Чтение 4–й страницы книги ~Отражение птицы в лезвии~

В мерцающем свете факелов, старик, с черной повязкой на лице, сидя на каменном троне, выслушивал своих подданных. Временами он опускал сухую руку в чашу с водой и смачивал лицо под повязкой.

Покушение на короля не удалось. Но был позитивный момент. Его люди доложили о том, что чудовище в замке действительно существует. Слепой страшно улыбнулся, и нашарив в складках мантии каменную фигурку медведя, поставил её на край чаши.

Аттон. Аттон сделал все, чтобы приблизить этот момент. Мальчишка так походил на своего отца... И это становилось опасным. Посылая его к ограм, он знал, что никто лучше него не справится с этой задачей. Даже его отец, отправляясь к нелюдям, заметно трусил. А Аттон - скала. Он безукоризненно выполнил свою часть работы. Но, у него появились сомнения... Как когда-то, они появились и у его отца. Слепой знал это, он чувствовал эту семью, как самого себя. Оставалось еще одно, самое важное дело.

Он вытащил из мешка связку тонких кожаных шнурков и бросил на пол пещеры перед троном.

- Возьми это послание, - Слепой обратился к стоявшему рядом человеку с незапоминающимся плоским лицом. - Отправишь это в Виест. Птица-Лезвие будет в городе через десять-двенадцать дней. Проследи за связным. Он знает, что к нему направляется человек из Норка. Особо не высовывайся, это территория Гайсера. Проследи, чтобы Птица-Лезвие получил послание лично в руки. Отправь послание Монтессе, чтобы подготовил бумаги, для беспрепятственного прохода через Бадболь. Все... - старик сошел с трона, поднял с пола приготовленный мешок с едой, и направился в глубь подземелий...

В ближайшем городишке, Аттон купил лошадь, теплую куртку и посетил цирюльника. Цирюльник долго и без умолку болтал, рассказывая о пришедших с востока новостях. Аттон, расслабившись в бадье с теплой водой, внимательно слушал. Из рассказов цирюльника выходило, что нелюди уже вырезали половину королевства и вот-вот будут в Бадболе. Впрочем, сам он свято верил в несокрушимость дружины своего славного герцога, и поэтому не собирался бежать в более спокойную и удаленную Прассию. Когда Аттон, не спеша покидал городок, поглаживая ладонью по гладко выбритым щекам, его нагнал мальчишка.

- Господин цирюльник велел передать! - оборванец кинул ему кожаный мешочек. Аттон заглянул внутрь, и бросил мальчишке медный карат.

- Передай господину цирюльнику, что его брат открыл торговлю сукном, прямо у дома градоначальника в городе Маэнна, и приглашает его в долю... Запомнил?

Мальчишка закивал головой и прижимая к груди монету, побежал, насвистывая, к городку. Аттон вытащил из мешочка бумаги, внимательно просмотрел их и улыбнулся. Потом поднял голову и оглядел хмурое осеннее небо. Нужно было торопиться.

Фарелнский тракт заполняли крестьянские и купеческие повозки. Холодная осень подгоняла людей промозглым ветром и на разбитом тракте возникали ссоры и драки. Аттон спешил проехать сцепившиеся колесами телеги, вокруг которых, в грязи и навозе, обильно покрывающих дорогу, барахтались выясняющие отношения караванщики. Порой тракт перекрывали бесконечные стада овец и коров, и тогда приходилось пробираться краем, сквозь густой мокрый подлесок. Двигаться в одиночку было намного быстрее, а полученные от цирюльника бумаги существенно облегчали продвижение, когда приходилось натыкаться на разъезды бадбольской дружины. Имея на руках торговые поручения в банк Сигизмунда Монтессы, подписанные самим герцогом, можно было, не опасаясь продвигаться до самых границ с Прассией. К вечеру, Аттон, разогнав кнутом стадо худых, грязных овец, заполонивших дорогу, а заодно и треснув по зубам здоровенного пастуха, выбрался к небольшой деревеньке и сразу же наткнулся на постоялый двор. Почистив и накормив коня, он вошел в мрачный, закопченный зал, и с блаженством вдохнул запах готовящейся пищи. Он не ел толком уже так много времени, что перестал даже обращать внимание, на ноющую боль в животе.

