Чтение 4–й страницы книги ~Владение~

- Благодари богов, что не на тебя!

- Ну! Мальчик красивый!

- То-то твой бычок ему отсчитает!

- Уже! Побоится госпожи!

- Сказала! Ежели его сама привечает, быть тебе подружкой красноглазого!

- Хи-хи! Ничего он без моего хотения не сделает! Я обученная!

- Ножик возьмет - сделает!

- Что ты такое страшное говоришь!

- А что? Первый день ты тут, что ли? Про отца его, хозяйкиного мужа, еще и не то говорили. Кабы нас с тобой при нем купили, ты б поскромнее была!

- То тебя купили! Меня жрецы отдали. На семь лет.

- Вот и сиди тихо! А то возьмет тебя красноглазый и... - Подруга тихонько пошептала ей на ушко.

- О! Алори, не надо! Итак ночи от страха не сплю!

- От страха ли? - засмеялась Алори. - Поспешим! К ужину опоздаем - до темноты ничего не получим! - И обе побежали к Веселой Роще, где стояли домики дворни.

Подступивший вечер высветил искры созвездий, потускневшие, когда луна выкатилась из-за края неба и поплыла по самоцветному Пути Мертвых. Свет луны не проникал через плотные кроны Веселой Рощи, не смешивался с оранжевым пламенем костров, не отступал перед ним, как перед сиянием множества масляных ламп внутри и снаружи дворца. Непроницаемы слоистые кроны даже для солнечных лучей. Зато под ними там и сям пляшут длинные веселые языки, уходит к черным листьям копотный дым. Веселая Роща! Крики и смех смешиваются здесь с насмешливым бульканьем розового вина.

Санти ходил от одного костра к другому, от компании к компании, везде приветствуемый и нигде не замечаемый.

Отблески красного пламени прыгали на обнаженных телах. Сочилось над огнем, на черных жаровнях, пряное мясо. Запах вина, земли и женщин смешивался с дымом костров.

Одинокий и печальный бродил Санти по Веселой Роще. Смотрел вверх, на освещенный снизу полог листвы, трогал живые колонны стволов. И показалось ему, что он спит и вот-вот проснется в своей комнате, услышит ровное дыхание отца, посвистывание ящериц, дальний, дальний шум моря...

"Неужели этого никогда не будет? - подумал юноша, и тоска сдавила его горло. - Ни чудесного нашего дома, ни ощущения свободы. Не будет предвкушения вечера среди друзей, не будет Мары, ее волшебно пахнущей кожи, ее рук, ее быстрого-быстрого шепота? Ничего не будет?"

- Пожалейте меня, боги! - взмолился Санти. - Не оставьте одного!

И, словно отозвавшись на эту просьбу, чья-то рука опустилась на плечо юноши. Санти оглянулся с надеждой... и отпрянул. То была рука воина, приведшего его в замковую тюрьму.

"Беззубый!" - вспомнил он, увидев щербатый роя солдата.

Воин был пьян, но держал Санти крепко.

- Не бо-ойся, ягненочек! - пробормотал он, глупо ухмыляясь. - Пойдем, поболтаем немножко! - И он потащил Санти в тень деревьев. Юноша рванулся и ударил солдата кулаком в дыбящееся лицо.

Воин еще шире растянул рот - удар Санти его позабавил.

- Пойдем, пойдем, - невнятно бормотал он. - Ты славный, ягненочек! Ты понравился Беззубому. Понравился...

Санти размахнулся, но воин поймал его руку, потянул к себе...

- Игрунчик! - прошепелявил он нежно. - Шалунишка.

Темная фигура возникла у него за спиной. Быстрый удар - и плечо Санти освободилось.

- Не тревожься! - сказал тот, кто ударил. Санти не видел лица говорившего - только силуэт: ближайший костер был за его спиной.

- Тебе не нужно даже подавать голос. Подожди немного - и все уладится.

Два человека подхватили обмякшее тело Беззубого.

- Что с ним будет? - спросил Санти. - Он невежлив, но я не хотел бы, чтоб из-за меня кто-то пострадал.

Воин ничего не ответил. Он лишь приложил руку к груди и исчез в темноте.

Оглушительный взрыв хохота донесся откуда-то слева. Веселая Роща привыкла к тому, что ее обитатели иногда исчезали.

- Итак, за мной наблюдают, - понял Санти.

