Чтение 4–й страницы книги ~Дорога на Урман~

кабину полуторки, он кивнул шоферу: трогай. Но едва двигатель завелся, на
крыльцо вышел начальник отделения службы Вовк. Подойдя к машине, он
приказал водителю освободить место и сам уселся за руль.

- Ты чего, Федор? - удивился начальник штаба.

- Меньше народу знать будет - лучше для дела, - ответил Вовк.

Гончаров пожал плечами, но промолчал.

Когда грузовик выехал за ворота, Вовк заговорил с еле скрытым
раздражением:

- Не нравится мне твоя беспечность, Алексей. Надо, наоборот, сужать
круг людей, посвященных в дела штаба. У бандитов явно есть информаторы и
на приисках и в центре. Ведь не зря они, как нарочно, оба раза ударили
там, где мы их не ждали, - между двумя засадами.

- Думаешь, все-таки не случайное совпадение?

- Уверен.

- Боголепов мне про твои сомнения говорил. Но ты перегибаешь палку -
зачем шофера сейчас отстранил? Достаточно тех мер предосторожности,
которые мы приняли.

- Доверяй да проверяй... И не только шоферов.

- Что же, по-твоему, кто-то из руководства райотдела на банду
работает? - вскипел Гончаров.

Вовк не ответил. Хищно сжав тонкие губы, он смотрел на дорогу. Мотор
ревел на пределе сил. Начальника штаба то и дело швыряло на сиденье.

К аэродрому подъехали уже в темноте. Когда остановились возле КПП,
Гончаров протянул в окошко пропуск. Часовой сунул документ в луч фары,
внимательно прочел, шевеля губами. Взял под козырек.

- Проезжайте.

Полуторка медленно покатилась к приземистому зданию с освещенными
окнами и замерла рядом с ним.

Гончаров и Вовк вошли в тесное помещение, заставленное
радиоаппаратурой. Диспетчер сидел к ним спиной. К тому же он был в
наушниках и, наверное, поэтому не заметил появления сотрудников милиции. И
только когда на зеркальной поверхности рации отразились их силуэты, он
повернул голову.

- Через несколько минут сядет. Сейчас включу сигнализацию на полосе.

Он приподнялся и щелкнул ручкой рубильника, установленного на стене.
Потом снял наушники.

Когда послышался явственный рокот мотора, Вовк сказал:

- Просьба никого к самолету не допускать.

- Так тут один я и есть, - озадаченно сказал диспетчер.

- Никого, - твердо повторил начальник отделения службы и направился к
выходу.

Из кабины самолета на крыло выбрался человек в армейской форме с
вещмешком на спине. Вовк на мгновение осветил его фарами и подогнал
полуторку к самому борту самолета. Гончаров открыл дверцу кабины и
негромко позвал:

- Иннокентий Иваныч, давайте сюда!

Рослый молодой мужчина в застиранной гимнастерке и в выгоревшей
пилотке попытался втиснуться на сиденье рядом с начальником штаба, но тут
же отказался от своего намерения:

- Я лучше в кузове.

- Да нет, сейчас утрамбуемся. - Гончаров потеснил Вовка, и Стахеев
кое-как захлопнул дверцу.

Вовк выжал газ, и грузовик помчался по неровному полю в сторону КПП.

- Ну, здравствуйте, наконец, - с улыбкой сказал Гончаров.

- Здравия желаю, - смущенно ответил Иннокентий.

* * *

По одну сторону стола совещаний сидели Боголепов, Панов и Жуков, по
другую - Вовк, Гончаров и Стахеев. Все с нескрываемым интересом
разглядывали загорелого русоволосого сержанта. Тот явно чувствовал себя
неловко - одна рука его машинально перебирала карандаши на столе, другая
теребила лямки вещмешка, лежавшего на соседнем стуле.

- Догадываешься, Иннокентий Иванович, зачем тебя из самого пекла по
приказу командования выхватили и за одни сутки через всю страну
перебросили? - спросил начальник райотдела. - Или уже рассказали, пока с
аэродрома везли?

Стахеев отрицательно мотнул головой.

- Расскажем во всех деталях... Но это потом. А сначала хотим тебя
послушать... Давай, как на духу, все, что про Василия Кабакова знаешь, про
свои с ним похождения...

Иннокентий был несказанно удивлен услышанным. Некоторое время он
переводил взгляд с одного из присутствующих на другого, словно говоря: и
из-за такого-то пустяка?..

