Чтение 4–й страницы книги ~Северная Пальмира~

К назначенному времени в Гладиаторскую школу Всеслав опоздал. Когда вышел на учебную арену, гладиаторы уже заканчивали разминку. Слав спешно переоделся и стал разминать кисти рук, потом локтевые суставы и плечевые. Потом перешел к прыжкам - одну ногу вверх, потом другую, удары в воздух. Платон в углу однообразно молотил кулаками по кожаному мешку в человеческий рост. Двое молодых ребят пытались сесть на поперечный шпагат, но у них не получалось. С оружием никто не работал.

Сократ подошел к Всеславу, тронул за плечо:

- Ты, случаем, не качался? А то к нам каждую осень являются штук десять мясистых ребят.

- Вы таких не берете?

- Диоген всех берет. Мясо тоже бывает полезным - может защитить от меча. Хотя и похуже доспехов. Отсекут кусманчик с груди или плеча, зато сам уцелеешь.

Диоген хлопнул в ладоши:

- Всем покинуть арену. Ждите в экседре. Буду вызывать по одному.

- Нам что, не дадут потренироваться друг с другом? - спросил Всеслав у Элия.

- Друг с другом? - переспросил тот. - Нет. Иногда такое позволяют в школе. А как только вышел на арену, больше никаких совместных тренировок. Зачем противнику знать заранее, на что ты способен? У Диогена специальные бойцы для таких тренировочных поединков. Обычно - ветераны.

Всеслав залился краской, как девица, - каким дилетантом он выглядел в глазах прочих!

- Не переживай. В первый же день на арене все увидят, каков ты боец. - Перегрин улыбнулся. Была в его улыбке неприкаянность, столь знакомая самому Всеславу. - И помни: для гладиатора главное то, что дано природой.

Служитель выдал всем легкие пластиковые нагрудники и шлемы.

- Всеслав! На арену! - выкрикнул Диоген, приоткрыв дверь. - И поживее!

Против Всеслава вышел старый боец. И хотя лицо противника было скрыто пластиковым забралом, а корпус бойца закрывали пластиковые доспехи, опытного поединщика сразу можно было отличить по скупым и рассчитанным движениям. Всеслав взял тупой тренировочный меч и легкий прозрачный щит. Выгоды от этой прозрачности, в принципе, никакой - ты видишь противника, но и он видит тебя. У ветерана щит был матовый. Всеслав ударил. Попал, разумеется, по щиту. Вновь ударил. Пам! - отозвался пластиковый щит. И тут же Всеслав едва не получил удар по голове - в последний миг успел отшатнуться. Пам! - вновь отозвался вовремя подставленный щит.

Да что ж это такое! Всеслав попытался ударить по ногам.

- П-пам! - грохнул тупой меч по пластиковому шлему Всеслава.

И следом, как приговор, короткий окрик Диогена:

- Достаточно.

- Это случайность! - крикнул Всеслав ланисте.

- Не сомневаюсь. - Диоген повернулся к нему спиной, давая понять, что разговор закончен.

Всеслав выбежал назад в экседру взбешенный, все еще сжимая в руке свой тупой меч.

- Я же могу! Могу драться! Лучше других! - заорал он и рубанул пустоту. - Ну, кто хочет со мной потягаться, а?

- Погоди до завтра, - хмыкнул Сократ. - А дома потренируйся. Попрыгай на скакалке. Помогает. Очень помогает, советую.

- Прекрати издеваться! - Всеслав был взбешен.

- Я серьезно. Вон, хоть у Марка Аврелия спроси.

- Скорость реакции - прежде всего, - отозвался Элий.

- Какая же может быть скорость при твоей хромоте?!

Элий не ответил. Сделал шаг назад. И вдруг подпрыгнул в воздух и нанес два удара ногами по воображаемому противнику. У Всеслава отвисла челюсть. Он сам, при всех своих физических данных, ничего подобного не умел.

