Чтение 4–й страницы книги ~Знакомтесь

- Это вполне объяснимо. Взрывы, дым, крики, вы были в шоке. Знаете, а вы уже герой. О вас все говорят. Наш канал - "новости-два" - дал о вас серию репортажей. Наш рейтинг - один из самых высоких на планете.

- Взрыв, - поправляю я.

- Что?

- Взрыв, не взрывы. Взрыв был только один.

- Это неважно, капитан, - отмахивается журналистка. - Прежде чем мы поговорим, не желаете чего-нибудь? Промочить горло, поесть?

- Я бы хотел одеться.

- Это легко устроить. Тем более, одетым вы будете смотреться более представительно. Одежду какого производителя вы желаете?

- Я... не знаю, - теряюсь я под напором этой непонятной дамы. - Я привык к комбинезонам. Летным или техническим. Удобная одежда. Тепло, сухо и снимается быстро. И еще ботинки.

- Понятно, капитан. Минутку, - и она что-то быстро диктует своей руке. Рука кашляет и отвечает: "Полчаса, Деми". А потом еще: "Деми, Ганс опять напился. Назвал медсестру в холле иммигрантской свиньей. А охранника - вонючим гастарбайтером. И дал в морду оператору".

- Какому? Кристиану?

- Нет, Бенедикту. Что мне с ним делать?

- Знаешь, сколько стоит взятка руководителю местной службы безопасности? Скажи Гансу, что он уволен. Разреши больничной охране вышвырнуть его так, как им нравится.

- Ясно, кхе-кхе, - кашель на руке Деми затихает. Она виновато жмет плечами.

- Люди совсем обленились. Слишком много иммигрантов. Никакого понятия о дисциплине.

- Я понимаю. Дисциплина - это главное, - говорю я, чтобы сделать даме приятное. Что-то отзывается в ней на эти бесхитростные слова. Я чувствую, как она становится более живой.

- Правда? Вы в самом деле так думаете?

- Ну да. На нашей базе сначала была дисциплина. Никто не пил и не дрался. Начальник базы так и говорил всем: "главное - дисциплина". А потом его выкинули с базы. Вместе с охраной. И начался бардак. Кругом сплошь пьяные. И санузел почистить некому.

- Вы просто в душу мне заглядываете... Юджин. Можно, я буду вас так называть?

- Конечно, Деми.

- А где находится эта ваша база? Что вы там делали? Если, конечно, это не закрытая информация, - спохватывается она.

- Нет, это гражданская работа. Данные не засекречены. В Солнечной системе. Старый списанный авианосец. Мы там восстанавливали экосистему Земли. Готовили ее к терраформированию.

- Той самой Земли? - удивляется журналистка.

- Какой той самой?

- Родины человечества?

- А... ну да. Той самой. Мы вылетаем вниз, сбрасываем бактерии и кораллы, чтобы росла суша и уничтожались излишки метана и углекислоты. Ну, и еще бомбим заводы иногда. Чтобы не засоряли воздух.

- Бомбите? Получается, там идет война?

- Не знаю. Наверное. Иногда нас атакуют. Бывает, в атмосфере. А бывает, даже и на самой базе. На орбите. Меня один раз даже сбили. Ну да мы им дали прикурить. Потопили несколько авианосцев. Теперь все стало проще.

- Нет, вы просто находка, Юджин! - восхищается Деми и садится на край моей постели. - Как это будет звучать! Вы только представьте: "герой войны за освобождение родины человечества спасает баронессу Радецки от смерти".

- Нет-нет, - протестую я. - Какой такой герой? Что вы такое говорите, мэм? Какой войны? Я ничего такого не говорил.

- Деми. Просто Деми, Юджин, - снисходительно поправляет меня журналистка. - Вы не волнуйтесь. Я немного увлеклась. Вы и представить себе не можете, какая вы сенсация! Вы станете знаменитым, а я получу "Хрустальный штырь".

- Чего хрустальный?

- Штырь. Высшая награда в области журналистики, - улыбаясь, поясняет Деми. Вблизи видно, какие безупречные у нее зубы. Белые, ровные. Гладкая кожа на высоком лбу. Ни единой морщинки вокруг губ. Но сами губы какие-то неубедительные. Тонкие. Холодные. Даже яркая помада не делает их сочнее.

- Получается, вы скажете неправду, чтобы получить выгоду?

Удивление, которое наполняет мою собеседницу, безмерно. Я чувствую это. Как будто стул, на котором она сидит, вдруг ожил и сделал ей комплимент. Или возмутился тем, что она его эксплуатирует. Тем не менее, она берет себя в руки.