И, как ни странно, мысль эта не была неприятна ему. Больше того, он перестал чувствовать себя одиноким.

Юноша подошел к ближнему костру. Сидящие вокруг подвинулись, освобождая место. В руку ему вложили кружку, наполненную теплым вином, на колени - завернутый в лепешку, остро пахнущий кусок жареного мяса. И больше не обращали на юношу внимания. Но Санти было довольно того, что есть. Он глядел на пляшущее пламя, и слова шевелились у него внутри, как новорожденные щенки.

Заканчивался его четвертый день во Владении соххоггои Нассини. Длинный-длинный день...

Глава пятая

Было это в давние времена. Даже маги немногое знают о них. А рассказывают так:

Пятеро гнали одного. Гнали, как степные псы преследуют жертву свою: неустанно, неотступно. И не исконной добычей пятерых был один: единокровником им - по рождению, сотрапезником - по обычаю. Чем навлек он погоню? Сие неведомо. Но день за днем, месяц за месяцем топтали пятеро одинокий след. Семь рек миновали они, семижды семь холмов. Семижды семью семь раз взошло над ними солние. Дожди ли, воды ли быстротекущие смывали след - вновь отыскивали его неистовые.

Изнемог беглец. Пал на землю. И пала в одночасье ночь на бурые чаши Юга. Воззвал гонимый: Тур! Тур Быкоглавый! Без меры мощь твоя! Отврати от меня человеческий гнев! Укрой от казни беспощадных!

Как сказано, в давние времена было это. Не отрешились еше боги в Небесных Чертогах от воплей смертных. Услышал Тур, бог Сильный. И даровал: обратил вопиющего в дерево многолиственное.

Что же до гонителей пятерых, шли они за ним поступью скорой, упорной. В час ночной, в час отдохновения не искали они покоя. Но пришли туда, где обрывался след. И сказали тогда друг другу: ляжем тут; говорит след, что изнемогла жертва; взойдет солнце - настигнем!

Разожгли костер, свершили позднюю трапезу, легли и уснули.

Гонимый же, властью бога справедливого измененный, стоял над ними и размышлял. Вспоминал тяготы свои, страх свой, отчаяние... И обуял его гнев. Мирен облик древесный, но сила ненависти - велика. Простер он ветви свои, обвил спяших и умертвил - выпил сок жизни.

Возрадовался. Воззвал: Тур Быкорогий! Верни мне прежнее! Свободен я!

Услышал его Тур, взглянул и огорчился.

- Выпил ты сок жизней их, - сказал, - и ненависть их, зло их отошли к тебе. Если бы принял ты смерть от рук их, участь такая была бы для тебя лучше нынешней. Нет тебя более прежнего! Будешь ты теперь днем стоять недвижно, древу подобный, ночью же, терзаемый жаждой, будешь, как тварь животная, искать поживы. И если найдешь - оплетешь ветвями, погубишь, как погубил ты гонителей своих - в угоду их ненависти!

Сказал - и сделалось. И поныне - так. И если застанет тебя ночь в гибельных южных краях - бойся древа, чьи листья - цвета крови яремной, а ветви подобны рукам человечьим, кожи лишенным. Помни - одно лишь спасет тебя: меч острый и Тура Справедливого властное имя! Забудешь сие - умрешь.

Конгская сказка

Дворец возвышался над Санти, отбрасывая на площадь огромную тень, иссеченную пятнами света. Главные врата его были обращены на запад, в сторону Закатных гор, а два неровных крыла изогнулись на полмили к Полудню и к Полуночи.

Дворец был творением тысячи безумных зодчих. Арки, башни, галереи, балконы. Переходы и наружные лестницы, соединяющие этажи невероятными переплетениями. Колоннады под самой крышей и башенки, будто фаллические символы, вознесшиеся на каменных столбах в десятки локтей высотой. Лепка, мозаика, полотнища флагов, барельефы и острые шпили. Пятна ярчайших цветов были разбросаны по громадному строению. Сон сумасшедшего. Фонтаны и водопады, перетекающие с этажа на этаж... Он походил на храм, этот Дворец. Но каков же бог, которому возведен подобный храм? Бог Хаоса, безумный, отталкивающий и прекрасный одновременно, бог, который вне понимания, но не выше чувства. Дворец соххоггоев, воплощение полной свободы, настолько полной, что и от самой свободы он освобожден. Воздушный и тяжеловесный. Яркий и угнетающий, он правил Владением больше, чем любой из его хозяев.

