Чтение 4–й страницы книги ~Заказ~

Но через секунду Сережа услышал:

- Пущу! - И после короткой паузы: - Ты выиграй только...

Видно, победа или окончательное поражение Заказа в самом деле были для Деда вопросом жизненной важности.

В воскресенье, сразу после окончания очередных скачек, Сережа выехал в Сайск. К Петру Ивановичу, своему старому тренеру. К Заказу, который для него, жокея, видевшего сотни коней, был все же особенным...

Он потерял счет времени. Не заметил, как рядом с ним села какая-то тетка. Народ постепенно наполнил троллейбус, потом начал тесниться. Все окна были открыты, но жара неотвратимо превращала медлительную машину в передвижной крематорий. Бойкие южные пенсионерки затевали пронзительные перепалки, оспаривая друг у дружки право приклеиваться к коричневому дерматину передних сидений.

С таким же успехом их голоса могли бы доноситься с другой планеты - Сергей их просто не слышал.

Троллейбус между тем миновал круглую площадь. где водили хоровод увитые плющом стальные столбы. одолел, гудя и вздыхая, благословенно-тенистую Потемкинскую "першпективу" и наконец натруженно замер перед вокзалом. Пассажиры сразу перестали ругаться и устремились на выход, и только тут Сергей, спохватившись, очнулся и одним из последних выпрыгнул в дверь.

Привокзальная площадь жила своей жизнью, суматошной и вечной. Люди с чемоданами, детский плач, запах беляшей, кукурузы, жареных семечек... цыганки в пестрых юбках, кучкующиеся у ларька с яркой надписью "Coca-Cola"...

Рынок, автовокзал, почта и телеграф - все находилось здесь же, поблизости. Первым делом Сережка отправился к междугородным телефонам: надо же порадовать Деда, а заодно уточнить насчет отпуска. Дозвониться удалось достаточно быстро, только вот Цыбули в конторе не оказалось. Еще бы - лето, самые директорские труды!..

Правду молвить, Сережа положил трубку, не особенно опечалившись. Он доложил? Доложил. Деду передадут? Передадут. А он будет явочным порядком считать себя в отпуске...

Не то чтобы он боялся, что Цыбуля может нарушить данное слово, - такого за директором не водилось. Но вот придумать ему еще какое-нибудь очень важное дело на недельку-другую - это пожалуйста!

Подумав немного, Сережка отправился на телеграф и для страховки отбил Василию Никифоровичу телеграмму:

"ПОЗДРАВЛЯЮ ПОБЕДОЙ САЙСКОМ ДЕРБИ ТЧК ЗАКАЗ МОЛОДЧИНА ТЧК УЕХАЛ ОТПУСК ДВЕ НЕДЕЛИ САНКТ-ПЕТЕРБУРГ ТЧК ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОЗВОНЮ ТЧК ПУТЯТИН"

Потом отправился на вокзал брать билет: до самолета на Питер еще надо было доехать по железной дороге. Затем на рынок - как же, в самом деле в северный город хоть ящичек с настоящими южными фруктами не привезти?.. Он помнил, сколько стоили в Питере любимые Анькины абрикосы, которые сайские бабки насыпали ему в кулек с полуторным "верхом" - только бери, родненький, не то пропадут!.. А груши? Вовсе не было в Питере таких медовых, румяно-бронзовых груш, только зеленые импортные замухрышки, каждая с фирменной наклейкой, чтобы ненароком не приняли за огурец... А сливы - круглые, черно-сизые сливы, тающие во рту!..

- Бабуля, что же вы тут с ними сидите? Ехали бы в Ленинград, обратно на "Жигулях"...

- И-и, милый, на что мне, я уж как-нибудь... потихоньку...

Первоначально запланированный ящичек ненавязчиво разросся до двух, плюс большая, здесь же купленная кошелка. То есть к Петру Ивановичу Сережа поехал навьюченным, как ишак. Причем не подлежало сомнению - там ему подсыплют еще. Анечке из своего садика - как не взять?..

