Чтение 4–й страницы книги ~Конец пути~

— Нет, не за нее! Не трогал ее никто! Она твоя рабыня, и без твоего ведома я ее никому тронуть не позволю!
— Ты смог меня победить, — поднявшись на ноги, начал отряхиваться мудрый Аркаим. — Это великий подвиг для смертного. Пожалуй, за такое я мог бы тебя и помиловать.
— Что?! — возмутился Середин, пытаясь вырваться из прочных объятий друга. — Да я тебя уже три раза победил! Дважды во дворце и один раз здесь!
— Ну первый раз это была случайность…
— Ничего себе случайность — топором по голове! Случайность — это то, что ты жив остался!
— А во второй раз и вовсе не ты, а мертвецы меня толпой задавили.
— Но это я догадался послать их на тебя! Я, а не ты!
— Ну хорошо, смертный, — поджал губы мудрый Аркаим. — Ты был неплох. Я прощаю тебя.
— Интересно, за что?
— Ты предал меня, чужеземец.
— Я тебе, что, холоп, чтобы предать?
— Ты забываешь, чужеземец, что по моей воле смолевники спасли твою никчемную жизнь, вынули из петли, привезли во дворец. По моей воле тебя исцелили, выкормили…
— И послали на убой, — добавил Олег. — Я сейчас заплачу. Тебе рассказать, мудрый Аркаим, как на самом деле все было? Ты вдруг узнал, что бог Итшахр проснулся. Почувствовал, услышал. И понял, что начинает сбываться пророчество о появлении двух чужаков, что перевернут ваши страны разрушат древний ваш уговор с богами и вернут Итшахру былое могущество. Чужаков у вас появляется мало, и когда кумаи увидели с небес, что сотники Раджафа захватили чужеземцев и намерены их казнить, ты понял, что это мы и есть. Те, о ком сказано в пророчестве. С нашей смертью все твои надежды рушились, а потому ты послал своих черносотенцев, спас нас от казни, привез во дворец и носился с нами, как с писаной торбой. А для проверки пророчества — истинные мы посланцы или нет — дал мне армию и кинул воевать против брата. И ради тебя, мудрый Аркаим, в благодарность за гостеприимство, я, живота своего не жалея, половину Кайма на уши поставил и до самой столицы дошел. Так что нет у меня перед тобой долгов. Все, что мог, я для тебя сделал.
— Но потом ты привел врагов в мой дом! Ты предал меня!
— Я тебе в верности не клялся! Я пришел, чтобы спасти свою рабыню, которую ты мог убить, принести в жертву.
— Но не убил же! И я все равно спас тебя от петли.
— Ты сделал это ради собственной корысти.
— Какая разница? — пожал плечами правитель. — Но я все равно тебя спас. А ты меня предал. Разве твоя жизнь не стоила того, чтобы ты не стал приводить врагов к моему порогу?
— Коли на то пошло, мудрый Аркаим, то и у тебя есть передо мной долг, который ты не потрудился покрыть. Ведь это я принес первую жертву и разбудил бога Итшахра. Разве такой подарок не стоил спасения от петли? Любовод, да перестань же на мне висеть! В тебе весу, как в лошади, а я не деревянный.
— Да, теперь я это знаю. — Правитель перевел взгляд на рабыню с разноцветными глазами. — Ты продашь мне ее?
— Нет.
— Я дам тебе за нее тысячу самых красивых девушек Кайма!
— Ты пока еще не его правитель, мудрый Аркаим.
— Это пока, — улыбнулся колдун. — Твой друг обещал помочь мне захватить столицу моего брата, вероломного Раджафа.
— И ты, я уверен, нам поможешь, — тут же подтвердил его слова купец. — Ведь за эту помощь мудрый Аркаим обещал насыпать нам три сундука самоцветов и дать судно с командой для возвращения домой!
— Любовод, а ты случ…
Купец, не дав ему договорить, качнулся вперед и в самое ухо коротко шепнул:
— Ксандр.