- Как это у тебя получилось? - выдохнул юноша.

- Мне кажется, будет честным предупредить, что моя хромота не делает меня слабее, - только и ответил Элий.

- Невероятно... - прошептал Всеслав.

Ярость его давно прошла. Но внутри остался какой-то противный свербящий комочек.

Всеслав подался вперед и зашептал:

- Научи меня драться. Я ведь не учился в гладиаторской школе. Так, немного позанимался в одном месте, потом в другом. Меня же убьют. В первом бою. Научи, а?

Римлянин пожал плечами:

- За день? - Он решил, что Всеслав неудачно шутит.

- А что такого? Покажи какой-нибудь особый прием и...

- Всеслав, это не смешно.

- Что мне делать?

- Откажись. Расторгни договор.

- Ни за что! - Всеслав отвернулся. Убьют - и не будет больше ни побед, ни ошибок. Убьют - значит, Оккатор победил. Значит, так и надо.

- Ты воевал? - спросил Перегрин.

- Я, как идиот, потащился на Калку. - Всеслав рассмеялся кратким смешком. - Понимал, что не надо, что ничего не выйдет. И все же пошел. Надеялся на чудо. Ведь кому-то везет, так?

- Тебе повезло, что ты не погиб, - сказал Перегрин и добавил после заметной паузы: - И не попал в плен.

- Это точно, - согласился Всеслав. - Рок сильнее богов, ну а людей - подавно. Это рок нас ведет. Заставит - станешь рабом и будешь ползать на коленях. Прикажет - выйдешь на арену гладиатором. И с этим ничего не сделаешь. Ну разве что как тот германец, о котором писал Сенека. Всадить себе палку в горло и умереть, лишь бы не идти на арену на потеху толпы. Вот и весь выбор нашей жизни.

- Сколько же тебе лет, Всеслав?

- Двадцать три.

- Откуда ж такой мрачный взгляд на жизнь? - Элий улыбнулся. Парень этот ему нравился и одновременно вызывал неприязнь. Он как будто двоился...

- Неудачник я, - сокрушенно проговорил Всеслав.

- И в чем же твоя неудача?

Всеслав огляделся (не слышит ли кто) и сказал шепотом:

- Больно мне. Сердце разрывается. Я гладиатор, но не буду исполнять желания. Никогда. Как другие исполняли. Им повезло. А мне - нет. Не успел. Та, настоящая арена кончилась, - Всеслав говорил это, все больше злясь неведомо на кого - то ли на друга своего Перегрина, то ли на себя.

- Кто сказал тебе такую чушь? Если гладиатор сражается на арене, он должен исполнять желания. Иначе он становится убийцей. Это закон, и другого я не знаю.

- Исполнять желания? Ха-ха... "Людям не стало бы лучше, если бы исполнились все их желания", - процитировал Всеслав Гераклита и самодовольно усмехнулся - ему самому очень понравилось, как он ловко ввернул цитату. - Впрочем, нынче желания не исполняются. Странно... прежде гладиаторы исполняли на арене желания и не убивали ради этого. А мы ничего не будем исполнять, но прикончим друг друга.

- Ты собираешься убивать? Ты хочешь убивать? - живо спросил Элий.

Всеслав скривил губы:

- Я могу.

- Ты очень хотел поступить в Академию художеств?

- Теперь не помню... Кажется, очень. Знаешь, у художников есть такое правило... Когда картину пишешь, сначала надо широко раскрытым взглядом смотреть - распахнуть глаза и как бы весь мир обнимать. "Коровий" взгляд называется. А потом прищуриться и всякие мелочи замечать. Так вот и в жизни так: каждодневно зрение свое меняй - то весь мир взглядом охватывай, то мелочи примечай.

Всеслав сразу заметил, что этими словами он римлянина поразил. Тот долго молчал, а потом спросил как-то очень серьезно:

- А ты бы смог вынести такое испытание, какое другим не под силу? Совершенно немыслимое.