Шел девятый час, когда Сережа открыл наконец знакомую калитку и уже в полной темноте вошел в палисадник. Из летней кухни, в которой хлопотала супруга тренера, разносились такие запахи, что поздний гость невольно сглотнул, а в животе немедленно заурчало. Хозяин дома сидел там же, под виноградником, за ярко освещенным обеденным столом, и задумчиво пощипывал большую горбушку: похоже, проголодался вконец, ожидая Сергея. Вокруг лампы бесшумным роем носились мохнатые южные мотыльки.

- Ну, наконец-то. - При виде Сергея Петр Иванович поднялся из-за стола, и жокей сразу отметил, что радость, которой лучился тренер на ипподроме, отгорела бесследно. - Хозяйка дичь третий раз подогревает, - ворчливо продолжал Петр Иванович. - Решили уже, что ты не попрощавшись удрал да и вещички забыл...

- Куру с пылу с жару кушать надо, - подхватила супруга. - А иначе какой вкус?.. Мойся, Сереженька, скорее да и присаживайся...

У жокея разом свело челюсти: он с утра маковой росинки во рту не имел, а уж жареной курочки не пробовал месяца два.

- Айн момент!.. - Фруктовые ящики примяли траву, Сергей кинулся по тропинке, и там, куда он убежал, скоро загремел умывальник.

Петр Иванович привстал и повернулся к хозяйке:

- Не возражаешь? Заветную...

- Да чего уж, неси.

- Вот... - Петр Иванович сходил в дом и продемонстрировал Сергею, с полотенцем в руках появившемуся из темноты, бутылку марочного коньяка. - В Нальчике подарили, на гастролях, директор ипподрома тамошнего поднес... "За самую красивую езду"... Когда последний раз жокеем скакал... Лет уже пятнадцать стоит, все повода ждал... Думал сегодня праздник отметить... Вот, дескать, и я наконец часа своего дождался... Теперь на международные... Как же... Ладно... Давай за твою победу, сынок. Заслужил ты...

- Петр Иваныч, а что не в порядке? - тихо спросил Сергей. И похолодел от внезапной догадки: - С Заказом?!.

Перед глазами успело мелькнуть жуткое видение красавца коня, безжизненно вытянувшегося на опилках... Неужели все-таки слишком много сил отдал Заказ перед финишем, и он, Сергей, был тому виной?.. Кузька, малыш... К черту и эту победу, и купленный на вокзале билет... и ящики с фруктами...

- А то с кем еще? - фыркнул тренер. - Не со мной же!.. Э, ты что, напугался?... Да ладно тебе, живехонек конь! - Сергей снова начал дышать, а Петр Иванович продолжал: - Увезли его, всего-то делов. Цыбуля на завод забрал. Производителем!.. Все, отскакался наш Кузя...- Петр Иванович отвернулся и с ожесточением стал терзать пробку: - Ну-ка, вылазь!.. Приросла?

- Ясно, приросла! Ее ж поди лет двадцать тому в бутылку засунули. Смотри, джинн вылетит! - подала голос жена. И забеспокоилась: - Пить-то можно его? Не отравитесь?

- Если бы коньяк нельзя было пить, его бы ели. - Рассерженный хозяин наконец справился с пробкой. - В Армении говорят, коньяк как мужчина: в тридцать лет могуч, в пятьдесят - мудр, а в семьдесят... Не стой, Сережка, садись! В отпуск, слышно, собрался?.. Ну и лопай от пуза... Потом веса в норму вернешь. Гуляй, пока можно...

Гулянка, однако, получалась что-то не очень веселая. Сергей взял рюмку, неуверенно понюхал коньяк. Таким - огорченным и злым - он Петра Ивановича, кажется, никогда еще не видал.

- С Дерби тебя, Сереженька! - поднял тост тренер. И, заметив, что хозяйка, словно чувствуя повисшее напряжение, за стол не торопится, повернулся к ней с рюмкой в руке: - А ты что? У нас с Сережкой нынче праздник - Дерби выиграли...

Слово "праздник" прозвучало трагически, и Сергей спросил:

- Кто же за Кузькой?.. Наши кто из совхоза приехали?

