– Я прежде тебя к ним выкину, - посулился староста, качнув острием меча, - и девку твою следом. Думаешь - со всей дружиной переспала, так кметом заделалась?
Ивор хотел упредить Жалену, чтобы не вела обидных разговоров, нарочно затеянных бывалым кметом, не распалялась понапрасну, но та и не собиралась оправдываться, отругиваться, да и вообще говорить с ненавистным ей человеком. Вот только подумала, что ей уже вовсе не хочется везти убийцу к воеводе, а правильней будет положить его на месте. Окинула наметанным глазом жилистое, чуть подавшееся вперед тело, готовое сей же час нанести или отразить удар, спокойную и вместе с тем железную хватку на черене, и поняла - туго придется.
Только спросила:
– За что ты их?
Ответа они не дождались. Ни к чему им уносить в могилы чужую тайну, не из тех она, что стоит хвастаться.
Да ведьмарь и так все знал.
…приглянулась младшему заезжая молодуха. Весь вечер около нее увивался, байки травил, орехами калеными да печевом на меду угощал, пока муж-недотепа со старостой дела торговые вели. Помстилось - и она не прочь. Намекнул - отшутилась, а тут и муж подоспел, увел.
Ночью не утерпел - пошел на вдовий двор. А ну как выйдет? Вышла, лошадь проведать. Увидала его - испугалась не на шутку. Сначала шепотом уговаривала уйти, а как не послушался, схватил крепко, к устам потянулся - забилась, заголосила, давай мужа звать. Выскочил купец, затрещину охальнику отвесил, тот было в драку полез, да вовремя одумался. Не стал и чужой двор кровью марать, хозяев будить, соседей полошить - не к чему им знать, что старостин сынок до чужих жен охочий, а купцу со старостой из-за дурня молодого свариться и вовсе не гоже, сам проучить сумеет. Пошли к озеру. У воды светлее, да и берег ровный, а в лесу поди еще найди полянку. Схватились на кулаках, пока один пощады не запросит. Долго друг другу бока мяли, начал купец одолевать, ан тут парень не утерпел - нож выхватил.
Не спалось и старосте. Приметил он, как сын вокруг Вальжины гоголем выхаживал, посередь ночи уходил, дверь за собой притворял осторожно. Поворочался староста, побранился под нос - не утерпел, пошел беспутное дитятко вразумлять, пока в беду не угодило. Прихватил топор на всякий случай - места глухие, волки с голодухи, бывает, во дворы заходят, ежели другой поживы не найдут - из собачьих мисок кости выбирают. Перепутаешь в темноте ненароком, окликнешь Верного, глядь - а у того хвост палкой висит, морда заматеревшая к земле опущена, глаза вражьей зеленью полыхают.
Опоздал малость староста, видел только из схорона, как сын с купцом толковал. Пошли куда-то вместе. Староста, не сказываясь - за ними, авось сами разберутся, а сынка и поутру выбранить можно.
Изловчился купец, заломил парню руку, отобрал нож. Кто его знает, может, и впрямь полоснул бы в сердцах, чтобы неповадно было на чужих жен заглядываться, да увидал староста лезвие блеснувшее, раздумывать не стал. Так купец и не понял, откуда смерть пришла.
Нарубили лапника, следы замели, топор в озеро закинули. Для отвода глаз раздели мертвяка, одежу сожгли. Уговорились, как на расспросы отвечать, буде таковые, пошли к Вальжине. Застращали молодуху, синяков для убедительности наставили. Кабы одна была, не убоялась бы, а тут за двоих ответ держать пришлось. Смолчала на людях. Да только подглядели староста с сыном, как она над покойным убивается, отомстить сулит, решили - рано или поздно, а проговорится. Или волчонка для вражды родовой вырастит. Врага надо добивать, не жалеючи, даже если он - беззащитная женщина на сносях. Подкараулили одну, в лес затянули, да у сына в последний момент рука не поднялась, сызнова пришлось старосте грех на себя брать. После вывели из камышей припрятанную лодку, вывезли тело на середину затоки и сбросили в знакомый омут. Лодку же пробили и затопили в прибрежном иле. Перед старшими сыновьями тем же утром повинились, те струхнули сначала, перебранились с братом и родителем, да родство крепче чести-совести, не выдали, а теперь вот и рядом встали…
Они напали все разом, без упреждения. Отброшенное одеяло распалось на клоки. Жалена едва успела откатиться в сторону из-под тройного удара, вскочила на ноги, выставляя вперед меч, тут же зазвеневший о встречное лезвие.