- Что вы, что вы. Никакой лжи. Ложь - это непрофессионально. Главное в нашей работе - правда. Тысячу раз правда, какой бы она не была. Ну, и еще - правильно расставленные акценты.

Что-то не по себе мне от этих ее "акцентов".

- Собеседник неискренен, - предупреждает Триста двадцатый.

- Сам вижу. Что прикажешь с ней делать?

- Выбрать линию недотепы. Предоставить говорить ей. Узнать как можно больше об оперативной обстановке и местных обычаях.

- Триста двадцатый, мы не на войне, - укоряю я.

- Ты ошибаешься. Весь ваш мир - сплошная война.

- Ладно, будь по-твоему.

Деловитый русоволосый мужчина приносит одежду. Я принимаю хрустящие пакеты. Сажусь. Разворачиваю слои упаковки. Смотрю на журналистку. Прикидываю, можно ли одеться прямо при ней, или она обидится?

- Обнаружено записывающее оптическое устройство. Поправка - два записывающих оптических устройства.

И тут же из-за двери раздается: "Наш герой предпочитает скромную и практичную одежду военного образца. Одежда для экипировки предоставлена сетью магазинов специальной одежды "Запа". Хочешь мира - будь экипирован достойно. Никаких натуральных тканей. Только качественная сверхпрочная синтетика".

- Что это было? - интересуюсь я, задержав одеяло, которое собрался откинуть.

- Это? Так, небольшая рекламная вставка. Потом ее как следует обыграют в студии. Будет очень естественно.

- Меня снимают?

- Что? Нет, что вы. Как можно, - не стесняясь, врет журналистка.

- Это и есть ваши "акценты"? Две камеры в вашей одежде?

- Ах, это! - не смущается Деми. - Это рабочие съемки, они не идут в эфир. Когда вас будут снимать, я щелкну пальцами. Вот так.

- Все же отвернитесь, мэм, - отчего-то настроение мое стремительно падает. Не нравится мне эта скользкая рыбина.

- Конечно. Если вам так удобнее, - соглашается она. И тут же я вижу себя и ее любопытные глаза в большом зеркале.

"Наш герой чувствует себя более комфортно в привычном ему обмундировании. Черта настоящего имперского военного, предпочитающего униформу накрахмаленному воротничку".

- Какую униформу? Что он несет?

- Не обращайте внимания, - терпеливо улыбается Деми. - Теперь, если позволите, я задам вам несколько вопросов, хорошо?

И она щелкает пальцами, не дожидаясь ответа. Бормочет что-то себе в руку. Двери приоткрываются, впуская несколько жужжащих штук. Я помню - такие же снимали меня на Йорке. И с тоской думаю, что опять мне будут задавать глупые вопросы и вообще - выставлять меня дурачком.

Голос Деми меняется, становится твердым, как стекло. Кажется, даже вибрирует от какой-то скрытой торжественности.

- Господин капитан, скажите, это правда, что вы прибыли на Зеленый Шар прямо из Солнечной системы, с базы "Будущее Земли"?

- Ну да, - отвечаю я, не понимая, к чему она клонит.

- И вы с товарищами занимались тем, что, рискуя жизнью, восстанавливали экосистему Земли, делали ее вновь пригодной для обитания?

- Да.

- На вашей базе были потери?

- Иногда. Бывало, наши самолеты сбивали.

- И вы мстили за сбитых товарищей?

- Да нет, мы не мстили... - начинаю я.

- Но ведь вы бомбили Землю?

- Это - да. Бомбили. Приходилось бомбить. Те заводы, которые...

- И вражеские авианосцы тоже? - Деми вновь обрывает меня на полуслове.

- И авианосцы тоже. Когда их авиация начала нам досаждать, команда взбунтовалась и мы потребовали от компании новых ракет.

- Юджин, это, с вашего позволения, мы вырежем. Идет?

- Не знаю. Делайте, как вам проще.

- В одном из боев ваш самолет был сбит?

- Да, меня однажды сбили над Карпатами. Это такие горы. Я катапультировался над Балканами. Это... тоже такие горы, - заканчиваю я, совсем запутавшись.

- И, тем не менее, вы нашли в себе силы выжить, - своим стеклянным голосом подводит итог Деми. - А как вы оказались вместе с баронессой Радецки?

И я чувствую, что Деми задает мне главный вопрос. А до этого вся наша ахинея была просто вступлением.

- Мы друзья, - отвечаю я, немного подумав.

- В каком смысле - друзья?

- Что?