- Да нет. Парень какой-то... Вроде недавно из Калининградского завода в совхоз приехал работать. Ближе не нашел... Говорит, у себя там на жеребцовой конюшне помощником бригадира был... Кажись, парень толковый. Умеющий... Сразу видно... Только последняя скачка закончилась, пятит к конюшне коневоз ипподромовский. Из него этот выходит и доверенность протягивает. Дескать, от Василия Никифоровича, за Заказом прислали. Я, конечно, в контору... Там мне - все чин чинарем, вот она, телеграмма, просим, значит, отправить для племенной работы. Срочно притом... Вот и все, стало быть... Погрузили, он и поехал...- Тренер вздохнул, помолчал и добавил: - Кузька-то в машину идти не хотел... Ох не хотел... Еле уговорил я его...

- Петр Иванович, а почему ипподромовский? Заводской наш коневоз где?

- Да я этого тоже спрашиваю, чего, мол, коневоз-то чужой? А он в ответ: нам, мол, только до станции довезти, до вагона...

Сережа молча почесал затылок и положил руки на стол. Ничего необычного вроде не произошло, но странное, тревожащее ощущение не отпускало. Почему?.. Потом до него дошло, что Цыбуля распорядился забрать Заказа в хозяйство, еще не зная о его победе на Дерби. Пороть такую горячку было совсем не в характере Деда. "Очень уж рассчитывал я на него", - припомнил жокей. Неужели Василий Никифорович настолько отчаялся увидеть Кузьку дербистом, что решил в любом случае отозвать его с ипподрома?..

- Да, крепко Дед-луковица в Заказа вцепился, - словно подслушал Петр Иванович Сережины мысли. - А знаешь, в чем дело? Подожди, сейчас я тебе кое-что покажу...

Тренер поднялся и тяжелой походкой направился к дому.

- Ты, Сереженька, кушай, - немедленно вмешалась хозяйка. - Ты на моего не смотри. Он-то дома, а тебе еще ехать Бог знает куда...

В тарелку улегся шкворчащий кусок жареной курицы. Да не просто кусок - кусище! Хозяйка щедрой рукою добавила разваристой молодой картошки, дымящейся, обильно посыпанной укропом. Оставшееся пространство мигом заполнили помидоры и огурцы, буквально плавающие в сметане. В рыночной, деревенской сметане, имеющей такое же отношение к магазинной, как ключевая вода - к хлорированной водопроводной...

- Ой, тетя Лида! Да куда вы столько... Я же тресну! Отвык...

- А ты не спеши. Оно и уляжется себе потихоньку... А я еще подложу... Изголодал совсем!

Жена бывшего жокея отлично помнила, как под конец скакового сезона становился похожим на тень ее собственный муж. Когда уж очень "веса гонял", случались и голодные обмороки. И этот такой же - черный, жилистый, все косточки наружу... Ну как не подкормить паренька?

- Отдохни уж, Сереженька, раз отпуск... Петр Иванович вернулся за стол, неся в руках большую самодельную папку.

- Петр, дай поесть человеку! - решительно воспротивилась жена. - И сам закуси! Выпил ведь...

- И закусим, и еще выпьем... Дерби не каждый день выигрывают. - Коньяк определенно добавил Петру Ивановичу жизни. - Наливай, Сережа. Теперь за Заказа... Он заслужил!

Все дружно выпили. Даже хозяйка, обычно не уважавшая крепких напитков, свою рюмочку осушила до дна.

- А хорош коньячок! - улыбнулась она, заедая "Двин" домашним салатом. - До семидесяти еще не дошел!

За едой Петр Иванович постепенно повеселел. Когда супруга понесла со стола посуду, он даже крикнул ей вслед:

- Лидунь, ты нам, может, еще кофейку к коньячку сделаешь? Пировать так пировать!

- Тоже мне, графья выискались, - долетело в ответ. - Может, вам еще сигары подать? Сейчас, только в Париж сбегаю...

Петр Иванович рассмеялся, придвинулся поближе к Сергею и взял наконец в руки папку.

- Смотри...

На стол легли какие-то графики, диаграммы и поверх всего - большущий лист ватмана, весь исчерченный не вполне понятными линиями.