- Великий Иллар! Зайчатины и побольше! И пива! И что там у вас еще есть...

Он швырнул серебряный карат в хозяина и спихнув на пол какого-то замызганного бродягу, уселся за скособоченный грязный стол. Хозяин поймал на лету монету и тут же бросился на кухню. Аттон внимательно осмотрел зал. Несколько крестьян и небогатых купцов спешно отводили глаза, а сидевший в углу здоровенный детина, по виду наемник, покосился на стоявший в углу боевой топор. Один из пустующих столов и часть стены были залиты чем-то темным и вязким, по-видимому кровью. Крови было много, даже на потолке. Кое-где были видны следы тряпки, так, как будто кто-то пытался навести порядок, но раздумал и бросил безнадежное занятие. Хозяин, плешивый и кривоногий, с огромным синяком на скуле, поставил перед Аттоном блюдо с дымящимся мясом и бадью с пивом. Аттон кивнул в сторону кровавых пятен:

- Что же это, у тебя милейший, не трактир, а бойня какая-то... Ты, что, подлец, барана здесь разделывал?

Хозяин опустил белые глаза и пожал худыми печами.

- Здеся, господин, вчерась душегубство страшное произошло...

- Душегубство, говоришь... Что же тут, пилой человека кромсали, что ли?

- Нет, господин. Пришел вчера странник, с тракта... По виду монашек, невысокий такой, щуплый, в балахоне... Рыбы, значиться, заказал - Хозяин опасливо покосился на огромный боевой нож, которым Аттон разделывал мясо. - А там, - он показал на залитый кровью стол, - сидел господин купец Теуш Гонза, по кличке Пробка, шибко, значит, богатый купец. Сидел он там со своими ребятами, эти так, плюнуть только - вор на воре, зарезать за здрасьте могут. Пробка, он Пробка и есть. Как эти места проезжает - пьет, как джайлларский свин, упокой его грешную душу. Говорил, значит он много, это... Ну... Богохульствовал очень... Он, пьяный, страсть какой ругатель. Мы, это, девок своих попрятали, от греха подальше... Ну, он это, дал мне в морду, ну еще крестьянину Сычу рубаху порвал... А потом заметил монашка и говорит: " Желаю, значить, святой церкви своего пинка дать, под самую её святую задницу" И велит, значить своим ребятам монашка хватать, чтобы при всех пинка ему отвесить. Ну и... - хозяин замолчал, потрогал здорово распухшую скулу и уставился на окровавленную стену.

- Что ну? - Аттон заинтересовался так, что даже перестал есть.

Трактирщик перевел взгляд на Аттона и беззвучно зашевелил губами.

- Ну? - повторил Аттон.

Трактирщик вздрогнул и забормотал:

- Ну пошли они хватать его, а он... Ну, в общем, порубил их всех, вместе с купцом... Глазом никто моргнуть не успел, да так, что и не разобрали потом, где чья рука, а где нога. Собрали все в кучу, да и зарыли...

- А монашек, что же?

- Расплатился по-доброму, за свою рыбу еще и сверху дал. А потом прыг на коня, только и видели. Герцогские, значить, вояки приходили, все головами кивали... Да что... Да как... А потом, энтого барбоса прислали, - хозяин кивнул на громилу в углу, - охранять таверну, значить. А он, паскуда, только жрет и пьет, и не платит ни хрена. А, что, супротив такого монашка таких обалдуев арион цельный надобен, не соображает... - Хозяин махнул рукой и пошел к стойке. Аттон посмотрел на охранника и ухмыльнулся:

- Эй, хозяин! Ты слышал, когда-либо, об обители Долгор?

Хозяин остановился и потер скулу:

- Нет, господин. Не слышал...