Олег так и застыл с раскрытым ртом. Он, конечно, помнил, что в Кайме в качестве заложника остался кормчий и что того не мешало бы освободить. Значит, каким-то образом туда нужно проникнуть. То, что здешний правитель намерен захватить столицу — это невероятное везение. Но то, что Любовод, купеческая душа, ухитрился вместо выражения радости срубить за нужное им всем нападение лишних три сундука и корабль с командой… Тут можно только молчать.
— Так ты поможешь мне в этом, чужеземец? — поинтересовался мудрый Аркаим.
— Тогда и мне сундук самоцветов, — выдохнул Середин.
— Ты же воин, ведун Олег, — удивился правитель. — Зачем тебе сокровища? Ты получишь славу!
— Славу на хлеб не намажешь, мудрый Аркаим, и шубы из нее не сошьешь.
— Разве дело воину думать о таких пустяках? Дело воина — сражаться. О прочем должен заботиться его повелитель.
— Да, мудрый Аркаим, — согласно кивнул Олег. — Мне уже не раз намекали, что быть свободным — не самое выгодное положение.
— И они были правы, чужеземец, — улыбнулся правитель. — Пожалуй, я обдумал твои слова. Ты разбудил бога Итшахра, ты сражался на мое благо, ты победил меня в честном и почти честном поединках, ты принес нам весть о будущем и привез в наши владения девушку с синим и зеленым глазами. Ты был спасен мною от смерти и исцелен, ты предал меня. Пожалуй, я не могу сказать точно, принес ты больше добра или вреда, чужеземец. Посему я готов забыть то, что случалось до сего дня. У меня более нет вражды к тебе, я готов вновь принять тебя на службу и награждать в согласии с деяниями твоими и щедростью, достойной законного правителя Кайма.
— Только не говори, что в знак примирения мы должны пожать руки, мудрый Аркаим, — попросил Середин. — Глядя на свой щит, я подозреваю, что тот, кто ощутит твое рукопожатие, рискует лишиться всего предплечья.
— Пожимать руки? — не понял правитель. — Зачем? Будет достаточно, если ты поклянешься не изменять делу народа каимского, свободе и справедливости.
— Ты опять говоришь о свободе и справедливости, мудрый Аркаим, — вздохнул Олег. — Но при этом предпочитаешь воинов-зомби и служишь богу мертвых.
— Ну да, — пожал плечами правитель. — Я пользуюсь силой мертвых. А ты думаешь, кто-то поступает иначе? Или этот медный страж ходил, напитываясь светом Хорса?[1 - Солнечным светом.] Он точно так же пожирал силу мертвых, которую вложил в него вероломный Раджаф, как и твоя армия! Что поделать, коли мы все живем за счет силы, отдаваемой мертвыми. Мы пожираем плоть убитых животных и мертвых растений, мы сжигаем мертвые деревья, мы посылаем в бой армии мертвецов и вкладываем силы умерших предков в движения медных стражей и каменных строителей. Кто бы смог выстроить наши великолепные дворцы, вырыть бездонные колодцы, добывать руду и передвигать горы, если бы мы не научились управлять силой, запасенной за время жизни тысячами мертвецов? Да, я знаю, мы потребляем их силу намного быстрее, нежели в мир мертвых уходят новые поколения, и иногда мне страшно подумать о том дне, когда кладбища и могильники опустеют и нам нечем будет напитать силы могучих воинов и сдвинуть валы мощнейших механизмов. Не знаю, что случится с миром в эти тяжкие годы и как смогут выжить народы, оставшись наедине со стихиями и капризами богов. Но сейчас мы вершим слишком важное дело, чтобы экономить силы и души. Настает время пересмотреть наш уговор с богами. Время сделать людей равными богам!
— А что думает об этом равенстве бог Итшахр?