Всеслав растерялся на секунду. Хотел даже пошутить. Но вместо шутки ответил почему-то шепотом:

- Я не очень сильный. То есть могу... Но не больше других. - Стало вдруг стыдно за то, что он такой средний, ничем не замечательный. - Вообще-то я Рим люблю, - пробормотал он торопливо. - Больше всего на свете. Меня даже Филоромеем прозвали.

Вот если бы они с Перегрином стали друзьями, тогда бы... О, тогда бы Всеслав такое смог!

- Перегрин, я рад, что ты оказался у нас в Северной Пальмире, - сказал Всеслав почти торжественно. - Без тебя я не знаю что бы делал. И помни: мое истинное прозвище - Филоромей.

А в груди, в том месте, где раньше он чувствовал согревающий жар, вдруг сделалось пусто и холодно, будто Всеслав проглотил кусок льда.

III

Всеслав вышел из школы, не дожидаясь остальных. Проклятый комок в груди не проходил.

Гладиатор остановился посреди улицы, поправил на спине сумку с амуницией, огляделся. Рядом никого не было. Всеслав закатал рукав, извлек из ножен кинжал и полоснул по руке. Кровь брызнула. Он приник к ране и стал пить. Ему казалось, что пьет он не кровь, а огненную жидкость из Флегетона - пламя разбегалось по жилам, в ушах стучало. Он наконец оторвался от раны, вытащил платок и прижал к порезу. Будто пьяный, зашагал дальше. Ноги двигались легко, какая-то внешняя неведомая сила вела его. Он вдруг подпрыгнул, как Элий час назад, и нанес невидимому противнику два удара - молниеносных и сокрушительных. Разумеется, обронил платок. Неважно! Кровь уже почти не шла из пореза. Зато теперь Слав бы мог уложить любого. Или почти любого. А что если вернуться в школу к Диогену и...

Нет, он не станет возвращаться. Он подождет до завтра.

ГЛАВА III

Игры в Северной Пальмире

(продолжение)

"Сегодня в амфитеатре Северной Пальмиры начинается сезон смертельных

поединков".

"Пожар в Библиотеке Академии наук. К счастью, погасили быстро. Но книги

изрядно попортились, а были в собрании Академии бесценные манускрипты.

В том числе прижизненный список истории Диона Кассия и рукопись книги

Гельвидия Приска, та, которую сожгли сначала, а потом по приказанию Гая

Калигулы (и добрые дела творил сей император, пока не сошел с ума)

восстановили. Драгоценные свитки хранились в герметичном тезариусе за

стеклом, так ведь во время тушения какой-то недотепа разбил тезариус, и

рукописи залило пеной. Теперь архивариусы заказали хранилище из

небьющегося стекла. И так всегда: делают тезариус, когда все сгорело..."

"Акта диурна", 8-й день до Ид сентября1

Амфитеатр в Северной Пальмире не шел ни в какое сравнение с Колизеем. Был он куда меньше, современной постройки, с конструкциями из бетона, открытыми каркасами, пластиковыми сиденьями. На полах - дешевая фабричная мозаика, колонны, правда, с облицовкой, но простенькие, в этрусском стиле. Ложи здесь занимали не сенаторы, а просто богатеи: те, кто мог позволить себе купить места в первом ряду. Да это и понятно: в Северной Пальмире никогда не проходили игры Большого круга, а только отборочные или показательные бои. На этой арене не исполнялись желания. Здесь демонстрировались ловкость и жажда успеха, жестокость и трусость, наглость и страх. Но крах прежней системы уравнял все амфитеатры - малые с большими, римский Колизей с провинциальными смотрильнями. Сейчас и в дальней колонии можно поставить на какого-нибудь громилу, вооруженного боевым топором, и выиграть сотню-другую сестерциев.