- Господа! - Молодой Император указал присутствующим на кресла. Россенброк уселся между Корроном и казначеем, и положил руки на кожаный бювар с бумагами. - Господа, я собрал военный совет, для того, чтобы выслушать ваше мнение, в связи с положением на наших восточных границах. По уверению господина канцлера, король Могемии и Боравии Венцель Четвертый перебросил свои войска с границ Империи в глубь королевства, в связи с нападением нелюдей на провинцию Тарр. - Коррон ехидно посмотрел на канцлера. - Я считаю, господа, что настал момент, когда Атегатт может расширить свои границы, захватив западные провинции Могемии и укрепившись на подходах к Барге. На последнем Форуме Правителей, король четко определил, что считает род Атегаттов своими врагами и не смирится с тем, что Императорская корона осталась в Вивлене. Я считаю, что расширение границ Империи входит в обязанности правящего Императора, и потому прошу вас высказать свою точку зрения, касательно этого вопроса. Господин канцлер?

Россенброк заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

- Я против нападения на Могемию, Ваше Величество! Существует явная угроза, что вся сложившаяся ситуация специально подстроена, для того чтобы оттянуть ударные силы Империи на восток, и обнажить наши западные границы. Осмелюсь напомнить вам, Ваше Величество, что еще не решена проблема в Куфии и Вилайяре, к тому же граница княжества Нестского вплотную подходит к границам Атегатта. Женой правителя этой горной страны является сестра вашего исконного врага Великого Герцога Аведжийского. Не стоит забывать и Латеррат. Латеррат имеет одну из сильнейших армий в Лаоре и нельзя скидывать со счетов такую угрозу. Помимо всего вышеперечисленного, Империя в данный момент находится в невыгодном экономическом положении.

- Я поддержу господина канцлера. - Патео смотрел на Императора со своей неподражаемой улыбкой. - Империя переживает трудные времена, и поддержка армии в такой войне потребует средств, которых у Империи в данный момент нет.

- А Имперский резерв? - Император, казалось, начал осознавать всю глубину проблемы.

- Использование Имперского резерва крайне нежелательно. Ваше Величество! Империю окружают враги. Если мы истощим до дна казну, может возникнуть момент, когда наши же войска кто-нибудь попробует обратить против нас же. Политика и так требует немалых расходов. Корона имеет долг банкам Троя, и по этому долгу мы расплачиваться. Задержки повлекут за собой соответствующие акции со стороны банкиров. А это может закончится блокадой. С банками не воюют с помощью армий, которые в свою очередь также содержатся за счет этих банков.

- Мой отец втянул Империю в вечную долговую яму...

- Твой отец разорил страну, сынок. И если бы не он, - Коррон указал пальнем на насупившегося Россенброка, - не видать бы тебе Имперской короны, как своих ушей! Я, ни на пол кривого хвоста самой жирной джайлларской свиньи, не смыслю в политике, но я привык доверять канцлеру, как себе, мой мальчик. - Коррон был единственным человеком в Империи, кто мог позволить себе фамильярно обращаться к Императору. - Россенброк предсказал мятеж в Барге и покушение на короля, да и много другого на моей памяти предугадывал этот старый прохвост. И если он говорит о том, что эта проклятая война будет кому-то на руку, то я ни на мгновенье не усомнюсь в его словах. Конечно, мой мальчик, ты можешь приказать напасть на пропойцу короля, и я, твой старый генерал сам поведу арионы в бой, и загоню могемцев вместе с треклятыми нелюдями и всеми, кто еще попадется под руку, хоть к Барге, хоть в Верейю, хоть к самому Зошке... Но, как стратег, советую тебе, мой мальчик, прислушаться к нам, старикам.

- Господа, мне ясна ваша позиция. Я обдумаю каждое ваше слово. Благодарю вас за совет. - Император, красный, как мальчишка, которого отшлепали за воровство конфет, повернулся и быстро вышел из зала.

- Как ты думаешь, старая куча навоза... - Коррон посмотрел на канцлера темными глазами, - он последует нашему совету?

- Конрад еще не так опытен, как его дед, но и не гак глуп, как его отец.

- Ты опять совершенно прав, старый хрыч. Я думаю, он понял, что еще не в состоянии принимать решения самостоятельно. Он будет великим Императором. Если доживет...