- Неважно. Вы можете не отвечать на этот вопрос. Как это трогательно. Боевой летчик, герой войны за Землю, и баронесса Радецки, владелица заводов по производству оружия, известная своей эксцентричностью. Вы намеревались провести вместе какое-то время?

- Не знаю. Мы только ехали в гостиницу. Я...

- Понятно. Как вы заметили террориста?

- Не знаю. Просто показалось, что этот человек слишком напряжен. А потом я решил, что в его тележке бомба, - вру я. Не могу же я сказать, что Триста двадцатый обнаружил приближение опасности по изменению эмоционального фона.

- И потом?..

- Потом я толкнул Мишель... то есть, баронессу на пол. И упал сверху. И бомба взорвалась. Вот и все.

- Получается, что вы спасли баронессу, рискуя собственной жизнью?

- Я просто толкнул ее на пол.

- И закрыли ее собой. Поступок, достойный не просто друга.

Я начинаю закипать.

- Правда, что здесь, в госпитале Святой Агнессы вы оказались благодаря вмешательству баронессы? И правда ли, что она оплатила ваше лечение?

- Вам лучше узнать об этом у администрации госпиталя.

- Говорят, этот фанатик вместе с собой взорвал десятки невинных людей. Пострадали телохранители госпожи Радецки. Много раненых. Как вы относитесь к происходящему?

- Думаю, что убивать людей - не лучший способ привлекать к себе внимание.

- Прекрасный ответ, капитан. Не могли бы вы рассказать о себе подробнее?

- Что именно?

- Например, как вы любите проводить свободное время. Чем увлекаетесь.

- Чем увлекаюсь?

- Ну, что вам нравится? - подсказывает Деми с приклеенной улыбкой.

- Я люблю музыку. Блюзы. Это такая музыка с Земли двадцатого века.

- Восхитительно. С той самой Земли, которую недавно бомбили? А еще?

- А еще летать. Только сейчас я немного устал от полетов. Все время, как я начинаю летать, мне приходится кого-нибудь убивать. Мне это надоело.

- Но ведь это враги?

- Да. Наверное. Я не знаю точно, - я чувствую, что беседа надоела мне до чертиков.

- Разве убивать врагов не есть долг каждого офицера?

- Конечно. Только я давно в отставке. По состоянию здоровья. Меня до этого тоже сбили. На Джорджии.

- Это очень интересно. Расскажете подробнее об этом случае?

- Деми, я устал. Выключайте эти ваши штуки.

Она кивает. Делает знак, что сейчас заканчивает.

- Капитан Уэллс, я благодарю вас за откровенные ответы. Позвольте выразить вам свое восхищение вашим мужеством. Империя может гордиться такими гражданами, как вы.

- Спасибо, - устало говорю я. Но меня уже не слушают. "Кристиан, как запись?" - спрашивает она у своего запястья. И внимательно слушает ответное хрюканье. Лицо ее довольно. Она смотрит на меня с улыбкой наевшейся львицы.

- Все прошло замечательно, Юджин. Надеюсь, мы еще увидимся.

Вот уж вряд ли. Теперь я сделаю все возможное, чтобы больше не попадаться у нее на пути. До того отвратное ощущение после разговора с ней, точно в грязи выкупался. Всюду эти ее "акценты". Так, похоже, тут вранье зовут. Но вместо этого я вежливо киваю. Все-таки, какая-никакая, а дама.

- Знаете что, Юджин? - оборачивается она в дверях. - У вас прекрасное тело. Госпоже баронессе повезло.

И она исчезает, оставив меня в ярости. Что за поганый тут народец!

Глава 9. Главное - верно расставленные акценты

К тому времени, когда меня отпустили на волю, я готов был бросаться на стены, так мне тут надоело. В этом их госпитале Святой Агнессы. Люди в нем, словно манекены. Все белые, неторопливо передвигающиеся, с одинаковыми улыбками. И еще мне до смерти надоели посетители. Нормальных среди них почему-то тоже не оказалось. Сплошь разные репортеры и корреспонденты. Все они разными словами спрашивали об одном и том же. Как я тут оказался и как мне повезло стать любовником госпожи баронессы. Что бы я ни говорил, отрицая эту чушь, они только улыбались и заверяли меня, что, конечно, все-все понимают. Их до чертиков интересовало, при каких обстоятельствах я с ней познакомился и насколько напряжены мои отношения с ее мужем. Даже ради вежливости никто из них не спросил, сколько людей погибло. И выжили ли телохранители Мишель - Мариус и Жан, раненные тем взрывом. И мне было очень досадно, когда взрослые люди в хорошей одежде с серьезным видом выспрашивали у меня всю эту чушь. Так досадно, что я одного из этих попросту выкинул за дверь. К радости следующего, который первым делом спросил, правда ли, что я вступился за честь своей любовницы - баронессы Радецки и нанес оскорбление имперскому гражданину? В общем, сутки мне месяцем показались.