— Среди богов, как и среди людей, есть разные характеры, чужеземец, — покачал головой правитель. — Ты общался когда-нибудь с мудрецами, ведун Олег? Тогда ты знаешь, что между ними есть те, кто смотрит на простых смертных свысока и с презрением отметает попытки учеников подняться до своего уровня, считает себя великим и непревзойденным и готов бороться за то, чтобы оставаться таким и впредь. А есть те, кто с радостью делится своей мудростью и силой, стремится каждого дотянуть до себя и даже подталкивает выше. Таков и бог Итшахр. Он искренне желает, чтобы все мы, люди и боги, стали равными. И посему я желаю спросить тебя, чужеземец. Ты уже приносил клятву верности нашему богу. Готов ли ты и впредь служить ему, служить мне и делу нового уговора с богами?
— Все это слишком возвышенно для простого смертного, мудрый Аркаим, — повел бровями Олег. — Мне проще говорить о чем-нибудь более приземленном. Например, о том, что столицу Раджафа действительно нужно… освободить. И я готов в этом помогать.
— Ты не захотел давать клятвы, — перевел его уловку в слова правитель отверженных. — Хорошо, пусть будет так. Начнем с того, что выкинем Раджафа из нашей древней столицы.
— А кулеш-то совсем дозрел, бояре, — внезапно встрял в их разговор Будута. — Коли страж медный боле на нас не кинется, то и поснедать не грех.
— Страж… — перевел взгляд на медного истукана Олег. — Что ты сделал с ним, мудрый Аркаим?
— Забрал его силу, чужеземец, — развел руками правитель. — Мой брат силен в зеркалах и интригах, я сильнее в знании мертвых, в птицах, в милости Итшахра. Я забрал из истукана силу мертвых, и теперь он будет стоять здесь много лет, пока не накопит новую силу из умирающих трав, земных козявок, птиц. Либо пока кто-либо не принесет перед ним кровавую жертву, напоив его силой умирающего человека. Поначалу брат пытался воевать со мной этими стражами. Отливал, творил заклятия, насыщал смертью… Но после того, как мои мастера переплавили четырех монстров на подсвечники, он оставил эту мысль. В этом ремесле Раджаф слабее, много слабее…
— Дык, тебе оставлять, боярин? — опять окликнул их холоп. — Остывает.
— Ступай, перекуси, чужеземец, — разрешил мудрый Аркаим. — Я все равно сыт.
Середин кивнул, отошел к общему котлу, уселся в круг со своими спутниками, запустил ложку в кашу с разварившимися крупинками сушеного мяса и негромко поинтересовался, глядя перед собой:
— Куда вас носило, Любовод? Отчего во дворец Аркаима после побега не пошли?
— Дык, колдун, ты же сам самоцвет магический у правителя отобрал, когда в зале с ним бился. Вот мы в селение горное и отправились, где камни эти добывают да гранят. Мастер един этим занимается. Ста-арый… И дело свое медленно творит — всего пять камней у него было. Мудрый Аркаим два забрал, остальные оставил. Спрятать повелел.
— Медленно, быстро — а зачем им, на двоих с братом, много о камней? — пожал плечами Середин. — Странно, что у него запаса во дворце не имеется. Хотя, с другой стороны… Догадался, наверное, мошенник, что я раньше него туда попасть успею и саблей острой встречу. Вот и побоялся без кристалла магического возвращаться. Кстати, а коней в той деревне горной вы взять не догадались?
— Ты не видел, что за тропы туда ведут, друже. Как сами ноги не переломали, и то чудо. А уж лошадям… — Он безнадежно махнул рукой.
— Понятно, — кивнул Олег. — Значит, и дальше на своих двоих топать придется. — Он зачерпнул еще ложку каши, съел, недовольно покачал головой: — Что же ты, Будута, сало забыл кинуть? Хоть бы для аромата чуток добавил!
— Дык, боярин, как кухню грабили, каждый норовил че повкуснее утащить. От и не соблазнился никто на сало-то. Из всех ты един мудр оказался, — отвесил холоп ему поклон, — заместо копченостей да рыбы мяса сушеного и сечки взял. Токмо ими последние дни и спасаемся.
— Не все золото, что блестит, — ответил расхожей поговоркой ведун. — И не каждый самоцвет — сокровище… — Он понизил тон: — Ты про седьмой осколок сказывал, Любовод?