Аттон, в молчании, доел свое мясо и выпил последнюю лоханку с пивом. Ему нестерпимо хотелось лечь на лавку и задремать. Глаза отчаянно слипались, в голове противно шумело. Он был в дороге уже так долго, что начал забывать, что где-то существует дом и тишина одинокого жилища. После того, как он переночевал в сторожке охотника, на краю земли, все свои ночи он проводил под открытым небом. Его тишина была постоянно наполнена шорохом ветра, далекими шагами крадущихся хищников, тихим шелестом дождя. Временами он чувствовал себя так паршиво, что хотелось просто лечь и не вставать. Никогда. Ни за что. Но потом, ноющая боль от усталости проходила, и он шел вперед, как шел когда-то его отец, через тернии и трупы врагов.

Аттон открыл глаза и осмотрелся. Оказалось, он все-таки задремал. В закопченном и забрызганном кровью зале таверны уже почти никого не было. За соседними столами спали несколько проходимцев, видимо не имеющих денег на то, что бы оплатить комнату. В углу по-прежнему сидел охранник, и из-под приспущенных век, внимательно наблюдал за Аттоном. Хозяин, положив плешивую голову на стойку, с тревогой и страхом смотрел на кровавое пятно.

Аттон медленно поднялся, и не торопясь подошел к стойке. Сказав на ухо хозяину пару слов, незаметно отстегнул от цепи под накидкой половину золотого кольца. Лицо хозяина стремительно бледнело, да так, что синяк на скуле казался уже черным. Аттон повернулся к охраннику и поманил его пальцем. Тот встряхнул головой, словно пес, подхватил с пола топор и поднялся.

- Че надо?

Аттон многозначительно подкинул на ладони золотую монету и указал на выход. Громила улыбнулся щербатым ртом и пошел к дверям. Аттон перегнулся через стойку и заглянул хозяину в глаза. Под его взглядом тщедушный человечек съежился и обмяк. Обширную лысину покрыла испарина.

- Я понял, господин. Я все понял...

- Вот и прекрасно... - Аттон вышел во двор. Громила стоял у порога, положив топор на плечо.

Аттон шел прямо на него.

- Как здоровье епископа Аккарры?

- Чего? - опешил громила и тут же рухнул на землю от удара гардой в висок. Аттон подхватил бесчувственное тело под мышки и поволок за дом. Там он привел охранника в сознание парой оплеух и когда тот открыл глаза, слегка надавил ему острием ножа на горло.

- Ну и кто тебя сюда послал?

- Чего надо-то?

- Сложно все сразу объяснить... Да и не поймешь ты... - Аттон полоснул ножом по его руке. Громила завизжал, тонко как поросенок.

- Я сейчас буду снимать с тебя кожу, по кусочкам, пока ты не ответишь на мой простой вопрос...

- Меня послал сюда Джуппа Камень. Я был в его банде... Три дня назад прискакал человек, аведжиец. Камень называл его Щуколовом. Он дал Джуппе денег, приказал разослать по всем тавернам вдоль Хоронгских трактов людей, и платить за описание каждого, проехавшего в сторону Прассии, мечника по медному карату.

- За монахом поехал кто-либо?

- Да, господин. Двое. Но он убил обоих, и забрал их одежду.

- Хорошо. Ты неплохой парень и мог бы стать, к примеру, хорошим кузнецом. Но, увы...

Аттон перерезал ему горло и вытер нож об рубашку покойника.

Долгорский монах. Он шел перед ним через Пустоши. И теперь, по-видимому, торопится в Виест. Забавно. Но кого все-таки ищут аведжийцы? Уж не Аттона ли? Кто, из его связных, знал что его цель - Виест? Никто. Кроме Торка. Но его в расчет можно не брать. Даже тот, кто ждет его в Виесте, не может знать, куда он идет. Значит, ищут не его. Вообще на границах часто кого-либо ищут. Но, как правило, местные власти, либо охотники за головами. Имя Щуколов, Аттону ничего не говорило, но для охотника имя было как раз. Одни загадки. Чтобы прояснить ситуацию, нужен связной. А для этого необходимо скорее добраться до Виеста.