- Поверь, Иннокентий Иванович, речь идет о деле государственной
важности, - с досадой в голосе сказал Воголепов.. - Самому неприятно в
кошки-мышки играть. Но... как бы тебе сказать... Если сразу все выложим,
это может на твое воображение подействовать, что-то исказить в памяти...

Иннокентий покрутил в руках карандаш, отложил его, взял другой. И
заговорил каким-то бесцветным голосом:

- В декабре двадцать третьего это было...

К перрону с пыхтением подходил пассажирский состав. И паровоз,
натужно извергавший столбы пара, и вагоны выглядели донельзя обшарпанными.
Да и публика, ожидавшая поезд, была одета весьма затрапезно: поношенные
пальто и полушубки, обсоюзенные валенки с ветхими голенищами, вытертые
папахи и треухи. Но и в этой неказистого обличья толпе выделялись
несколько оборванцев, жадно поглядывавших на подходивший скорый. Среди них
был и Кешка Стахеев, чумазый, нечесаный. Самим облачением своим он
отпугивал сограждан - вокруг него, куда он ни протискивался, немедленно
образовывалось свободное пространство, словно окружающим хотелось получше
разглядеть его короткую японскую шинель, подпоясанную веревкой, огромные,
донельзя разбитые английские ботинки с высокой - под колено - шнуровкой и,
наконец, кое-как державшуюся на макушке фетровую тирольку с глухариным
пером.

Едва состав отлязгал буферами и замер, Кешка ринулся к вагону первого
класса. Оттерев всех, он оказался у двери. И едва из нее показались два
внушительных чемодана, красные, обветренные ручищи парня протянулись к
ним. Но когда вслед за чемоданами на перрон выплыл их обладатель и Стахеев
встретился с его взглядом, он как-то сжался, проворно сунул руки в карман.
Вальяжный молодой мужик в енотовой шубе и белых новеньких бурках поставил
багаж, поправил папаху рукой, затянутой в безукоризненную черную перчатку,
и с веселым прищуром стал разглядывать самозваного носильщика. Шрам,
протянувшийся ото рта к уху, ярко белел на солнечном свету.

- Эй, ты же совсем невоспитанный юноша. Попросту сказать, хам, -
насмешливо произнес вальяжный. - Хочешь заработать и даже не потрудился
сказать: здравствуйте, поздравляю вас с прибытием в наш город...

Он достал портсигар. Не спеша открыл. Взял папиросу. Крутнул колесико
зажигалки. Кешка зачарованно следил за его изящно-ленивыми движениями,
словно забыв, зачем он пришел сюда. Пассажиры уже все вышли, охотники
поднести чемоданы порасхватали клиентов, а он будто прирос к перрону.

- Ладно, тащи к извозчику, - смилостивился вальяжный, И, чуть
поотстав, направился вслед за своим носильщиком.

- Садись! - коротко приказал он, когда побагровевший от напряжения
Стахеев опустил чемоданы возле обшарпанного ландо.

Кешка уставился на него с полным непониманием. Однако энергичный
тычок под бок не оставил сомнений: хозяин багажа подталкивал его в
коляску.

Когда отъехали от вокзала, вальяжный сказал:

- Крепкий ты. А с виду - мозгляк...

А когда полчаса спустя они сидели в трактире, новый знакомый,
наблюдая, как Кешка, почти не жуя, поглощает жаркое, задумчиво говорил:

- Да и проворный ты пацан, как я посмотрю...

Кусок застрял у парня в глотке. Он резко отложил хлеб и вилку.

- Ну чего ежом глядишь? Я ведь взаправду. Учил меня старичок, один из
приисковых конторщиков: прежде чем человека на работу нанимать, погляди,
каков он в еде. Кто на еду злой, тот и работник добрый.

Кешка вновь взял хлеб, снова начал жевать, но уже как-то скованно, то
и дело взглядывая на сотрапезника. А тот, поковыряв вилкой жаркое, вдруг
отодвинул блюдо, разлил из графина себе и сотрапезнику остатки водки.

- Пора вроде бы и познакомиться? - Подняв рюмку, он подмигнул Кешке.
- Меня Василием Мефодьевичем звать.

- Стахеев, - пробасил Кешка с набитым ртом. - Иннокентий.

- Отец-мать где?

- Нету родителей...

- Пойдешь ко мне, Иннокентий, на службу? - помолчав, спросил Василий.
- Нужен мне на все руки человечек: чемоданы мои таскать, кухарить, лошади
заведутся - за лошадьми ходить...

- Холуй! - возмущенно уточнил Кешка.

Василий укоризненно покачал головой и, не говоря ни слова, достал из
кармана колоду карт, протянул Стахееву. Тот взял и недоуменно повертел ее
в руках.