— Нет пока, друже, — улыбнулся купец. — Коли все разом продать, цена завсегда ниже получается, нежели в розницу. Вот как книгу мудрый Аркаим получит, да одного всего осколочка ему не хватать будет — от тогда и торговаться станет веселее.
— Ты у него большое судно-то заказал? — Олег с трудом сдержал усмешку. — Чую я, пока ты трюмы самоцветами до самого верха не набьешь, мы отсюда не отчалим.
— А про невольницу твою речи не шло ни разу, — неожиданно посерьезнел купец. — Как под скалой правитель здешний про нее помянул, награду за нее обещая, ни разу боле не обмолвились.
— Верю, — вздохнул Середин. — Ты меня извини, друже, что про тебя так подумал. В одиночестве завсегда дурь всякая в голову лезет.
— Да я понимаю, друже, — кивнул новгородец. — Когда деньга такая крутится, всяко бывает. Иной и отца родного продаст, и брата кровного. А уж про друзей… — Он с досадой махнул рукой.
— Ты же не продал? — поднялся Олег.
— Так ведь и ты бы не продал… — Купец тоже поднялся, и они крепко обнялись, похлопывая друг друга по спинам. — Рад, что мы снова вместе, друг мой.
— И я рад, Любовод. Так куда мы теперь? Приятели уселись к котлу и снова взялись за ложки.
— Правитель во дворец возвернуться предложил. Пару дней отдохнуть, в себя прийти, баньку стопить, переодеться. А уж потом дальше думать, как Каим брать.
— Разве у них есть бани? — удивился Олег.
— А рази нет? — еще больше удивился купец — Как же они иначе парятся? Мудрый Аркаим сказывал, мыться будем.
— Мыться, мыться… Забыл, как нас тряпочкой обтерли да по светелкам отправили?
— Дык, больные же мы были, колдун! Оттого и мыли нас с осторожностью.
— Ну посмотрим, посмотрим… А Каим захватить — чья идея была, Любовод? Твоя или правителя? Или мудрый Аркаим думает, что его?
— Какая разница, друже? Я лишь намекнул пару раз, что книга ныне, как пророчество сполняться начало, ему зело пригодиться может. А то как бы Раджаф не порушил ее со страху. Ну и что мы, коли наградят достойно, подсобить с этим делом можем.
— Главное, чтобы с кормчим ничего не случилось, пока мы до него добираемся.
— Не, не должен его Раджаф тронуть. Он же ведает, кто мы таковые. Побаивается. Пока Ксандр жив — нас его смертью пугать можно. А коли мертвый — пугать ужо нечем. Посему не должен он кормчего трогать. Выжидать станет.
— Хорошо бы, коли так…
Всесильная книга Махагри
С баней Любовод все-таки промахнулся. Под помывкой в горном дворце понимали именно обтирания влажными ароматными тряпочками после экономного обливания водой из ковшика. Зато в остальном путники отдохнули от души: почти полсуток сна на мягких перинах, чистая одежда, груши, абрикосы, персики — всего вдосталь, мясо вареное, жареное, печеное, тушеное, рыба — на любой вкус. Но ничто не приходит просто так — и вороненые чешуйчатые брони, что были принесены мужчинам вместе с рубахами, войлочными поддоспешниками и меховыми накидками, лишний раз подтверждали эту незыблемую истину.
Два дня отдыха — на третий путники выехали из ворот селения, имея в поводу по паре заводных скакунов. На этот раз мудрый Аркаим самолично выступил в поход. Может, не очень доверял однажды изменившим ему чужеземцам, может, считал, что цель нового наступления слишком важна, чтобы наблюдать за боевыми действиями с высоты птичьего полета. Урсула тоже покачивалась в седле рядом с Олегом. Ведун не решился оставить ее одну: слишком уж много развелось в Кайме желающих глянуть в ее разноцветные глазки, слишком большую цену назначали правители за ее жизнь и кровь.