Аттон оседлал коня, подумывая о том, не стоит ли спалить за одно и постоялый двор. Но, серьезней поразмыслив, решил, что не стоит.

- Император не оставил свою идею напасть на короля? Вот и славно... Пусть мальчик пока играет в солдатиков, ему в дальнейшем это очень пригодится. Я думаю, что Коррон не даст ему скучать своими нравоучениями. Какие вести из Норка?

- Тихо, как среди топей Кары, господин канцлер. Граф, вместе с ректором увлеченно пьют, вторую неделю как... Банкиры пьют с промышленника Хоронга, Джемиус полагает, что обсуждается активность Аведжии на землях Прассии и Бадболя.

- Что-то слишком там все спокойно... Что еще?

- Господин канцлер! Через моего кузена Куддина, что торгует...

- Что торгует на рынке контрабандным исподним...

- Да, господин канцлер... Так вот, через моего кузена вам передали приглашение на встречу...

- Да? В прошлый раз это был Король Уртских контрабандистов, а позапрошлый - шаман кочевников... Кто на этот раз? Сам Зошка?

- Нет, господин канцлер. С вами хочет встретиться некто Кристофер Гир...

Россенброк очень медленно отложил перо. Потом, глядя на Ландо снизу вверх, прошипел:

- Что... Паук Гир? Он в Вивлене?

- Да, господин канцлер. Кристофер Гир в столице. Он просил встречи с вами, завтра, вечером, в Летней резиденции.

- Паук Гир в столице, а ты сообщаешь мне это так, словно читаешь приказ по дворцовой кухне! Старый болван... Весельчак! - Россенброк заорал так, что Ландо в испуге подпрыгнул. В кабинет влетел телохранитель и замер, в готовности выслушать любой приказ.

- Весельчак, найди полковника гвардии Краста. Взять людей, окружить дворец сплошным кольцом. Что бы не одна мышь мимо вас не проскользнула. Усилить охрану Императора. Прочесать сегодня весь Императорский парк. Живо...

Канцлер встал, отшвырнул трость и бормоча под нос, принялся ходить кругами по кабинету.

- Что же надо Гиру от меня? Почему он рискнул проникнуть в столицу, зная о моем к нему отношении? Ландо, случилось нечто, очень серьезное... Запроси все сведения из Латеррата, за последнее время и подготовьте Летнюю резиденцию к встрече.

От реки поднимался, свиваясь в упругие кольца, туман. В обнаженных ветвях деревьев глухо выли летучие коты. Туман оседал на грязно-желтые сморщенные листья кустов холодными каплями, наполняя сумерки тяжелым запахом старения и тлена.

Россенброк, утопая по щиколотку в багряных листьях, прохаживался по аллеям парка, зябко кутаясь в черный суконный плащ. В пяти шагах за ним, склонив большую, уродливую голову, брел Весельчак. Когда из мутных колец тумана показалась высокая, худая фигура, Россенброк остановился и счистил тростью прилипшие к сапогам листья.

Приближающийся к ним человек был необыкновенно тощ. Он шел как-то угловато, как будто состоял из разных, не стыкующихся частей. Все движения его напоминали танец марионетки, а кожаный балахон болтался так, словно надет был на бестелесный дух. Весельчак, глядя на него, издал кошачье шипение, и задышал канцлеру в затылок.

- Отойди, малыш. Этим ты его не испугаешь...

Человек, загребая худыми ногами листья, остановился перед ними и скинул капюшон. Россенброк внимательно вгляделся в узкое, напоминающее череп, обтянутый кожей, лицо. За двадцать с лишним лет, это лицо практически не изменилось. Те же огромные бездонные антрацитовые глаза, те же острые скулы. Быть может, лишь складка в уголках рта стала глубже.

Как и двадцать лет назад, Россенброк внутренне вздрогнул. Лицо это было ужасным.

- Мы не виделись двадцать лет, граф... - Человек заговорил удивительно красивым, глубоким голосом.

