к суду за клевету было бы слишком
глупо, и отец это понимал, даже если и мелькала у него такая мысль. Он
только назвал подлецом председателя благотворительного комитета,
допустившего появление чучела на улицах, перестал с ним разговаривать и
даже отказался защищать интересы больницы, когда один фермер подал на нее
в суд, утверждая, что ему без надобности ампутировали ногу (что, кстати,
было верно).
слишком уж накипели страсти и требовали выхода. И, видно, не за горами был
решительный бой, потому что после своих раскопок на пожарище Том тоже
пришел к выводу, что Локки совершил поджог. Это означало, что дело
кончится судом, а уж тогда не хотел бы я оказаться на месте Локки
Макгиббона.
5
пожара установлена: кто-то налил бензин в большое оцинкованное корыто,
стоявшее в ванной комнате, и поджег его через сточную трубу, отведенную
оттуда в сад (канализации в доме не было).
Уокер.
всяком случае, бензин в корыте был.
возразил отец.
стушевался под взглядом отца - властным и высокомерным взглядом
англичанина.
замолотили кулаком, и послышался голос Локки Макгиббона.
желаю!
салфетку и, распахнув кухонную дверь, крикнул стоявшему за ней Локки:
выражения!.. - Он просто заходился от гнева.
беспокоились насчет выражений, Квэйлик, и больше бы думали, прежде чем
пускаться на всякие подлые штуки. Где мое корыто?
сгоревшего дома корыто. Где оно?
я вас хлыстом отстегаю!
ростом, и, стоя друг против друга, они походили на двух задиристых
петухов, скребущихся в пыли, перед тем как схватиться насмерть. - Я
требую, чтобы мне вернули мое корыто, - сказал Локки. - Это самое
настоящее воровство. Если до вечера корыто не будет возвращено, я заявлю в
полицию.
Сертаков Виталий
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Роллинс Джеймс
Суворов Виктор