И даже нынешняя Владычица не сумела с ним совладать. От старого кормчего Санти знал, что Нассини переделала все, оставленное ей мужем. Окрестности Дворца разделили правильные линии аллей, парадная площадь была освобождена от бесформенных обелисков, уничтожен был Сад Любви и Сад Пыток - излюбленные детища ее мужа, Спардуха. Нассини посадила свои сады. Но неизменными остались десятки квадратных миль заросших лесом холмов и этот дворец, который один возвышался над серой стеной, опоясывающей Владение. Из окон башенки Санти можно было увидеть парк, Веселую Рощу, поселок, за ним - поля и луга, на которых паслись стада коров и овец, фруктовые сады и виноградники. Земля Владения кормила и поила полторы тысячи его обитателей. Но возделанная часть была совсем маленькой в сравнении со всей огромной территорией Владения. Четыре часа требовалось всадникам, чтобы, измотав пардов, объехать снаружи серую стену и вновь возвратиться к центральным воротам, единственной бреши в этой стене.

Санти услыхал за спиной тихий плеск и причмокиванье. Он обернулся, и глаза его расширились от изумления. На низеньком столике у восточной стены стоял совершенно необычный зверь. Ростом он был немного крупнее обычной кошки, но выглядел в точности как настоящий пард, только совсем маленький. Взрослый пард, а не какой-нибудь детеныш! Полосатая голова зверя была опущена в чашку с недопитым кофе. И - боги! - он преспокойно лакал его, подергивая коротким, будто обрубленным хвостом.

Санти сделал шаг, и зверь, подняв морду, уставился на него. Ну нет, это точно не детеныш! Морда самая разбойничья! Поперек шла длинная узкая плешь, половины уха недоставало - настоящая морда старого боевого парда. Только вся голова - не больше ладони!

- Ну? - спросил зверь. - Что уставился?

Рот Санти открылся. Не потому, что он хотел что-то сказать.

- Дрянной кофе! - заметил зверь. - Надеюсь, в следующий раз будет получше.

- Ты... кто? - наконец выдавил из себя Санти.

Зверь сел, вытянул заднюю лапу и несколько раз провел по ней черным языком. Потом перемахнул на окно, задрал обрубок хвоста и пшикнул наружу желтой струйкой.

- Ну и влип ты, паренек! - промурлыкал он. - Ладно, до скорого!

И пропал.

Обалдевший Санти потер глаза. Зачем-то подошел к столу и заглянул в чашку. Кофе, определенно, стало меньше. Ну и что?

"Пригрезилось!" - подумал юноша и отправился завтракать.

Тренировочное поле было посыпано белым мелким песком, который рабы каждый час обрызгивали водой. Часть поля лежала в тени старого вяза, простершего мощные ветви на десятки шагов. Но воины упражнялись в основном на открытой части - солдату нужна выносливость. Впрочем, выносливость выносливостью, а большинство солдат все же предпочитали для тренировок утренние часы, когда солнце еще не печет в полную силу.

Санти нравилось приходить сюда после завтрака. Ему нравилось наблюдать за точными и быстрыми движениями, за игрой мускулов, напряженных, перекатывающихся при каждом взмахе меча. Нравилось глядеть, как взлетают и падают ловкие тела всех оттенков кожи, когда воины тренируют мышцы и глаз на вертикальных и горизонтальных брусьях. Снарядов же для упражнений здесь было великое множество. И они постоянно пополнялись. Каждый новый воин, а в страже Владения служили лишь лучшие из лучших, прибавлял что-нибудь свое.

И все же самым ярким зрелищем были поединки. Воины сражались палками, шестами, реже - специальным затупленным оружием. И уж совсем редко - настоящим боевым. И ни разу Санти не видел, чтобы кто-то получил увечье. Бойцы слишком хорошо знали свое дело.

Настоящий воин владеет любым оружием: будь то волнистый крисс конгая - "бегущее пламя", топор омбамту, копье или арбалет. Но у каждого есть излюбленное. Чаще всего это были прямые обоюдоострые конгские мечи из дорогой дымчатой стали. Но ценились и кривые легкие, с паутинным узором гурамские сабли. А некоторым по душе были и тяжелые широкие мечи Хольда.