Хорошо хоть, Мишель смекнула, что к чему. Поставила у дверей охранников.

Улыбка сама собой растягивает мои губы, когда я вижу Мишель.

- Рад видеть тебя живой, госпожа баронесса!

- И я тебя, господин капитан! - она лукаво улыбается в ответ. Легонько прикасается губами к моей щеке. От этого прикосновения я едва сдерживаюсь, чтобы не заграбастать ее в грубые объятия.

- Фиксирую выработку веществ из группы амфетаминов, - докладывает Триста двадцатый. На его языке это означает, что я испытываю сильное влечение, грозящее перейти в стойкую зависимость. Он уверяет меня, что это она и есть - любовь. Мои железы, ориентируясь по запаху и виду самки, вырабатывают вещество наслаждения. Вот вам и разгадка. Тоже мне - тайна. Нет-нет, наверное, любовь, это что-то другое. И прекрати, наконец, препарировать меня, глупая жестянка!

- Что ты наболтал этой акуле, наивный спаситель человечества?

Мои затуманенные мозги, наконец, включаются.

- Что? Кому наболтал? Кого ты имеешь ввиду, Мишель?

- Я имею в виду местную гиену новостей - мадам Бройде.

- Ничего особенного. Она задавала вопросы, я отвечал. Что-то не так?

Мишель улыбается в ответ и просит, чтобы я поменьше болтал. Потому что нас с ней теперь поливают помоями по всем каналам. Так и сказала, честное слово. Мне было очень неловко перед ней. Я поклялся, что сказал только, что она мой друг. И больше ничего. А все остальное эти писаки выдумали.

- Я знаю, Юджин, - говорит она. И добавляет, что так уж этот их мир устроен. Один писака, желая сорвать гонорар, намекает на то, что ты никогда не упоминал о своей непричастности к смерти своей бабушки. Второй сразу же выясняет, что бабушка жива и здорова. Третий делает вывод, что она живет подальше от тебя, опасаясь за свою жизнь. Четвертый узнает, что в далеком детстве ты жутко обиделась, когда бабушка не разрешила тебе съесть лишнюю конфету. И через пару месяцев все вокруг абсолютно уверены, что у тебя руки по локоть в крови.

- Это называется - правильно расставить акценты?

- Ты прав. В самую точку, - смеется она.

- Это они так вранье называют?

- Опять попадание. Во всей этой истории только один плюс.

- Какой?

- Мои акции взлетели в цене.

- От этих сплетен?

- Ну да.

- А как же всякие финансовые климаты и режимы содействия инвестициям?

- Это для газет. Для плебса, - отмахивается она. - Погоди, вот скоро еще раздуют историю о гибели Карла. И снова акции подскочат. Сегодня я выгодно сбросила пакет убыточных астероидных шахт близ Силезии. Не поверишь, сколько я заработала на этой шумихе.

Так вот чем эта их популярность оказалась! Хотя мне такое развитие событий кажется несколько странным. Получается, что все, что нас окружает, работа тысяч людей, судьба целых предприятий и шахт зависят от настроения какого-то тупого борзописца? От сплетен?

Я отбрасываю ненужные вопросы и мы долго болтаем о пустяках. Мишель рассказывает мне о новом историческом голофильме. Я слушаю ее, не запомнив названия. Улыбаясь, вспоминает, как каталась на горных лыжах в Новых Альпах. По настоящему, не искусственному снегу. Я даже не обращаю внимания на то, что именно она говорит, завороженный ее мимикой. Мишель кладет на мой столик настоящую бумажную книгу. "Чтобы не скучно было", - говорит она.