- Двадцать три года, Кристофер... Двадцать три года...

- Судя, по прекрасно сохранившейся памяти, я могу считать, что с тобой по-прежнему можно иметь дело...

- Ты все также нагл и циничен, Кристофер...

- А ты, все так же стар и брюзглив, граф.

- Два года назад, ты послал человека, чтобы меня убить...

- Ты делал это не раз, ну и что?

Россенброк смотрел на Паука Гира, и поражался, насколько точным было это прозвище. Во всей его фигуре, в лице не было ничего человеческого, ни капли... Это был паук во плоти.

- Думаешь обо мне плохо, граф?

- Нет. Я всегда удивлялся тебе. Ты талантливый политик. И, судя по тому, что ты здесь, в Вивлене, что-то произошло... Но что, Кристофер? Что привело тебя сюда?

Латерратец, казалось, не заметил вопроса. Он смотрел куда-то поверх канцлера, и бледное, как у покойника, лицо его было печальным.

- Это Весельчак? - Гир указал тонким, как соломинка, пальцем на телохранителя.

- Да.

- Наслышан. Он еще более отвратителен, чем я...

- Он сваанец...

- Неужели? Я считал, что их всех выбили... Здесь холодно, граф. Я не переношу холод.

- Конечно, пойдем в дом. Я думаю, что нам многое придется обсудить.

- Не будем вспоминать прошлое, граф. - Гир сидел у камина, и протягивал к огню свои белые, почт прозрачные руки с длинными ухоженными ногтями. - Я не для этого проделал столь дальний путь, в такое опасное время. Сейчас, я рад, что покушение не удалось, хотя два года назад, я рвал на себе остатки волос. - Он посмотрел на канцлера. Россенброк сидел в огромном кресле, закутанный в клетчатый плед, и неподвижно смотрел в огонь.

- Два года назад, я мешал твоему герцогу. Что же случилось теперь?

- Теперь? Я ехал по вашей земле, граф. Я видел улицы заваленные трупами умерших от чумы. Я видел горящие деревни, и людей, готовых от голода жрать друг друга.

- Неурожайный год, Кристофер. И не говори мне, что тебе жалко этих людей...

- Посмотри на огонь, граф. Разве он горит так, как горел когда-то? Разве туман был таким густым и страшным? Разве реки текут не по-иному?

- Ты мистик, Кристофер. Не понимаю, почему Великий Герцог столько лет терпит тебя...

- Мистик? Вполне возможно... По моей стране ходят странные люди и говорят о каком-то сбывающемся проклятии. Они не доживают до дыбы, перегрызают себе вены... Кто-то похищает старые кости из склепов...

- Кости, говоришь...

- Да, кости... Разграблены несколько древних усыпальниц, брали только ветхие книги и кости. И это странно, граф. Могилы грабят ради золота. Твои люди, тоже следили за теми, кто грабит могилы. Может, ты знаешь, зачем все это? Кто-то ворует кости, бередит умы черни страшными легендами, помогает лесным разбойникам деньгами и сведениями...

- У Империи столько проблем, Кристофер. Если я брошу все свои силы на поиски тех, кто грабит могилы, меня завтра же поволокут лошадьми по главной пощади Вивлена...

- Я знаю, граф, о твоих проблемах. Я вижу, что кто-то пытается втянуть Империю в войну...

- Ты умен. Я всегда это знал... Но у Латеррата тоже немало проблем, о которых знаю я. Против вас настраивают соседей, и может так случится, что это твою страну втянут в войну...

- Мы готовы к войне, но это сейчас не важно... Я отследил нити этого странного заговора, Все они тянутся в Империю.

- Ты хочешь сказать, что все нити тянутся в Норк?

- Да, граф. Все нити тянутся в Норк. И там обрываются... - Гир замолчал. На его лице, лице страшного насекомого, плясали огненные блики и канцлер, словно опасаясь смотреть в бездонные антрацитовые глубины глаз собеседника, прикрыл лицо ладонью.

- Меня тоже, и давно, беспокоит Норк. Но я не могу найти там источник этого беспокойства.