- Это генеалогическое древо Заказа, - стал рассказывать тренер. - Когда он в мое отделение от вас поступил, чувствую - не понимаю чего-то. То Уж Цыбуля над ним трясется, как над хрустальным яйцом, а то вдруг ко мне - на второстепенный ипподром. Не-е, думаю, шалишь, неспроста это! Мало ли что посредственно скачет!.. Стал я тогда на досуге родословную Заказа разрисовывать, и глянь, чего обнаружилось...

Сережа уставился на огромный лист бумаги, испещренный прямоугольниками, в каждом из которых стояла кличка какого-нибудь из предков его Кузи. И самым первым, что бросилось ему в глаза, было изобилие англоязычных имен. Некоторые из них гремели несколько лет назад на весь мир. То есть Сергей вообще-то знал - происхождение у Заказа было неслабое. Но чтобы настолько...

- Ты помнишь? - услышал он голос Петра Ивановича. - Был в Америке такой знаменитый скакун Секретариат. Как мы говорим, трижды венчанный. Все самые престижные скачки Америки выиграл. Только на призах более миллиона долларов своим хозяевам привез... Самого его продали почти за семь миллионов. А рожден он был вот от этих родителей...

Петр Иванович указал на несколько прямоугольничков, нарисованных в разных местах ватмана.

- Его суперскаковые гены проявились вследствие кросса двух знаменитых американских линий - Неарко, через Назрулу, а потом через Боулд Рулера... и Карусо - через бабку Секретариата, Императрис...

- Мужчины, кофе готов! - подала голос Лидия Николаевна. - Складывайте-ка свои бумажки, не то залью!

Петр Иванович с Сережей подняли головы, отсутствующе кивнули и снова уставились в ватман.

- Помнишь, Серега, купили мы кобылу в Лабинском заводе? От Энтерпрайза?

- Это вы про бабку Заказа? Кумушку?

- Про нее самую. Так вот, Энтерпрайз - тоже внук Назрулы. А Кумушку искусственно осеменили привозной из Англии спермой. Помнишь? Первые опыты после поездки Цыбули в Ливерпуль? Мать того жеребца, чью сперму использовали, - вот она, Виннинг Кэролс, и - видишь? - она тоже несла в себе кровь Назрулы. Даже дважды. В очень дальнем инбридинге. И получилось, что в крови матери Заказа очень много генов Назрулы. Но это еще не все...

- Ребята, я наливаю. Остывает ведь!

Петр Иванович не глядя отодвинул ватман чуть в сторону, освобождая место для чашек.

- Теперь смотри сюда... вот отец Заказа. Мало того, что в его крови по материнской линии сплошной Норсерн Дансер... Тоже, кстати сказать, трижды венчанный! Так еще и его дед по отцу, знаменитый Сир Тейлор, от той же самой Императрис - бабки Секретариата. Понял теперь, что Цыбуля задумал? Второго Секретариата, только нашего, российского, вырастить решил! Вот чего ради за спермой мороженой в Англию мотался... А гнедым Кузька вышел потому, что в рыжем Секретариате мать на экстерьер и масть сильнее влияла, а в Кузьме - Назрула. Его генный акцент сильнее сказался...

Мужики отвалились от ватмана. Глаза раскрасневшегося Петра Ивановича возбужденно блестели. Сергей скреб вихрастый затылок:

- То-то Дед над Каринкой так убивался... И жеребенка спасти просил...

Петр Иванович отхлебнул кофе, восторг исследователя в его глазах медленно угасал.

- Вот я и ждал... когда же Секретариат в Кузьке проснется. Ну и... дождался... Если бы ты знал, как я на него надеялся...

- А что ж вы нам никогда?.. Петр Иваныч, а?

- А не засмеяли бы меня, старого дурака? Щас, мол, прям тебе и Секретариат... в Сайске нашем занюханном... Теперь, как Цыбуля забрал его, все сразу на место и встало. Прав я был! Цены этому коню нет, Сереженька. Конечно, на заводе ему самое место. Жеребяток новых давать... Только как уж мне поскакать с ним хотелось... Кой-кому доказать, а то и нос утереть... Ведь всю жизнь второй... Не понять тебе...