Каждый воин был по-своему хорош, но Санти сразу приметил того, кто не знал себе равных. Санти видел его прежде и знал, что воин - десятник Внешней Стражи. Помнится, юноша удивился: десятник был на голову ниже своих подчиненных. Но, увидев его в поединке, Санти перестал удивляться. Два гурамских кривых клинка в его длинных руках порхали, как крылья ящерицы-медовницы.

Сейчас десятник сражался одновременно с тремя воинами. Он был босиком, в коротких черных штанах. На смуглой груди - бляха-амулет. Иссиня-черные волосы собраны в пучок на затылке. Руки, перевитые жгутами мускулов, были на пядь длиннее, чем руки его рослых противников. Подвижный, как капля ртути, неутомимый, как дикий степной пес, десятник метался между тремя противниками. На каждом из них была легкая кольчуга и боевой браслет на левой руке. На головах - легкие шлемы без забрал. Вооружены они были прямыми конгскими мечами. Не боевыми, затупленными. Но и таким мечом можно было запросто изувечить человека без доспехов. Эти трое были опытными бойцами, но гурамиди играл с ними, словно змея с лягушкой. Он водил их, кружил, путал так, что его соперники постоянно оказывались друг у друга за спиной. Они сталкивались, мешали один другому, а десятник прыгал, нырял, уворачивался и все время дразнил противников, комментировал каждое неловкое движение, каждый промах... Для опытного воина обидно, когда его поучают, будто юнца. Еще обиднее, если поучения справедливы. Десятник хотел рассердить их - и у него получалось. Воины свирепели. Их движения становились менее точными. Вот один из них едва увернулся от колющего удара товарища - и осыпал его ругательствами. Десятник издевательски захохотал. На его гладком, блестящем от пота теле не было ни единой царапины. Зато сам он при случае не упускал возможности оставить красную черточку на незащищенной щеке или ноге. Конгские мечи с шумом рассекали воздух. Пожалуй, теперь удары наносились всерьез. Лица солдат покраснели, грудные клетки вздымались под кольчугами. Сабли в руках десятника тихонько пели, то сливаясь в два сплошных веера, то замирали, вспыхнув отраженным пламенем солнца. Поединок затягивался, и с десяток солдат уже глазели на сражающихся, подзуживали, бились об заклад... Дело становилось нешуточным. Три воина, забыв об осторожности, рубили, как мясники. Десятник вертелся волчком на кривоватых ногах. Вот его сабля скользнула под подбородок широкогрудого мечника и разрезала кожаный ремешок. Шлем упал с головы и покатился по песку. Зрители завопили и затопали ногами. Тем временем второй воин едва не отсек руку самому десятнику, но тот успел уклониться и даже чиркнуть острием по предплечью нападавшего.

- Я напишу на тебе твое имя, красавчик! - завопил десятник радостно. - Как тебя зовут, а? Крысолюб тебя зовут? Длинно! Слишком длинно - у тебя не хватит крови. Давай напишем просто: крыса! А?

Обиженный бросился на десятника, но с тем же успехом он мог атаковать воздух.

На площадке появился Начальник Внешней Стражи Сихон. Зрители опасливо покосились на командира: вдруг ему не понравится, что они бездельничают. Но Сихон и сам увлекся зрелищем схватки. Постепенно лицо его приняло озабоченное выражение. Он опасался за десятника. Случайный или неслучайный удар по незащищенному телу - и воин получит травму. Сихон видел, что трое атакующих именно этого и хотят. А ловкий коротышка сам подставляет себя под удары, чтобы в последний момент уклониться. Этим он еще больше распалял противников.

Сихон не хотел останавливать схватку, но боялся, что кончится она нехорошо.

- Довольно! - крикнул он зычным голосом. Сражающиеся не отреагировали. Трое не услышали, а четвертый подмигнул ему, продолжая играть мечами.

- Равахш! - взревел Сихон. - Шуорд! Довольно!

Десятник тут же воткнул меч в песок и выскользнул из-под носа очередного противника. Он отбежал на несколько шагов и остановился. Его соперники бросились на него: они решили, что это очередной трюк Шуорда.

- Разорви вас демоны! - зарычал Сихон. - Довольно, я сказал!

Солдаты наконец пришли в себя.

- Пять плетей каждому - за скверный слух! - приказал Сихон понурившимся воинам. - И по две - за нерасторопность!