После ее ухода в палату заявляется дежурная медсестра. И сообщает, что меня показывают в вечерних новостях, в специальном выпуске. Достает из стены визор и включает его. И я снова чувствую запах гари и крови. Вижу разбросанные на дороге куски тел. Толпу зевак. Яркие мигалки десятков разных машин, их так много, что они перегородили весь проезд. И вот он я - мое обнаженное окровавленное тело катят в реанимационном боксе. Суета вокруг. Бестолковое метание растерянных людей. Дым валит из исхлестанного осколками дома. Здоровущая воронка на тротуаре. Роботы-эвакуаторы выносят раненых. Ищут живых на улице, смешно переступая длинными ногами через неподвижные тела. Вот Мишель наклоняется надо мной. Вся белая, как мумия. Вот мое лицо с бессмысленными глазами. Крупный план. Глаза горят на испачканном кровью и грязью лице. Морщины вокруг моих губ четко проступают через маску грязи, когда я что-то шепчу. Вот я в госпитале. Эге, постой. А это что? Я встаю с кровати, в чем мать родила. Поворачиваюсь спиной. Влезаю в штанины комбинезона, подозрительно оглядываясь. Играют мышцы на моей спине. Виден каждый волосок. Мои поджарые ягодицы - как на ладони. Господи, неужели у меня такой смешной зад? Голос за кадром, захлебываясь, комментирует мои движения. "Вот он, капитан Юджин Уэллс. Посмотрите, как плавны движения хищника. Как грациозно он двигается. Сегодня он в очередной раз совершил подвиг. Спас от смерти баронессу Радецки фон Роденштайн и множество других людей. Ему не привыкать к опасностям. Он только что прибыл из Солнечной системы, где с ежедневным риском для жизни принимал участие в восстановлении экосистемы родины человечества - Земли. Его самолет был сбит в жесточайшем бою с варварами. Но он выжил вопреки всему. Выжил, чтобы и дальше нести гордое звание Имперского офицера. Наш герой чувствует себя более комфортно в привычном ему обмундировании. Это черта настоящего имперского военного, предпочитающего униформу накрахмаленному воротничку. Черта настоящего мужчины. Ему покоряются лучшие женщины планеты. Скажите, капитан, вам нравятся наши женщины?". К ужасу своему я вижу, как мой двойник уверенно отвечает "Да". "Наверное, та, которую вы спасли, покорила ваше сердце?". И я снова бормочу "да". И потом мне задают какие-то совершенно немыслимые вопросы. Про мое отношение к трудовой и иммиграционной политике. Про мое мнение о модной секте - Церкви Утреннего Бога. Про мои любимые цветы. И я на все уверенно отвечаю. "Вы ведь любите розы, капитан? Где вы полюбили эти цветы?". "На Джорджии" - отвечаю я. "А как муж госпожи баронессы воспринял известие об очередном увлечении своей ветреной супруги". "Мы друзья", - заявляю я в ответ. "Наших зрителей интересует, как вы познакомились с такой известной личностью, как баронесса?". И я с удовольствием объясняю: "Я просто толкнул ее на пол. И упал сверху... Вот и все". От этого кошмара я весь покрываюсь липким потом. Да что же это за акценты такие? "Как вам удается всегда быть в центре внимания, капитан Уэллс?". "Убивать людей - лучший способ привлекать к себе внимание". Медсестра восторженно хлопает в ладоши. А я хватаюсь за голову. "А что вы любите больше всего, капитан?". "...кого-нибудь убивать. Мне это... очень по нраву... бомбить... заводы... и авианосцы тоже... еще... я люблю музыку. Блюзы. Это такая музыка с Земли двадцатого века". "Вы потрясающе интересный человек, господин капитан. Я благодарю вас за откровенные ответы. Позвольте выразить свое восхищение вашим мужеством. Империя может гордиться такими гражданами, как вы". "На что это вы намекаете, Деми?". "У вас прекрасное тело. Госпоже баронессе повезло" - мурлычет черноволосая стерва. "Наш герой предпочитает скромную и практичную одежду военного образца. Одежда для экипировки предоставлена сетью магазинов специальной одежды "Запа". Хочешь мира - будь экипирован достойно. Никаких натуральных тканей. Только качественная сверхпрочная синтетика", - завершает мое выступление бодрый голос за кадром. И я хватаю пакеты с одеждой и начинаю выкладывать ее на одеяло. Какой ужас! Зачем она это сделала, холодная рыбина с противными тонкими губами!?

- Сэр, вам так идет этот комбинезон! Я вами восхищаюсь! - щебечет стерильная медсестра. - Можно, я возьму у вас автограф?

Я ставлю подпись на подставленном ею накрахмаленном носовом платке. Восторженная девушка спешит поделиться своей радостью с подругами. Я обессилено сажусь на кровать. Хватаюсь за голову.

- Дезинформация противника всегда являлась частью любых боевых действий, - неуверенно сообщает Триста двадцатый.

- Да не веду я никаких боевых действий! - устало отвечаю я. - И ей ничего плохого не сделал! Я и видел-то ее впервые!

- Наверное, это любимое развлечение людей - делать друг другу больно.

- Ты думаешь? Ты думаешь, и я был таким же?

- Затрудняюсь ответить.