Громила, вооруженный топором, в очередной раз зарычал по-звериному, замахнулся, ударил и... рухнул на песок. Его противник, рыжий здоровяк, отскочил в сторону и теперь стоял, перекидывая меч из одной руки в другую, дожидаясь, пока обладатель топора соизволит подняться. Но громила не торопился - то ли ждал подходящего момента, то ли просто отдыхал. Немногочисленные зрители на трибунах свистели на разные лады. Но бойцы не обращали на свист и вопли никакого внимания - ведь их жизнь не зависела от милости зрителей.

Всеслав остановился в проходе между трибунами, наблюдая за ареной.

- Платон дурачится, - сказал Перегрин, подходя сзади. - Но он недостаточно ловок, чтобы быть беспечным. Я утром на "детских" представлениях немного разогрелся. Так что сейчас, надеюсь, буду в форме.

Утренние представления в самом деле были для детей - гладиаторы сражались либо деревянным, либо пластиковым оружием и не били в полную силу. Тут у Элия, гладиатора старой школы, привыкшего щадить противника, было несомненное преимущество. Всеслав подумал, что, несмотря на свою хромоту, Элий наверняка понравился детям.

- Ну и как? - спросил небрежно Всеслав. Он пожалел, что не пришел на "детский" поединок хотя бы для того, чтобы посмотреть, кто на что способен.

- Эмпедокл имел глупость выйти на арену без шлема. Теперь сидит в куникуле, держит пакет со льдом на лбу и после обеда выступать не будет.

Всеслав засмеялся. И вдруг его взгляд остановился на человеке в римской тоге, сколотой золотыми фибулами.

- А что делает здесь куратор Академии художеств? - с наигранным изумлением воскликнул Всеслав и весь подобрался, будто хищник перед прыжком. От знакомой ненависти захолонуло в груди.

- Видимо, приходит ради изучения красоты человеческого тела, - предположил Элий.

- Так вот почему его умирающий гладиатор получился таким реалистичным! - прошептал Всеслав. - Он его, можно сказать, с натуры ваял.

Платон уже успел подняться, и теперь противники кружили по арене, не атакуя.

- Сходить за минералкой? - предложил Всеслав Перегрину.

И будто ненароком оказаться рядом с Иваром и...

- Погоди. Сейчас бой кончится. Сократ победит.

- По-моему, они будут возиться еще полчаса.

И тут Платон пропустил удар по корпусу. Нагрудник защитил. Но от удара Платон пошатнулся. И тут же клинок Сократа вошел между сочленениями наручей. Платон медленно осел на песок.

- Вставай! - заорали на трибунах. - Хватит валяться! Вставай, лентяй!

По белым пластмассовым наручам текла кровь. Распорядитель торопливыми перебежками направился к гладиаторам - посмотреть, достаточно ли серьезна рана для прекращения боя. Платон отстегнул наручи, демонстрируя глубокий порез. Он ругался сквозь зубы, но многим казалось, что недостаточно убедительно. А Сократ тряхнул рыжей гривой, расхохотался, похлопал противника по плечу и что-то шепнул ему на ухо. Как они так могут? Сражаться и дружить? И не испытывать... ненависти...

Почему Всеслав опять подумал о ненависти? Нет, не подумал - почувствовал. Говорят, гладиаторы слышат зов арены. Неужели это и есть ее зов?.. Всеславу стало не по себе. Его вдруг стала трясти крупная дрожь - так ему стало нехорошо. Если кто-то увидит, решит, что юноше страшно. Но это вранье. Он не боится. Ни капли. Только противно. Муторно... все внутри переворачивается. Он чувствовал, что сегодня ему придется убить. Но почему - не знал.

- Лентяй! - кричали Платону с трибун, однако уже без прежнего азарта.

Не дожидаясь решения распорядителя, зрители потянулись к выходам - ожидался перерыв, и надо было занять очередь к окошечку, чтобы получить выигрыш - большинство ставило на Сократа.