Двигались они знакомым путем: по тракту к реке, затем по ледяному мосту, созданному магией Аркаима, на отмель, потом направо к ручью, с версту скакали по мелкой гальке и наконец оказались на поляне, с которой начиналась дорога к первому прибрежному городу Раджафа — Киве. Правда, на рысях путь в четыре пеших перехода всадники одолели часов за восемь и первый раз остановились на привал возле родника среди некошеных лугов.
— Завтра Кива нашей будет, — вспомнил Любовод, когда, расседлав своего коня и отерев его от пота, повел к ручейку на водопой. — Опосля, помнится, Ламь, за ними Птух, Аналараф, Та-кем — и все, мы под стенами столицы. Коли нигде не задерживаться, дня за три добраться можно.
— За Ламыо Туеслов стоит, — поправил Аркаим.
— Нет больше Туеслова, — ответил Олег. — Во время прошлого похода сопротивляться он стал. Вот и разорили мы его вчистую, ничего не осталось.
— Да, помню, я видел, — спохватился правитель. — Там ныне токмо холмы, да трава зеленеет. А как вы ныне, без армии, города брать намерены, чужеземцы?
— Мы? — не понял Середин.
— Конечно, — кивнул правитель. — За что же я вам такую груду самоцветов отсыпать обещал? За разговоры путевые, что ли? Вы помочь со взятием Кайма подрядились. А коли так, то и городки путевые подчинить должны. Как же мы столицу осадим без опоры прочной за спиной?
— Интересно… — согласился ведун. — Чего примолк, Любовод, друг мой? Поведай нам тайну сию великую, как мы вчетвером, невольницы не считая, города на своем пути покорять станем?
— Ну, дык… — сбив на лоб укрепленную железными пластинами ушанку, зачесал в затылке купец. — Ну, дык, ты придумаешь чего-нибудь, колдун. Ты завсегда выкручиваешься. А?
— А, ведун Олег? — с кривой усмешкой поддакнул новгородцу мудрый Аркаим. — Придумаешь чего али назад вертаться станем? Три сундука самоцветов даже для меня цена немалая. Пусть в казне остаются.
— Зачем же их покорять, правитель? — пожал плечами Олег. — Насколько я помню, все эти города тебе клятву верности во время предыдущего моего похода принесли. А раз так, то это они нам ополчение для нового похода дать обязаны, а не мы их снова штурмовать. Подойдем завтра, о клятве напомним. А как ответят, так и решать станем.
Кивцы не ответили никак. Когда рано утром небольшой отряд появился возле склона города, его встретила полная, абсолютная, мертвая тишина. Ни детишек наверху, возле цветочных клумб, ни женщин, увязывающих снопы на недалеком поле, ни скотины с караулящими ее пастушками, ни мужчин с косами на плечах либо на возках со столь необходимыми при наступающих холодах дровами.
Ведун, подъехав к самому селению, натянул поводья, повернул голову к мудрому Аркаиму:
— Не встречают чего-то красны девицы хлебом-солью. А лезть наверх да в люки стучать несолидно как-то. Правитель ты — или бродяжка простой, которому пожрать на обед нечего Встречать должны у ворот, да с уважением.
— У них же нет ворот в городе, — встрял с неуместным напоминанием Будута, но на него никто не обратил внимания.
— Может, не заметили нашего приезда, господин? — наивно предположила Урсула.
— Собственно, именно это они и пытаются изобразить, — согласился Олег. — Когда я с сотнями пехоты появился, дураку ясно было, что запертые двери выбивать стану. А так, вшестером… Думают, пересидят тихонько, да и обойдется как-нибудь. Побродим над запертыми дверьми да и дальше уедем. Скажи, мудрый Аркаим, ты можешь как-то дать знать о своем приезде? А то глашатаев мы как-то не захватили.