Зрители заржали. Сихон мгновенно обернулся к ним:

- Вы, ленивые бараны!..

Солдаты тут же разбежались по снарядам. Десятник подхватил мечи и уже снова вращал их в воздухе.

- Не устал, Шуорд? - спросил его Сихон.

- Нет, командир! - весело отозвался десятник.

- Позвеним?

- Не стоит, командир. - Шуорд многозначительно посмотрел на бредущих в сторону Дворца трех воинов. Сихон тоже посмотрел на них и погладил рукоять меча.

- Пожалуй, ты прав! - сказал он. - А вечерком, без лишних глаз?

- Всегда рад, командир! Люблю сражаться! Все равно с кем: хоть с этим сосунком. - Он кивнул в сторону Санти.

Юноша покраснел. Мечи в руках Шуорда без устали выписывали замысловатые кривые.

- Но с сильными - люблю больше. Например, с тобой, командир.

- Ты льстишь, Шуорд! - сказал Сихон. - Я слишком много командую. Слишком мало служу стали.

- Старое дерево крепче! - засмеялся десятник.

Санти пригляделся к нему и понял, что ошибся, решив, что Шуорд молод. Сухощавое телосложение обмануло юношу.

Сихон пошел дальше, на другой конец поля, а длиннорукий десятник продолжал размахивать мечами. Он вертелся, прыгал, кувыркался через голову, падал, вставал. И все это время клинки в его руках сверкали, как спинка медовницы на солнце.

Санти решился. Он перемахнул через перильца, окружавшие поле, и окликнул десятника:

- Шуорд!

Воин мгновенно остановился. Мечи замерли в воздухе: левый - в прямой руке, острием вперед, правый - за спиной. Шуорд походил на статуэтку.

- Что, малышок?

- Ты сказал: готов сражаться даже со мной. Давай! - твердо выговорил юноша, хотя желудок его провалился на самое донышко туловища.

- Хой! - Шуорд хлопнул себя саблей по плоскому животу. - Отлично, малышок! Лови!

И бросил клинок острием вперед. Санти еле успел увернуться. Меч воткнулся оголовьем в песок в трех шагах от юноши.

- Боишься железа, малышок? - крикнул Шуорд.

Санти молча поднял саблю из песка. У нее была удобная костяная рукоять и расширяющийся к острию клинок из сероватой, с паутинным узором, стали. Санти взмахнул оружием... И едва не выронил его. Казавшаяся с виду такой легкой, сабля была весьма увесистой. Санти еще несколько раз взмахнул ею, уже осторожнее. Он старался подражать движениям воинов, но у него получалось не слишком ловко.

- В стойку, в стойку, малышок! - Шуорд танцующей походкой двигался к нему. Санти сделал шаг навстречу и рубанул воздух.

Шуорд едва коснулся клинка клинком - и сабля вырвалась из руки Санти. Юноша отпрянул, поднял оружие. И снова воин вышиб у него саблю. Раз за разом Шуорд повторял одно и то же движение, и каждый раз Санти оказывался обезоружен.

- Кланяйся, малышок! Кланяйся! - смеялся Шуорд.

Вокруг опять собрались солдаты. Все что угодно, только бы не оплывать потом под жгучим солнцем.

Каждое падение сабли сопровождалось унизительными комментариями. Санти терпел. Ладонь его горела, пот тек ручьем, но он чувствовал, что вот-вот распознает прием, которым пользовался десятник. И распознал! В следующей атаке чуть повернул лезвие, и клинок Шуорда не зацепил его клинка. А Санти уколол десятника в грудь. То есть хотел уколоть, потому что Шуорд снова выбил саблю из его руки. Но зато на этот раз ничего не сказал. Санти вспомнил, как он описывал клинком восходящий полукруг, и попытался повторить движение. Шуорд отбил удар еле заметным взмахом. На этот раз сабля осталась в руке Санти. Зато на животе его появилась кровоточащая царапина.

- Знак доблести! - рассмеялся Шуорд. - Теперь каждый твой удар будет отмечаться так.

Санти рассердился. Больше того, он перестал бояться стали, перестал бояться десятника.

"В конце концов, он слишком хороший воин, чтобы меня убить!" - подумал юноша. И прыгнул вперед...