- Победил Сократ! - объявил распорядитель.

Два дюжих санитара вытащили на арену носилки. И хотя Платон мог бы и сам доковылять до куникула, ему устроили торжественный вынос. Гладиаторы всегда преувеличивают свои раны.

- Пора идти, - сказал Элий. - Перерыв короткий.

На пустой арене два служителя в костюмах Меркурия разравнивали песок. Шуршали метелки. Один из служителей, сдвинув на затылок шлем собирал в ведро комья красного от крови песка.

Всеслав не боялся крови. Все-таки шесть раз защищал честь с оружием в руках. Пусть не смертельные раны наносил, но... в том, шестом поединке, вспоминая который он каждый раз содрогался, удар Всеслава выбил противнику глаз. Тогда он обрадовался, что не осквернился убийством.

А теперь его все чаще охватывало сожаление, что не убил в тот раз.

Противник... Смешно называть гладиатором этого румяного мальчишку с соломенными волосами. Неумеха. Новичок. Втройне обидно, если Всеслава одолеет этот сопляк. Как его звать? Парнишка ударил. Всеслав отбил меч без труда. Новый выпад - и вновь атака юнца отбита.

"А ведь неплохо!" - похвалил сам себя Всеслав и мысленно самодовольно усмехнулся.

Никогда не дрался он так прежде. Меч будто сам летел, предугадывая удары, и всякий раз отражал любой выпад мгновенно. Две минуты Всеслав только защищался. Пока новичок, устав, не открылся, будто нарочно для удара. И Всеслав сделал выпад. И, уже начиная движение, понял, что может убить. Вернее, не может, а наверняка убьет. И хочет, и жаждет. И лишь в последний миг он сумел отвести руку - будто не свою, а чужую, ибо рука по-прежнему желала разить насмерть. И ударил плашмя.

Мальчишка рухнул на песок без сознания. Но жить остался. Пощадил его Слав.

"Как же так? Я его ненавижу? - подивился гладиатор Сенека. - Как Ивара? Его-то за что?"

И опять стало муторно на душе, будто обнаружил он в себе тайную и страшную болезнь. Может, ненависть плодится в душе, как зловредный вирус? Может, она заразна?

"Я не убил его..." - повторял Всеслав.

Но не радовался этому, а как будто оправдывался.

"Еще не смог... не смог... сегодня не смог..."

Прежде чем уйти в куникул, он совершил круг почета. Но потом, вместо того чтобы вернуться в куникул, юный гладиатор Сенека рванулся к боковым проходам и прошел на трибуну. Правилами это было запрещено. Но он плевал на правила.

- Ну как, Мессий Ивар, я тебе понравился сегодня? - нагло ухмыляясь, спросил Всеслав, садясь на скамью рядом с куратором Академии художеств. Вытянул ногу так, чтобы куратор не мог проскочить мимо.

- Да... неплохо... очень даже... - пробормотал куратор академии и хотел подняться. От соседства с гладиатором ему сделалось не по себе. Но Всеслав ухватил его за тогу и силой усадил на скамью.

- Сегодня было мало крови... слишком мало... но вскоре ее будет больше. Ты придешь еще? - спросил Всеслав, улыбаясь.

Куратор судорожно сглотнул.

- Так придешь?

- П-приду... - На лбу Ивара выступили капли пота. Куратор явно трусил. А в груди Всеслава будто прыгал, веселясь, бешеный маленький зверек.

- Очень хорошо. Я жду. А если не придешь... Я приду к тебе. - Всеслав оскалился. - Ты же знаешь... гладиаторы неподсудны. Им все позволено. Или почти все.

Ивар облизнул пересохшие губы:

- Это ты изувечил Венеру?

- Возможно. Иногда приходит такое время... когда хочется... посчитаться за обиды. За все обиды. Ведь это я должен был написать "Последний день Помпеи". Я. А ты меня этого права лишил...