Чтение 4–й страницы книги ~Дворец и лачуга~

кончу! А я кончу, о, кончу!

- Хоть бы пришел, - шепнула дочь.

- Кончу, - продолжал Гофф, - и скажу ему так: "Сударь, - скажу я, - я
должен вам кое-что сообщить. Мы, как вы видите, очень бедны... - Говоря это,
он поклонился. - Злые люди хотят отнять у нас этот участок и дом. Я спасал
его, пока у меня хватало сил, потому что это же приданое Элюни... Но теперь
вы должны мне помочь!"

Он говорил это с трудом, прерывающимся голосом, сильно жестикулируя.
Глаза его дико сверкали.

- "Господа! Я отдаю вам мою машину, спасение человечества, миллионы! Вы
же дайте мне за это... так, пустяки... Только не давайте моим сиротам
умереть с голоду".

Он обернулся к оробевшей дочери:

- Может, ты думаешь, что меня не выслушают? А? Ты это думаешь?.. Так ты
глупо думаешь! Говорю тебе, что нас золотом засыплют... У нас опять будут
дом, огород, коровы... Что? Не веришь?

- Верю, - тихим голосом ответила дочь.

- Дом, сад, коровы... Коровы и ежедневно молоко для тебя и для Элюни...
Может, ты не веришь?

- Верю, - опять ответила дочь.

- Дом, сад, покой и уважение от людей... О, покой!..

"Так-так-так-так!" - флегматично поддакивали часы.

В это мгновение солнце заглянуло прямо в окно, и потоки света залили
убогую комнатку; одновременно с отдаленной костельной башни донесся
колокольный звон.

Старик очнулся.

- Что это?

Похоже было, что этот человек задумался над тяжким сновидением.

Колокольный звон, сперва тихий, то усиливался, то снова ослабевал,
уходил, возвращался, словно облетал все усадебки тихого района, и повсюду
разносил благословение и покой.

- "И ангел господень рече..." - шептала женщина, опускаясь на колени.

- Молись, дочь, за себя и за нашу Элюню, - сказал Гофф.

Сам он не стал на колени, так как был протестантом.

- "Богородице дево, радуйся, благословенная Мария, господь с тобой..."

- И за душу твоей матери и братьев.

Звук колокола стал сильней.

- "Рече же Мария: се аз раба господня..."

- И за всех людей бедных, как и мы, и за ненавидящих нас, - бормотал
Гофф.

Казалось, что колокол застонал.

- "И бог бе слово..."

- И за отца твоего, чтобы бог смилостивился над ним...

- О боже! Последняя надежда наша, смилуйся над нами! - шепнула дочь.

- Смилуйся над нами! - как эхо повторил старик, складывая руки и глядя
слезящимися глазами в небо.

Потом он приблизился к столу и упавшим голосом снова начал читать
библию.

- "И был день, когда пришли сыны божий предстать пред господа; между
ними пришел и сатана.

И сказал господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана господу и
сказал: я ходил по земле и обошел ее.

И сказал господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба моего
Иова? Ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый,
богобоязненный и удаляющийся от зла.

И отвечал сатана господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И сказал господь сатане: вот все, что у него - в руке твоей..."

Старик читал, а между тем настала глубокая тишина. Птицы разлетелись,
молящаяся женщина склонила голову к земле, а больное дитя широко раскрыло
глаза, словно с изумлением всматриваясь в таинственное сияние, которое
наполнило нищую конуру. И казалось, что быстрое течение времени вдруг
остановлено и из тысячелетней дали доносится эхо мрачного диалога,
окончившегося приговором: "Вот все, что у него - в руке твоей".

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В это мгновение какая-то тень тихо скользнула за заборами одичавшего
сада, и одновременно скрипнула дверь.

В сени кто-то вошел.

Глава третья

Сатана и семейство Иова

Услышав шум, Констанция вскочила на ноги и машинально оправила складки
потертого платья. Гофф поднял голову, и на лице его блеснула радость. Между
тем в сенях послышался шорох шагов и, казалось, даже чей-то разговор.

- Это, верно, тот господин!.. - шепнула дочь.

- Из дворца... - прибавил Гофф.