Очнулся юноша лежащим на мокром песке, лицом к белесому небу. Он был весь мокрый: кто-то облил его водой. Громоподобный хохот зрителей сотрясал воздух. Голова гудела. Санти потрогал рукой макушку и обнаружил там быстро растущую шишку. Собрав все силы, юноша встал, но, чтобы не упасть снова, ему пришлось опереться на саблю. Новый взрыв хохота потряс воздух.

Шуорд исподлобья поглядел на окруживших их солдат. Глаза десятника наливались кровью. Он и Санти были окружены гыгыкающими, хлопающими себя и соседей здоровенными парнями, которым сам Равахш за приятеля. Низкорослый десятник переводил взгляд с одной гогочущей ряшки на другую, и Санти увидел, как набухают жилы на его коричневой шее.

- Ублюдки! - вдруг заревел Шуорд. Да так, что Санти вздрогнул: не ожидал, что у десятника такой мощный голос. - Паскудные выблядки хуридских шлюх! Ну, что стонете, как беременные жабы? (Тут он был не прав: солдаты перестали ржать и даже подались немного назад. ) Ну, кто из вас молодец? Ну, выйди! Если я не вышибу тебе меч первым ударом, можешь отрезать мне яйцо! А вышибу - отрежу оба! Ну, выйди кто не трусит? Ну, что ж вы не гогочете, помет облысевшей овцы!

Он упирался взглядом то в одного, то в другого, но воины прятали глаза, смущенно переминались с ноги на ногу. Да, они были бойцы. Да, они не знали страха. Но, великий Тур, они знали Шуорда! Тихо-тихо разбрелись они, кто куда, и Санти с десятником остались вдвоем. В глазах у юноши уже не двоилось. Шишка на голове болела, но не больше, чем кисть правой руки. Он был готов продолжать, но Шуорду надоело возиться с ним. Он взмахнул оружием - и сабля Санти взлетела в воздух. Шуорд поймал ее левой рукой, прямо заклинок, перехватил.

- Все, малышок! - сказал он. - Иди поиграй.

- Можно мне еще как-нибудь... - нерешительно попросил Санти.

- Поглядим.

- А можно я немного посмотрю?..

Воин пожал плечами:

- Смотри. Ты человек... вольный! - и ухмыльнулся.

Санти перелез через оградку и уселся в тени. Послюнив палец, он стер кровь с живота.

Шуорд, подвижный, как капелька ртути на гладком столе, снова вращал мечами. Какими легкими казались они в его руках!

Глава шестая

Одни рождаются магами, другие ими становятся. Но никому магический дар не дается просто так. И ни один маг не властен отказаться от своего дара. Посмей он - и трижды проклянет судьбу прежде, чем умереть. Маг вправе выбрать лишь одно: отдаться ли Алчушим Силы или примкнуть к Братству Света. Или же выбрать одиночество. Но иным не дано и этого выбора.

Фахри Праведный Эдзамский.

"Происхождение магов и божественная сила волшебства"

Парда закончила пить и одним прыжком вымахнула на заросший жесткой травой берег. Обрадованный детеныш заплясал вокруг. Санти направил парду вдоль озера. Они обогнули его с левой стороны, двинулись напрямик, через голубой луг, усыпанный желтыми цветами.

На траве, скрестив ноги, сидели две девушки. В пяти шагах от них, в деревянном станке, брюшками вверх, были привязаны четыре темно-зеленых паука, каждый - размером с кулак. Четыре почти невидимые нити протянулись от них к бамбуковым палочкам в руках девушек. Между пауками и девушками стояло глиняное корыто с жидкостью. Все четыре нити протягивались сквозь погруженные в жидкость кольца.

Девушки непринужденно болтали, а пальцы их неутомимо наматывали паутинный шелк. При появлении Санти они мгновенно умолкли, переглянулись и захихикали.

Юноша подъехал поближе. Детеныш подбежал к корыту, ткнулся было носом и тут же отскочил, фыркая. Девушки захихикали погромче.

- Привет, - сказал Санти со спины парды.

- Привет, привет, - отозвалась та, что побойчее. - Ты проезжай, красавчик, нам с тобой говорить нельзя.

- Почему? - осведомился Санти.

- Не положено!

Вторая захихикала.

Санти тоже засмеялся и наклонившись в седле легонько ущипнул первую за ухо.

- Нет так нет, сладкая!

И сдавил коленями бока парды.