Правитель нахмурился, вскинул руку — и прямо с чистого неба в земляные валы города ударили несколько ослепительных молний. Невольница, испуганно вскрикнув, зажала уши, под Любоводом и холопом, всхрапнув, шарахнулись в стороны кони, двое заводных и вовсе понесли — Будута кинулся в погоню. Однако город оказался не только слепым, но и глухим. На нем не открылся ни один люк и не появилось ни единого человека.
— Вот, значит, как они своего законного правителя встречают, — сделал вывод Середин. — А ведь так освобождению радовались, присягу мудрому Аркаиму добровольно, считай, принесли. А как дубина над головой висеть перестала, так сразу двери на замок, сами под лавку и лежат, валенками прикидываются.
— Валенками? — рассмеялся правитель. — Это ты ладно молвил — «валенками». Весел ты, чужеземец. С таким и дружить, и биться ладно. Однако же что делать станем? Я могу к вечеру бурю собрать, ливень на них обрушить, молнии.
— А проку? — пожал плечами Середин. — Дома ведь для того как раз и строятся, чтобы бурю-непогоду в тепле, сухости и безопасности пережидать. Киве от шторма ничего не станется, а вот мы вымокнем да замерзнем, как цуцики.
— Дальше тогда поскачем? — спросил Любовод.
— Тоже нельзя, — покачал головой Олег. — Одному селению неповиновение спустишь, все остальные после примера такого тоже взбунтуются. Киву нужно вразумить. Один город воспитаешь — стало быть, и в прочих хлопот уже не будет… Разбивайте лагерь. Будем Киву брать.
— Как скажешь, друже, — потянул правый повод купец, поворачивая коня. — Тоды я за холопом поскачу. Вижу, не угнаться ему за скакунами сбежавшими.
Невольница же спешилась, отпустила подпруги и стала снимать с конских спин узлы с походными припасами.
— Как же ты город брать собираешься, ведун Олег? Нешто у тебя армия небольшая за пазухой спрятана?
— Нету у меня ничего за душой, мудрый Аркаим, это ты верно заметил, — согласно кивнул Середин. — Но утро вечера мудренее. Глядишь, и придумаю чего.
— А разве ныне не утро, чужеземец?
— Утро, — согласился Олег. — Но в голову пока ничего не лезет.
Он приподнялся на стременах, огляделся по сторонам в поисках какой-нибудь подсказки.
— Кладбище здешнее, чую, там дальше, за березняком лежит, — указал правитель.
— Знаю, — кивнул ведун. — Но всех мертвецов, пригодных для битвы, я отсюда во время прошлого похода поднял. Токмо дети малые да женщины остались. Куда их, пусть и мертвых, в сечу бросать? Пусть покоятся с миром… Мне вот что интересно, мудрый Аркаим, а у соседних с вашей страной племен могильники есть? Может, навестить их, со стороны сил набраться?
— Не получится, чужеземец, — покачал головой правитель. — На юг степь лежит. Тамошние обитатели своих мертвых земле предают, однако же кладбищ не имеют, хоронят своих там, где те путь свой заканчивают. Сказывают, помечают они как-то могилы знаками тайными. Однако же поди найди их средь просторов! Все ноги стопчешь, пока хоть сотню соберешь. На закат, за горами, народы своих умерших на кострах жгут. И добираться к ним через скалы и горы тяжко, да и проку не будет. На восход от нас народ иши обитает. Те боятся, что их мертвые могут стать добычей злых духов, и оттого съедают покойника на прощальном пиру, всех родственников и друзей его собирая. Кости обглоданные — и те в тайные места прячут. В общем, совсем дикие люди.
— Не уверен, — тихо пробормотал ведун. — Имея соседей вроде вас, поневоле трупы прятать начнешь.
— На севере от Кайма остяки обитают, а немного восточнее — югры. Они тоже кочевать любят, вблизи от порубежья нашего кладбищ не делают. Сказывают многие, дальше на север у них и обычные селения имеются, с домами, из дерева рубленными, и кладбища есть. Однако же далеко до тех мест больно, ох, далеко… Коли на рысях, то и с месяц, может, скакать придется, а то и более.
— Понятно, — кивнул Олег. — На чужих зомби можно особо не рассчитывать.