- Ты слышал легенду о Великом Торке?

- О ком?

- О Великом Торке... Один, из захваченныхнами, успел дотянуть до хорошей пытки. Он ничего так и не сказал, толком. Единственное что, по его словам, где-то существует некий Торк, то ли чародей, то ли просто талантливый мошенник... Так вот Торк этот, якобы желает освободить людей от страшного проклятия, которое заключается в том, что человечеством управляют, на самом деле, не люди. Что управляют нами какие-то ужасные чудовища...

- Посмотреть на тебя, не так уж он и не прав...

- Я единственный, из рода Тельма, оставшийся в живых, и ты это прекрасно знаешь. Так же, как может быть и твой сваанец. Нас, коренных жителей Лаоры, осталось совсем немного. Скоро останутся только проклятые аведжийцы...

- Никто не любит аведжийцев, даже их ближайшие родичи...

- Аведжийцы предатели, и это у них в крови... Они истребили всех Лен-гураи, чтобы доказать, что они такие же, как и вы. Ваши предки переняли наш язык, нашу письменность. Ваши правители носят имена наших древних вождей. Это мы научили вас выплавлять железо и бронзу, сеять пшеницу и разводить скот. А аведжийцы переняли вашу страсть к оружию и клановой зависимости. Это они, самые отсталые из нас, начали истреблять сначала нелюдей, а потом добрались и до вас. Даже Великий Зошка презирает аведжийцев, считая их ниже самых грязных кочевников Горенна.

- Хорошо, Кристофер... Я никогда не слышал ни о каком Торке, даю тебе слово канцлера. И в колдовство, я не верю. Хотя все истории с костями очень загадочны. Я считаю, что кто-то, пользуясь позабытыми легендами, пытается, с какой-то непонятной целью, столкнуть этот мир в пропасть. И в его арсенале, есть не только легенды. У него, или у них, есть деньги, влияние и источники информации...

- Это сила, граф. Сила, с которой нам придется считаться. А цель может быть только одна -Власть. Власть страха. Люди подвержены страху, как никто. Но сейчас, испугать кого бы то ни было, тяжело. Раньше, люди боялись драконов и мантикор. Но сообща справлялись с этим. Боялись церковь, но церковь давно исчерпала свой арсенал запугиваний. Сейчас, еще кое-где люди боятся Истребителей Зла, пыток и костров, но сидя в подвалах, они смеются над глупым архиепископом и завидуют его богатству. Люди не боятся Имперских арионов и Тайной канцелярии, Нет, конечно же, они боятся... Но нет того жуткого страха, что заставляет с криком вскакивать по ночам, и дрожать, обливаясь холодным потом, над каждой прожитой минутой. Но заставь человека поверить в то, что им правит жуткое чудовище, что каждый миг, прожитой им жизни - это подарок кровожадного зверя... И что, только ты один, способен отогнать этот ужас. Так можно покорить весь мир, граф! Избавители от страха - самые желанные правители...

- Мне кажется, Кристофер, что ты не одну ночь думал над этим. - Канцлер подождал, пока Весельчак подкинет дров в камин, и выйдет их зала. - Но ты пришел ко мне, прекрасно зная, что я могу не выпустить тебя живым. Значит, ты прибыл не для того, что бы напугать меня неясными кошмарами.

- Ты прав, граф. - Гир немного помедлил, и продолжил. - Ты прекрасно изучил меня за эти годы. Я прибыл с совсем другой целью. Латеррат заключил соглашение с Бантуей о поставках островных товаров через земли кочевников.

- Какой резкий переход от мистики к экономике. Ты был и остаешься деловым человеком, Кристофер. Я хотел бы иметь такого помощника как ты...

- Что? Быть в тени Великого Россенброка? Это не для меня... - Гир странно улыбнулся, обнажая крупные зубы с выступающими резцами.

- Амбиции, амбиции... Ну и что у вас там с Бантуей?