- Мужички, вы давайте-ка по третьей и последней, - подала голос Лидия Николаевна. Пасмурный вид супруга явно беспокоил ее. - За коня вашего! Пусть ему кобылки одна другой краше... Пусть в жизни ему только гладкая дорожка под ноги стелется! Без камушков и без кочек! Чтоб не спотыкался никогда. Секретариат.... Надо же, кличку придумают...

В один самый обычный февральский день на конюшню влетел хромой Андрей с маточного отделения:

- Мужики! Аида! Поможете... У нас Каринка не разродится никак. Третий час мучается... Врач говорит - худо дело!

Повторять не понадобилось. Трое конюхов молча подхватили полушубки и ватники и заторопились к выходу из конюшни. Серега побежал вместе с ними.

Каринка лежала, вытянувшись, на полу просторного денника и тихо постанывала. Лошадиное тело казалось совсем плоским и маленьким, и только раздутый беременный живот вздымался горой. У окровавленного хвоста на коленях стоял совхозный ветврач. При виде вошедших он поднял глаза, лицо у него было мрачное и безнадежное.

- Воды поди уж часа два назад как отошли. И потуг нету почти... Уходит кобыла! - констатировал он.

Повисла тяжелая пауза. Мужчины молча стояли кругом, а Сережа почувствовал пробежавший по спине холодок. Каринка была ласковой и умной кобылой, да и здоровьем всегда отличалась отменным...

Вновь послышался тихий голос врача:

- Кесарить надо, пожалуй... Иначе и кобылу и жеребенка... Спиной плод идет. Пытался развернуть, да где тут... Жеребенок крупный, по сухому не получается... Что делать будем, мужики?..

В это время глухо бухнула наружная дверь, и все обернулись. По проходу в расстегнутом полушубке летел без шапки директор зерносовхоза Василий Никифорович Цыбуля. Мужики молча расступились перед ним, освободив вход в денник, где погибала кобыла.

- Ну? Что тут? - Дед Цыбуля едва переводил дух. - Серьезно?

- Не то слово, Василий Никифорович... - Ветврач встал на ноги и подошел к директору. - Решать надо... не то обоих потеряем.

Директор вдруг взорвался:

- Решать? Я, что ли? Ты ветврач, ты и решай!.. - Его лицо передернулось, он помолчал и спросил тихо, почти умоляюще: - Неужели Каринку спасти нельзя? Операцию там... Ты говори, лекарства, может, какие.. Чего молчишь?

Ветврач понуро смотрел на свои валенки.

- По моим понятиям, дядя Василь, можем только жеребенка спасти...

Директор хотел что-то сказать, но задохнулся и молча шагнул внутрь денника. Опустился на корточки, нежно погладил ноздри Каринки, и было видно, как дрожат у него руки. Он долго смотрел в мутнеющие глаза лошади... и наконец прошептал:

- Ты прости нас, маленькая... вон как оно получилось... Постарайся еще чуть-чуть, потерпи... Ради сынка своего будущего или дочери...

Кобыла глубоко и шумно вздохнула... Сереже показалось, что она даже приоткрыла глаза и взгляд их на миг просветлел, вновь стал живым и все понимающим...

Директор поднялся и тихо вышел из денника.

- Давай! Что ж теперь делать... - решительно сказал он врачу. - Только жеребеночка мне сберегите...

Дед Цыбуля быстро зашагал прочь, и Сергей нечаянно подсмотрел, как сильный, здоровый, крутой мужик украдкой что-то смахивал со щеки...

Доктор хлопотал с инструментами, делая Каринке укол за уколом, а потом высунулся в проход и сказал:

- Ребята, вы, там нож поострей приготовьте... Чтоб ей долго не мучиться...