Староста хорошо выучил сыновей. Мечи разили без устали, норовя уязвить кметку прыткими жалами. Жалена прижалась спиной к дубу, защитив себя хотя бы с одной стороны. Закаленные клинки взлетали и стакивались, вспыхивали и осыпались белыми хвостатыми искрами. Кметка отбивалась обеими руками - в левой меч, в правой - широкий тяжелый нож. Ловко отбивалась, но и только. Для ответного удара не хватало времени, троица слаженно и успешно изматывала Жалену, не давая передышки.
Староста и невесть как и когда очутившийся на ногах ведьмарь долго стояли друг против друга, примериваясь, затем, первым, серебристой рыбкой взлетел широкий меч, скользнул по тусклому кричному лезвию и ушел в сторону, бесплодно истратив силу.
– Ловок. - Одобрительно процедил староста сквозь усы и ударил вдругорядь, хитро, без размаха. Ведьмарь снова отвел удар, не торопясь с ответом. Староста начал обходить его слева, выписывая мечом извилистые линии. Ивор не шелохнулся, даже не повернул головы вслед противнику. Небрежно отмахнулся через плечо от косого удара сверху вниз.
– Брезгуешь со мной лицом к лицу сойтись? - Прорычал староста, не на шутку обозленный. - Больно гордый? Трижды увернулся, думаешь, и на четвертый раз не достану?
– Не хочу меч пачкать. - Безучастно ответил ведьмарь, и в тот же миг широкий старостин меч словно сам собой вывернулся из держащей его руки, очертил в воздухе низкую дугу и улетел в кусты. То ли кричница подсобила, то ли скользнула по старостиной руке проворная змея, обдала холодом, стянув гибкие кольца на разом онемевшем запястье. - Но и четвертого раза тебе не дам… кабы с самого начала на честный поединок вызвал, еще подумал бы… А иначе - невелика честь из-под твоего меча себе на потеху бегать…
Взревев от ярости и унижения, староста кинулся в рукопашную, привычно уходя из-под меча противника… и застыл, надломившись в коленях, наткнувшись грудью на встречную руку. Просто руку, без меча и даже не сжатую в кулак. Постоял так, не двигаясь и не падая, медленно стекленея недоуменно распахнутыми глазами, пока не перестал куриться изо рта едва заметный парок, тающий на морозе вместе с жизнью.
Ивор убрал руку, и мертвое тело рухнуло к его ногам. Обернулся к поединщикам. Бой утих сам собой, занесенные мечи медленно опустились, не довершив удара. По Жалениной щеке змеился тонкий ручеек крови, начинаясь от рассеченной брови.
Они попятились, все четверо, не в силах противостоять животному ужасу, затопившему разум. Слабо светящимися, матово-бесцветными глазами ведьмаря смотрела на них сама Мажанна [25], чей истинный лик открывается людям лишь в час смерти, и оттого некому о нем рассказать живым, да и не поверят они прежде своего часа.
Не жестокий. Не суровый. Не карающий.
Неотвратимый.
И потому заново подаренной жизнью прозвучал для старостиных сыновей хриплый, изломанный до неузнаваемости голос:
– Вы, трое… Забирайте его - и уходите.