- Бантуе нужно торговать... Они живут за счет торговли, как архиепископ Дрирский живет за счет дураков. Аведжийцы, со своими проклятыми налогами сделали невозможным торговлю через Прассию и Данлон. И Атегатт, и Королевство, и Рифлер нуждаются в островных товарах. Но аведжийцы контролируют весь юг, кроме Прассии, отрезая нам всем основные торговые пути. Поэтому мы и заключили договор с кланами, о поставках в Империю, через таможни Латеррата.

- Значит, твой Герцог не захотел договариваться с Фердинандом?

- У нас на плечах висят Пинты и Нестс. Людей, населяющих эти страны и людьми-то можно назвать с большой натяжкой... Здесь позиции Фердинанда особенно сильны...

- Твой герцог боится, что Фердинанд напустит на вас варваров?

- Мой герцог не боится ничего... С тех пор, как получил по голове палашом забринского корсара. После этого страх из него просто улетучился, как впрочем, и многие другие чувства... Мой герцог, не боится ничего сейчас. Пока он у власти, ни одна собака не посмеет даже тявкнуть на Латеррат. Никто, из наших соседей, будь то Нестс, Пинта или Бриуль, не могут тягаться на равных с нашей армией. И эти слова не бравада, граф!

- Я знаю возможности вашей армии, Кристофер.

- Но моему герцогу полтораста лет. Он, единственный оставшийся в землях Лаоры, кто помнит, что когда-то были такие народы как Оммаи, Тельма или Сваан. Он единственный кто помнит первые Бриульские войны и нашествия кочевников. Он может умереть в любую минуту, даже сейчас, когда меня нет рядом... - глаза Гира тревожно заблестели. - Но может и пережить нас с тобой. Один из его предков дожил до двухсот четырнадцати... И ты знаешь, граф, что у герцога нет наследников... - Гир внезапно замолчал, словно выдал какую-то страшную тайну.

- Да, твой герцог, еще лет эдак сто двадцать назад, избавился от всех претендентов на престол.

- Мой герцог знает, что после его смерти, на западе Лаоры разразится невиданная война за обладание троном Латеррата. И наибольшие шансы в этой войне - у проклятых аведжийцев.

- Мне кажется, я понимаю тебя, Кристофер. Одно дело временный союз, другое - когда твоей страной станут править ненавистные тобою предатели...

- Ты понимаешь далеко не все, граф... Великий герцог Латеррата, Правитель Западных Границ, Наставник Ордена Рыцарей Иллара согласен признать Императора Лаоры, Князя Атегаттского своим сюзереном...

То, что сказал Паук, было настолько неожиданным, что Россенброк даже привстал в кресле. Глаза его широко раскрылись, а нижняя губа, совсем по-старчески задрожала. А, когда канцлер заговорил, то голос его больше всего походил на карканье старого ворона.

- Повтори еще раз, Кристофер Гир, то, что ты сказал. Титулы можешь опустить...

Аттон провел ночь в лесу. То была отвратительная ночь. Где-то поблизости бродила волчья стая, пару раз доносился рык какого-то страшного зверя, и всю ночь, не перестывая, шел дождь. На утро лег плотный туман, скрыв очертания даже ближайших деревьев. Туман клубился и стекал мутными волнами, скрадывая звуки. Из белесой мглы доносились непонятые шорохи и потрескивания. До самого тракта Аттон не выпускал из рук обнаженного меча.

Дорога, укрытая липкой молочной взвесью тумана, была пуста. Караванщики решили, видимо, переждать туман, опасаясь засад. Аттон пришпорил коня, намереваясь, сегодня же к вечеру достигнуть Виеста. Выше к перевалу, туман почти рассеялся, в просветах между деревьями показались далекие желтые холмы. Задул пронзительный холодный ветер. Лес, вдоль тракта, становился гуще, появились широкие разлапистые ели, хмурое небо, все чаще скрывалось за переплетением могучих ветвей.

От длительного переутомления, чувства Аттона притупились, бессонная ночь отзывалась тупой болью в висках, и поэтому, когда конь под ним резко дернулся в сторону, Аттон успел, лишь, кубарем скатиться в мокрые кусты. Конь пробежал еще несколько шагов и, захрипев, упал.