— Я же сказывал, чужеземец. Мы используем силу мертвых куда быстрее, нежели она появляется. Боюсь, после нас ее не останется вообще, и наши потомки будут жить в дикости и голоде.
— Но ты, мудрый Аркаим, как я заметил, к этому уже готов?
— О чем молвишь, чужеземец?
— О тебе, правитель. За все время нашего знакомства я ни разу не видел, чтобы ты ел.
— Не о себе пекусь, ведун Олег. О народе своем, что по воле богов от отца во владение мое остался.
— Не пропадет народ твой, мудрый Аркаим. Поверь мне на слово, не пропадет. Хотя силой мертвых пользоваться действительно уже не сможет. А пока нужно подумать. Наверняка слабина какая-то в тупом упрямстве горожан имеется. Не может ее не быть.
— Зима наступает, чужеземец. Урожай собран, дрова запасены. В каждом доме колодец, так что и с водой у них хлопот нету. Мыслю я, ныне до весны, до первых полевых работ они отсиживаться за стенами могут.
— Подумать нужно, правитель. Слабое место есть всегда. Его нужно только найти. Нас здесь двое колдунов, причем один из них — правитель страны, коему горожане клятву верности принесли. Не может быть, чтобы мы этих смутьянов к порядку не призвали! Подожди немного, осмотрись. А там, глядь, и по-нашему все обернется.
Заводные кони — великое дело. Когда не нужно все походное добро носить с собой, то и обосноваться в любом месте можно со всеми удобствами. Уже через полчаса после решения о привале на прогалине в ивовом кустарнике горел бодренький костерок, вокруг которого поднялись три шатра. Крытый войлоком, поверх которого лежал золотистый шелк — мудрого Аркаима, и еще два, больше похожие на навесы из плотной парусины — для Олега и его друга. Холопа купец милостиво обещал пускать ночью к себе — на то время, когда приглядывать за лошадьми останется ведун либо он сам.
В палатке невольница расстелила кошму, поверх которой лежала большая овчина. Накрываться, словно одеялом, предполагалось другой, такой же широкой шкурой. В общем, несмотря на ночные заморозки, спать в этом походе путники могли хоть голышом. Во всяком случае, Олег, под боком у которого в последние ночи сладко посапывала горячая, что натопленная печь, ласковая дева.
Во время обеда правитель соизволил удалиться к себе на отдых. Ведун, поев, решил последовать его примеру — и тут же оказался в жадных объятиях Урсулы, опрокинувшей его на мягкую подстилку:
— Как хорошо, что в этот раз ты взял меня с собой, господин!
— Ты просто не понимаешь, как тебе повезло, что ты тогда осталась во дворце, девочка, — погладил ее лицо Олег. — Нам досталось на орехи немало. А уж в конце, когда мы в плену оказались… Я думаю, хватит с тебя и одного повешенья.
— Ради тебя я готова на все, господин… — прижалась к его ладони девушка. — Хотя не знаю, как ты мог так долго находиться вместе с этими… С мертвецами живыми. Я бы, наверное, в первую же ночь от страха умерла.
— Да чего их бояться-то, девочка? Они безобидны, как тележная оглобля. Пока никто ею никого огреть не попытается, вреда от нее никакого быть не может. Так и зомби. Если ему приказа нападать нет, то он безобиднее пугала. Ты его хоть на куски руби — он и сопротивляться не догадается. Овца, и та злее будет.
— А все равно жутко, господин. Этакое-то страшилище! Полугнилые, облезлые, кожа лохмотьями, глаза вытекли — и все вокруг с мечами да копьями бродят.
— Да-а, несладкое соседство… — Ведун отстранил от себя невольницу, присел на кошме. — Это ты права, соседство несладкое.
— Я что-то не так сказала, господин? — удивилась такой неласковости рабыня.
— Ты молодчина, девочка моя, — поднявшись на ноги, затянул снятый было ремень Олег. — Ты просто гений!