- Ах, боже мой! На вас, батюшка, даже рубашки нет...

- Тьфу! - сплюнул старик и поднял воротник сюртука.

В этот миг двери медленно приоткрылись, и беспокойно ожидающие бедняки
увидели в них худую руку, которая протянулась к прибитой у косяка
кропильнице. Казалось, эта рука хочет заслонить изображение распятого
спасителя, последнего прибежища тех, кого оставили люди. Одновременно сухой
голос произнес:

- Слава Иисусу Христу.

Вслед за рукой появилось бритое лицо, темно-синие очки и коротко
остриженные волосы, а затем и весь человек, худощавый и низенький. Этот
призрак в длинном пальто, с круглой шляпой и палкой в руке продолжал:

- Мир дому честного еретика, который все же боится святой воды.
Хи-хи-хи!

- Пан Лаврентий, - пробормотал Гофф, беспокойно глядя на дочь.

- Но долг набожной дочери исправлять пути отца... О да, таков ее долг!
- продолжал гость.

- Я только забыла налить... - ответила Констанция, умоляюще складывая
руки.

- "Я забыла налить святой воды", - говорил пришелец, - хотя ежедневно
повторяю слова псалмопевца: "Окропишь мя, господи, иисопом, и очищен буду,
обмоешь мя, и паче снега убелюся". Хи-хи-хи! Добрый вечер, дорогой пан Гофф.

- Ваш слуга, - отвечал старик, лишь теперь поднимаясь со стула.

- Добрый вечер, дорогая пани Голембевская! Ну, как здоровье ваше и
нашей дорогой Элюни?

- Очень благодарна за внимание. Ничего себе. Но будьте любезны
присесть.

Однако гость не садился, а, стоя посреди комнаты и опершись на палку,
продолжал:

- Вот уж подлинное доказательство милости божьей, раз ничего себе! Как
здесь свежо... ху-ху!.. Чуть ли не даже пар виден при дыхании. Так что
кровотечение, видимо, не повторялось?

- Что? Кровотечение?.. Какое кровотечение? - крикнул Гофф, делая шаг
вперед.

Побледневшая женщина заломила руки и бросила умоляющий взгляд на
деревянное лицо гостя, который все тем же спокойным голосом говорил:

- Наш дорогой пан Фридерик ничего не знает? В самом деле? Боже мой!.. И
зачем только я заговорил!

- У Костуси было кровотечение? Когда? - спрашивал Гофф в страшном
беспокойстве.

- Да вот уж дня четыре... - ответил гость. - Ну, да ничего, легкие
очистились... и если бы доктор...

- Дитя мое, несчастное дитя! - шептал старик, с болезненным упреком
глядя на дочь, которая молчала, прислонясь головой к стене. - О, моя машина!
Сколько она уже стоит! - прибавил он.

- И все еще до конца далеко! - ввернул пришедший.

- Что мне делать? Откуда мне взять? Что мне делать? Откуда мне взять?..
- повторял Гофф и принялся ходить по комнате. - Ни гроша нет... Никакого
заработка!..

- Так у дочери все еще нет работы? - спросил гость, стоя посреди
комнаты.

- Машина испорчена! - ответил Гофф. - Швейная машина испорчена! -
повторил он несколько раз.

- В самом деле? Так вы ее еще не починили?

- Что не починил?

- Да швейную машину.

Гофф остановился и, глядя безумными глазами в угол комнаты,
бессмысленно повторил:

- Не починил... не починил!..

- В самом деле? - удивился гость. - Такое простое дело!

- А?

- Разумеется! Несколько раз ковырнуть напильником - и все. А все же
несколько рублей бы сэкономили.

Гофф стал было усиленно искать что-то в карманах, как вдруг хлопнул
себя по лбу и, обратившись к дочери, изменившимся голосом сказал:

- Отдай челнок!

- Батюшка! - простонала Констанция.

- Слышишь? Отдай челнок!

Гость слегка коснулся его плеча.

- Пан Гофф! Одно словечко. Мне пришло в голову, что, может, лучше бы
отдать это слесарю? Тут нужен очень тонкий напильник.

- У меня есть такой.