Не раздумывая, они побросали мечи, подхватили нелепо обвисшее, изломанное смертью тело, выскальзывающее из рук. Потащили в лес без дороги, да еще не в ту сторону, лишь бы поскорей убраться с глаз долой, оставить за спиной то, перед чем вся предыдущая жизнь кажется одним никчемным мигом.
Больше всего на свете Жалене хотелось убежать вслед за ними, слепо мчаться по темному лесу в тщетной надежде уйти от своей совести, своей памяти, этой грызущей, не затихающей ни на миг боли… Но она осталась. Они уже получили свое. Она - нет, а прятаться дальше не имело смысла.
Кричный меч в опущенной руке казался опутанным светящейся паутиной, словно бежала по его стальным жилам отнятая ведьмарем жизнь. Он качнулся вперед, словно собираясь шагнуть в ее сторону и… лицом вниз упал на землю, едва успев заслониться руками. Кричница отлетела в сторону и медленно угасла. Жалена, стряхнув наваждение, бросились к нему, перевернула, усадила, прислонив спиной к дереву.
– Нам повезло… - с трудом выговорил он… - что они… так быстро… удрали.
– Что с тобой?
– Пройдет… - Ивор сделал было попытку махнуть рукой, но та едва шевельнулась. Он покосился на нее, словно не веря в ослушание. Кошка, во время боя хоронившаяся где-то в кустах, теперь с оглядкой подбежала к хозяину, примостилась рядышком, замурлыкала.
И этот незатейливый, привычный уху звук разом вернул их в мир живых, и грозные ночные тени стали просто тенями, а не требующими ответа душами усопших.
Она медленно убрала меч в ножны. В разжатой ладони остался след от черена, тающий с отдающимися в нем толчками сердца. Все еще не веря в пробуждение от кошмара, подобрала раскиданные по земле поленья, колодезем уложила на жадно встрепенувшиеся угли. Разрозненные язычки пламени сначала несмело облизали шершавую кору, потом впились в нее желтыми дымными зубьями, сдирая кучерявые лохмотья.
Ивор подошел к костру, присел рядышком, внимательно разглядывая поднятую свечой кричницу. Багровый отблеск преломился на граненом лезвии, располовинив его светом и тенью. Он чуть повернул меч. Темная полоса исчезла, меч засиял целиком. Повернул в другую сторону - в лезвие медленно перетекла чернота.
– Свет и тень. - Она кивнула на его меч. - Добро и зло. И зыбкая грань между ними. Кто ты, Ивор?
Он снова повернул меч, выровняв половинки. Коротко бросил:
– Грань.
Разошедшиеся было тучи снова сомкнули лохматые лапы, пытаясь уловить верткий месяц, то и дело выглядывающий сквозь прорехи. Ему подсоблял ветер, без остановки гнавший тучи прочь, не давая уцепиться за острые макушки деревьев и сыпнуть колким снежком.
А за тучами шла зима, замыкая ледяными ключами реки и озера, закаляя сильных и устрашая слабых.
– Что супишься? - Спросил он, подметив неладное.
Жалена помолчала, не зная, как начать тягостный для нее разговор. И надо ли?
– Тошно мне, Ивор. - Глухо сказала она, помимо воли оглаживая рукой плоский живот. - Как углядела ту девчонку нерожденную, ровно перевернулось что во мне… Сколько тому минуло, а все нет мне прощения… и пенять-то не на кого, своим умом эдакое лихо удумала… семнадцать лет мне тогда было. Влюбится угораздило, да в кого - человека пришлого, кмета княжьего. Схлестнулась дружина с татями лесными, повязала разбойников и в стольный град повезла, а за ранеными обещалась через седмицу вернуться. Он-то целехонек был, остался за побратимом приглядывать, тот совсем плох был, к утру и отмучился. Дружина далеко вперед уйти поспела, не догнать, вот он у нас и задержался. Многие девки на него засматривались, да меня одну он взглядом ласковым одарил, косу девичью на ложе тайном расплел. Бранил меня батюшка, запирать пробовал: мол, сыскала бродягу без роду-племени, всего прибытку - свой меч да метины от чужих, не ровен час, сгинет - одна буду детишек малолетних поднимать, по чужим дворам побираться. Я же как шальная была, никого не слушалась, им одним жила.