Когда скальпель делал первый надрез, кобыла была под наркозом. Не под полным, под частичным. Наверное, она чувствовала боль, но лежала тихо, не билась, только стонала. Общий наркоз давать было нельзя - на лошадей он действует не всегда предсказуемо, не дай Бог, сердце остановится, пока жеребенок еще в плаценте. Тогда и ему тоже конец... Опытный врач действовал быстро, и вот на солому из развороченной материнской утробы вывалился белый блестящий мешок, в котором билась, сучила ножками новая и пока еще очень слабая жизнь. Короткий взмах скальпеля - и люди увидели непропорционально-угловатое, поросшее слипшейся шерсткой коричневое существо...

- Жеребчик, - подал голос ветврач. - Ух ты, ногастый...

Новорожденный не дышал - ему было незачем. Кровь умирающей матери все еще питала его, все еще стучала в пульсирующей пуповине...

Доктор прочистил жеребеночку ноздри, резким движением разорвал пуповину и слегка подтолкнул малыша под ребра. И - чудо!.. Настоящее чудо!.. Крошечные мокрые ноздри вдруг завибрировали, с каждым мгновением двигаясь все ритмичнее и ритмичнее, все увереннее совершая самые первые вздохи...

- Ну вот! - невольно улыбнулся доктор. - Хоть с этим порядок... Забирайте, мужики. На попону - и потащили в свободный денник. Сейчас мы с ним займемся... Вот только с матерью... Да идите живее!..

Притихшие мужчины вместе с Сергеем аккуратно переложили жеребеночка на попону и, взявшись за все четыре угла, аккуратно понесли в самый теплый и чистый денник.

Каринка лежала неподвижно, беспомощно вытянув шею...

Ветврач скоро появился в деннике, куда унесли новорожденного. Жеребенка обмыли, насухо вытерли и укутали потеплее.

- Серый, там у нас Кукла недавно ожеребилась, еще молозиво идет. Сбегай надои сколько сможешь. Наш-то есть скоро запросит...

Доить даже самую смирную кобылу - занятие не подарок. А уж Кукла была до того капризной и своевольной, что ни у кого и мысли не возникло пристроить к ней маленького сиротку. Однако Сергея она знала и доверяла ему, и через полчаса за пазухой у паренька уже грелась бутылочка с кобыльим молозивом. А еще минут через двадцать гнедой жеребеночек встал и неуверенно, на тонких заплетающихся ножках заковылял по деннику. Тыкался туда и сюда, искал мамку, искал ее теплое брюхо, ее щедрое вымя... искал и не находил...

Мамка была теперь далеко - на небесных лугах, где всегда светит летнее солнце, где вдоволь сладких трав и родниковой воды... Подумав об этом, Сергей - взрослый, отслуживший в армии парень - почувствовал, как защипало в носу. Он поспешно достал бутылочку и протянул малышу соску. Тот высунул язык, забавно почмокал и, словно распробовав попавшие в рот капли, сначала неуверенно, а потом все смелей начал сосать, смешно подталкивая бутылочку носом: давай, давай, мол, еще... вкусно! Вот так Сергей и стал "кормящей мамашей".

Жеребенка назвали Заказом...

Поначалу с ним пришлось повозиться. Не только стервозная Кукла - другие кобылы его тоже не приняли, кормить и воспитывать не захотели. Уж чего только не делали люди!. И в общий денник жеребят ставили, и одной щеткой чистили, чтобы перешел запах... все без толку. Так Заказа и выпоили из соски. Занимался этим Сергей, которого малыш сразу и прочно "назначил" на должность кормильца. Молодой жокей и не думал против этого возражать. Каждый день в предутренней темени он мчался на молочную ферму, самолично сдаивал у лучшей коровы литра полтора молока - и опять же за пазухой, чтоб не остыло, тащил на маточную конюшню. Там разводил до нужной кондиции, подслащивал и потом только давал Кузе. Жеребенок - это ведь вам не телок, ему другое обхождение требуется...

Кузя радовался Сережке, узнавал по шагам и встречал заливистым ржанием: мамка пришла!.. Сережа спаивал ему его завтрак и убегал к себе на отделение - работать. Благо и в его отсутствие Заказ без присмотра не оставался. На маточной конюшне трудились заботливые женщины, баловавшие сиротку.