Кладбище Кивы на две трети было покрыто пустыми ямами — следами прошлого призыва в армию ведуна. Мудрый Аркаим не желал проливать человеческой крови, а потому открыл Середину тайну оживления мертвых и подчинения их своей воле. Правда, поход тот закончился неудачей: великий Раджаф под стенами столицы смог-таки истребить мертвые легионы. Но, нужно признать, несмотря на полнейший разгром армии Аркаима, в горных селениях ни одной матери не пришлось плакать над сгинувшим в походе сыном, во владениях законногоправителя Кайма не появилось ни вдов, ни сирот. Армия из мертвецов, при всей своей ужасности, оказалась самым гуманным изобретением. Для своих, разумеется.
Но второй раз этот фокус повторить было невозможно: могилы пусты, их недавние владельцы обращены в костную пыль за много, много верст отсюда. Остались могилки только женщин и детей, похожие на дома в самом городе — небольшой овальный холмик, украшенный цветами, да маленькая дощечка с краю, похожая на ведущий вниз люк. На дощечке имя и еще несколько слов, начертанных незнакомыми Олегу рунами.
— Что-то случилось, чужеземец?
— Мудрый Аркаим? Разве ты не прилег отдохнуть вместо обеда?
— Ты тоже хотел прилечь, чужеземец. Однако вдруг вскочил и помчался сюда. Мне подумалось, что у тебя появились долгожданные идеи про то, как вразумить жителей Кивы?
— Не уверен, что это хорошая мысль, — пожал к плечами ведун. — Думаю, мысль действенная — но с душком нехорошим. Пожалуй, надо иное чего прикинуть. С такими воспитательными мерами мы любви никогда не добьемся… То есть, я хотел сказать, ты не добьешься, мудрый Аркаим.
— Что же это за мысль таковая крамольная, что ты ее даже произнести боишься, чужеземец? Али ты просто вид на себя напускаешь, а на деле не придумал еще ничего? Так ты не стыдись, я тебя понимаю. Задача тяжкая, пустыми руками город целый к покорности привести мало кому по силам. Ну не можешь — так не можешь. Карать не стану.
— Скажи мне, мудрый Аркаим, а что будет, коли детей этих и женщин из могил поднять да велеть по домам возвращаться?
— Ничего не будет, — пожал плечами правитель. — В жилища, где раньше обитали, уйдут да стоять там станут.
— «Стоять станут», — хмыкнул Середин. — Не знаю, как ты, мудрый Аркаим, но даже я чувствовал бы себя сильно нехорошо, коли ко мне пришел бы труп, пусть даже друга или родственника, и торчал все время над душой. А Урсула, я думаю, так вовсе бы из дома этого удрала.
Правитель с минуту обдумывал услышанное, а потом прямо на глазах начал расцветать:
— Воистину, ты мудр не по годам, чужеземец! Отныне я верю, что пророчество гласило именно о тебе. Без тебя я бы до такого не додумался!
— Ты хочешь сказать, мудрый Аркаим, — не поверил своим ушам Середин, — ты хочешь сказать, что намерен все это осуществить? Вынуть из могил мертвых детей, послать их к родителям, а сгинувших жен — к уже забывающим горе мужьям?
— Ты так же мудр, как наивен, ведун Олег, — похлопал его по плечу правитель. — Разве ты не знаешь, что такое замирение бунта среди подданных? Это горящие амбары и селения, кишки детей, намотанные на деревья, распятые у дорог женщины и виселицы, на которых повешен каждый третий, что жил на взбунтовавшихся землях! Ты хочешь этого?
— Да хранят меня боги от таких мыслей, — передернул плечами Олег. — Я думал, такое возможно только в средневековой Европе.
— Такое возможно везде, где люди не чтят клятвы верности, — ответил правитель. — Ты только что придумал, как усмирить бунтовщиков без крови и казней, без пожаров и разорения. И ты думаешь, я откажусь от такой возможности? Я не люблю крови, чужеземец. А ты?
— Я тоже не люблю… — вздохнул ведун. — Но посылать мертвых детей в дома родителей…