На прощанье отдал он мне свой перстень, обещал скоро вернуться, сватов заслать… Вполуха я его посулы слушала, все глаза выплакала, ровно с мертвым прощалась - как чуяла…
Месяца минул - ни единой весточки от него не пришло. Стали девки о меня языки точить, имя трепать - мол, скогтил ястреб клушу дурную, потрепал и дальше полетел, а она все в небо смотрит. А тут еще дитя под сердцем сказалось… Забоялась я батюшкиного гнева, думала, кровью позор смою… А и ведун к месту подвернулся, уважил девку беспутную, не отказал в такой малости…
Вроде бы успокоиться мне, забыть, ан нет - не утерпела, захотела напоследок в глаза его бесстыжие посмотреть, словом горьким ужалить. Собралась потихоньку, коня со двор свела, поскакала в дружину правды искать. Злой обидой храбрость подпитала, прямиком к воеводе заявилась: мол, выдавай добром кмета гулящего, а то сама искать пойду. Не сразу я поняла, отчего воевода глаза отвел, вздохнул тяжко… Потемнело у меня в глазах, едва за стену успела схватиться… Погиб мой суженый в бою неравном, отход сотоварищей прикрывая, месяц уж как тому.
Пожаром лесным моя любовь полыхала, черным пеплом к ногам осыпалась. Не было мне дороги обратной, до конца пришлось идти. Осталась я в дружине. Сначала стряпала да прибиралась, глядела, как отроки науку воинскую постигают, стрелять училась втихомолку, к мечу примерялась. Скоро уж от иных парней не отставала. Приметил меня воевода, велел мое умение испытать, а там и кметом поставить.
Никому я того прежде не рассказывала, а тут невтерпеж стало. Позор-то я смыла, а кровь - осталась. Как вспомню - снова та кровь на сердце проступает, печет да стягивает… Ведь она, может… Озер-то в моих краях много… поди узнай, в котором… Я ничем не лучше того убийцы, Ивор… Выходит…
Ее голос дрогнул и сорвался
– Ты действительно этого хочешь? - Помедлив, спросил он.
Она кивнула, закусив губу.
Он легонько коснулся ее лба сдвоенными пальцами, скользнул вниз по едва приметной горбинке носа. Жалена закрыла глаза, чувствуя, как рука ведьмаря опускается все ниже, пока не замерла против сердца.
Страшно стало. Словно иглой ледяной кольнуло, подумалось на миг: все, нет меня. Как и не было. После и не вспомнит никто, следа на земле не останется…
И поделом.
Да только не видела она легкой незлобивой улыбки, с которой Ивор разглядывал ее разом осунувшееся, застывшее в мучительном ожидании лицо.
– Дети многое прощают своим родителям. Даже то, что прощать не следовало бы. - Сказал он, убирая руку. - Прости себя и ты.
Она чуть слышно вздохнула и открыла глаза. Месяц вырвался из плена, бросил на землю жемчужный луч, копьем пронзивший лес. Ивор смотрел в сторону озера, словно прислушиваясь к далекому беззвучному зову.
– Пойдем. - Велел он, поднимаясь на ноги. - Я думаю, у тебя это выйдет лучше.
Вода серебрилась под месяцем, ломая блесткие волны о черный тростник, и не было в ней той пугающей неприязни, встретившей Жалену утром, и русоволосая девушка, сотканная из лунного света, ждала их на краю мостков, обхватив руками голые колени.
Ивор опустил кончик меча в воду, разбивая вытканную месяцем дорожку. Замерцали, побежали с кричницы голубоватые ручейки, растворяясь в озере, возвращая украденное. Водяница, помедлив, обернулась. Прозрачными льдинками засветились напитанные тоской глаза.