Жеребенок, как все дети, подрастал незаметно. Особенно потому, что поначалу отставал от своих сверстников - какая еда способна заменить материнское молоко!.. Его даже гулять вместе со всеми не пускали. Кобылы почему-то дружно лягали его, не подпуская к своим жеребятам, а к вымени - и подавно. С Заказом гулял опять-таки Сережка. Жеребенок бегал за ним как привязанный. Прятался за Сергея, когда вдруг появлялась машина или еще что-нибудь такое же страшное. Они вдвоем часами бродили по ближайшим окрестностям, играли в пугалки и в догонялки, выискивали все новые и новые забавы...

Однажды Сергей сломал ветку, и любопытный жеребенок немедля потянулся к ней мордочкой, а потом, решив попробовать на вкус, взял зубами. Тут что-то отвлекло его, и он порскнул сломя голову прочь. Забытый прутик легонько хлестал его по груди. Обратив на это внимание, изумленный Кузька сперва попытался удрать от назойливого приставохи, потом запрыгал из стороны в сторону, так и не догадавшись просто открыть рот. Наконец он остановился, выгнул дугой шею и стал рассматривать обидчика, соображая, что же с ним делать. Прутик снова уперся ему в грудь. Жеребенок, сердясь, решительно топнул ногой и снова пустился вскачь... Сергей к тому времени валялся в траве, надрываясь от смеха. Новая игра понравилась им обоим.

Когда Кузька вырос и попал в тренинг к Сереже на отделение, жокей вместо прутика предложил ему подержать хлыстик, на что конь отреагировал точно как в детстве - потешно стегнул им себя по груди и резко, будто сердясь, топнул копытом...

...Сергей лежал на верхней полке в купейном вагоне и блаженно засыпал под размеренное постукивание колес, а по ту сторону незашторенного окна уплывали в чернильную августовскую темноту городские огни. Они отодвигались все дальше и дальше и постепенно сливались с россыпями звезд. И скакали, скакали над ними к Белой горе дивные крылатые кони...

Глава четвертая

ОЧЕНЬ ВАЖНАЯ ПЕРСОНА

Странные все-таки они, эти люди...

Старый гнедой конь медленно брел по вечернему лесу, низко опустив голову и опасливо принюхиваясь.

Его звали хорошим ласковым именем - Паффи. Он всю жизнь прожил рядом с людьми и очень хорошо изучил их повадки. Он всегда понимал, чего они хотели, всегда старался исполнить все их желания. Но сегодня... Как неожиданно его обидели, как неожиданно и жестоко. Он остался один, да еще и пребольно получил уздечкой по крупу. За что? В чем он провинился?..

Конь не понимал...

Место удара саднило. Было больно и горестно.

Впервые за двадцать лет своей жизни он оказался вот так предоставлен самому себе. Люди почему-то бросили его. Выгнали... Так неожиданно...

Случившееся никак не укладывалось в голове. За что? Почему?..

Быстро темнело. Солнце окончательно спряталось за кроны деревьев. Постепенно смолкли голоса птиц, стало сыро и холодно...

Лес готовился ко сну.

Конь остановился. Поднял голову и настороженно прислушался...

Тишина!

Мертвая, густая, тягучая тишина...

Он не привык к такой тишине. Сколько он себя помнил, рядом с ним всегда были собратья-кони. Они вздыхали и хрустели сеном в своих денниках, ссорились, ржали, переговаривались дружеским фырканьем... А здесь?.. Паффи сделал очередной шаг вперед... Под ногой хрустнуло. Он вздрогнул от неожиданности. Замер, снова прислушался...

Страх подбирался со всех сторон и гнал его неведомо куда и зачем. Его давно не кормили, но от всего случившегося даже есть не хотелось. Лишь изредка Паффи наклонялся и на ходу щипал скудные жесткие травинки, пробивавшиеся под соснами сквозь слой слежавшейся хвои. Вот если бы где-нибудь нашлось еще и ведерко с водой...

Он прожил всю жизнь в конюшнях и ни одной ночи не ночевал под открытым небом. Ну, может, только в детстве, маленьким жеребенком... Но тогда он был с матерью. А теперь...

И ведь еще вчера у него была совсем другая жизнь. Люди любили его, ласкали и холили. И никогда не наказывали... Наказывать Паффи было не за что: он знал и умел все, что следует знать и уметь скаковому, спортивному, прогулочному коню, а возраст дал ему спокойную мудрость. И люди его за это ценили. Они доверяли ему детей...

Каждый вечер, вдоволь напившись, неторопливо съев порцию овса и вкусного сена, он вытягивался на мягкой и теплой подстилке. Расправлял шею, поудобнее укладывал голову и безмятежно засыпал, даже не закрывая глаза. И только легкое подрагивание ног выдавало глубокий сон и те замечательные сновидения, которые приходили к нему по ночам. Чаще всего ему снилось детство - просторные пастбища и резвые товарищи по играм, с которыми он снова носился взапуски по зеленой траве... А еще...

...Паффи остановился и опять насторожил уши. Затем, подняв голову, втянул ноздрями дыхание легкого вечернего ветерка. Пахло лесом, только лесом, нагретым застоявшейся дневной жарой... Конь еще раз вобрал напоенный непривычными запахами воздух и неожиданно уловил новый оттенок. Совсем чуточку пахло водой. Озером.

Озеро - это вода! Там можно напиться!.. И конь, обходя бурелом и колючие кусты можжевельника, побрел навстречу желанному запаху.

...Его долго, нескончаемо долго везли в коневозе. Было жарко и хотелось пить. Очень хотелось. Но они все ехали и ехали, не останавливаясь... Потом машина свернула на грунтовую дорогу. Пассажиры коневоза - Паффи и огромная рыжая кобыла, спокойно стоявшая рядом, - поняли это по участившимся колебаниям пола. Они заволновались: конец надоевшему путешествию! Раз съехали с асфальта, значит, скоро разгрузка. И вот машина остановилась...

...Листья на деревьях ожили и зашептали, потревоженные резким порывом вечернего ветра. Совсем рядом жутко застонала расколотая молнией ель. Старый конь испугался и шарахнулся было прочь, но тут движение воздуха достигло его ноздрей, и озером запахло сильнее. Паффи немного приободрился и увереннее пошел на запах.

Спустя время лес начал меняться. Отступили сосны, стало больше берез и осин, дорогу то и дело преграждали разросшиеся кусты ольхи и орешника.

Продравшись сквозь очередную чащобу, Паффи вышел на небольшую полянку, обильно покрытую густой сочной травой. Он остановился, недоверчиво понюхал свою удивительную находку, осторожно попробовал стебелек... и с жадностью принялся есть. Ах, как вкусно!.. Чистая и свежая, в легком налете первой росы, с длинными, узкими, нежными листочками трава была до того восхитительно сочной и ароматной, что отступил даже страх. Конь ел и не мог наесться. Может быть, он все-таки заснул и во сне превратился в маленького жеребенка, пасущегося на зеленом лугу?.. Как давно ему не было так хорошо...

Он уже не чувствовал себя столь безнадежно одиноко в чужом лесу, накрываемом теменью. Так и простоял спокойно почти целый час, не сходя с места и не поднимая головы от пушистой зелени. Наконец он Утолил первый голод и решил оглядеться...

Оказывается, вокруг стало еще темнее.

Паффи в который раз насторожил чуткие уши: а что, если?.. Если прямо сейчас раздастся человеческий голос и его позовут ?.. Домой, в знакомый денник, туда, где светло и тепло?..

Но нет... Никого... Ни вблизи, ни вдали... Только тишина...

- Выводимся!.. Выводимся!!. Шаман, пошел!!!

Сергей взвился на ноги и бросился в дверь, на ходу хватая одежду. Он проспал, он безнадежно проспал!.. Сейчас старт, а он, стыд и срам, заснул в конюховке... и притом нагишом. Как могло такое случиться?..

Сережа как следует очнулся почти на пороге комнаты, уже успев просунуть одну ногу в трусы и одновременно путаясь в майке. Только тут сонная одурь начала его покидать, и он со стыдливым облегчением убедился, что куда-то бежать вовсе не обязательно. Ипподром растаял вместе с остатками сна: он был в отпуске. В Санкт-Петербурге.