– Дай ей имя. - Тихо попросил Ивор. - Как дала бы его своей дочери.
«Ей понравится».
– Всемила… - Прошептала она, блеснув мокрой дорожкой на щеке.
Русалка неожиданно рассмеялась - совсем по-человечески, звенящим, детским, радостным смехом, тряхнула светловолосой головкой и исчезла, только отголоски смеха еще долго блуждали по затокам, а может, то журчали сбегающие в озеро ручейки.
Закружились, затанцевали в призрачных лунных лучах черные искристые снежинки, теребя воду. Грозная дружинница тоненько всхлипывала у ведьмаря на плече, по крови кусая губы, но слез остановить не умела. Ивор легонько, словно бы сам не замечая, поглаживал ее по растрепавшимся волосам.
Утром их пути разойдутся. Мечислав Кречет внимательно выслушает Жаленин рассказ, хмуря брови и едва удерживаясь от крепких словец. Она удостоится воеводиной похвалы и почета сотоварищей, но останется в дружине лишь до весны, а там придет и к ней припозднившееся счастье, и будет молодой муж девять долгих месяцев ходить за ней по пятам, любить и беречь пуще прежнего, она же только посмеиваться - мол, не я первая, не я последняя, иначе давно вымер бы весь род человеческий.
Ведьмарь же вернется в свою избушку, кошка с порога прыснет из сумы под печь и просидит там больше суток, не отзываясь, чтобы впредь неповадно было хозяину уносить ее из теплого дома да в дремучий лес, таскать по морозу и мочить лапы…
И никто в Ухвале так никогда и не узнает, что же на самом деле приключилось на озерном берегу месяц назад, и чем только что закончилось.
***
К утру озеро встало, подернувшись тонкой и хрупкой еще ледяной корочкой, как нежной кожицей на заживающей ране. Сначала с опаской, по трое-четверо, а затем и в одиночку потянулись на Крыло истосковавшиеся рыболовы, пробивая лунки в быстро окрепшем льду. Еще быстрее выдумались новые байки - увидеть русалий хвост в проруби стало привычным делом, вот только ухватиться за него да приволочь знатную добычу домой почему-то никто не сподобился.
Жалена уехала, увозя с собой младшего старостиного сына и виру [26] за убийство. В селение он не вернулся, хоть непривычно милостивый в тот день князь и поглядел сквозь пальцы на проступок глупого молодого парня, отпустив после уплаченного выкупа на все четыре стороны.
На старосту так никто и не подумал. Решили, что помер он с горя, прознав горькую правду. Даже жалели втихомолку.
[1] недели
[2] слева направо
[3] колчан
[4] засады
[5] глупый, бестолковый
[6] злой демон
[7] воин
[8] русалки
[9] когда дела идут хорошо (бел.) [10] знахарка [11] основная, опорная балка потолочного перекрытия [12] угол между стеной со стороны двора и стеной с улицы [13] домашний скот
[14] хорошая погода
[15] нелюдимый
[16] мелкий нечистый дух; подстраивает человеку мелкие гадости - выхватывает из-под рук вещи, отвлекает внимание, заставляе спотыкаться и т.д.; живет человеческой злобой [17] отверстие для выхода дыма в избах, топившихся «по-черному».
[18] ряд бревен
[19] праздник перехода весны в лето [20] плотва [21] род крупной лесной совы
[22] дифтерия
[23] золотой змей, белорусский эквивалент василиска; считалось, что если человек раздобудет петушиное яйцо и вырастит из него Цмока, змей будет по ночам приносить ему золото [24] высокий женский головной убор [25] ятвяжская и литовская богиня смерти [26] Штраф, взимаемый в пользу князя, если у убитого (потерпевшего) не было родственников. В ином случае вира выплачивалась потерпевшему или его семье.
Контровский Владимир
Сертаков Виталий
Каменистый Артем
Свержин Владимир
Самойлова Елена
Чернецов Андрей