read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Лютобор учил его многим ратным заговорам, но все они обладали одним общим недостатком: на их применение требовалось время. Схватки же чаще всего случаются в самый неожиданный момент. Да и при свидетелях творить иные явно не стоит — если не хочешь прослыть злым колдуном и угодить на костер. Русь, конечно, не Европа, однако пару раз в году на ее просторах тоже запаливали где чародея, а где и разоблаченную ведьму. Так что напрашиваться «на приключения» не стоило. Но сегодня…
Князь Сакульский отступил обратно в заросли иван-чая, скинул пояс, ферязь, стащил через голову рубаху, нагреб из-под корней сухой земли, растер у себя под мышками, перемешивая с потом, и начал размеренно читать заговор:
— Плоть от плоти земли русской, воля от воли ветра гулячего, слово от слова речи Свароговой, взгляд от взгляда света полуденного. Я, внук Сварогов, ветвь от корня русского, на сем свете рожденный, в водах омытый, землей вскормленный, Алатырь-камнем благословленный. На море-окияне, на острове Буяне, лежит камень Алатырь, дождями умыт, солнцем согрет, землей укутан. Ты, Алатырь-камень, меня не видишь, меня не слышишь, меня не чуешь. Так бы и вороги меня не замечали. Ты, Триглава-кормилица, забери мою плоть, отнеси на сто сажен к Новгороду. Ты, Похвист могучий, возьми мой шум, унеси его на сто сажен к Новгороду. Ты, Хоре горячий, забери мой свет, отнеси на сто сажен к Новгороду. От сего мига и до конца света. Аминь…
Он рассыпал вокруг себя землю и, глядя только вниз, себе под ноги, оделся, опоясался.
— Плоть от плоти земли русской, воля от воли ветра гулячего, слово от слова речи Свароговой, взгляд от взгляда света полуденного. Ты, Алатырь-камень, меня не видишь, меня не слышишь, меня не чуешь. Так бы и вороги меня ныне не замечали. Аминь…
Хотя этого по заговору и не требовалось, Андрей широко перекрестился и начал выбираться из пугающе молчаливого иван-чая. Шелест сминаемой травы слышался — но откуда-то справа.
Наконец он добрался до поросшего редким лесом склона, начал спускаться вниз, к реке, петляя между соснами. Примерно в ста пятидесяти метрах выше по течению точно так же бежал совсем молодой, еще безбородый боярин с шитой серебром тафьей на гладко выбритой голове, в ферязи без рукавов и единственным перстнем на среднем пальце левой руки.
Мужики, активно стучавшие топорами, замерли, провожая взглядами идущую прямо в руки добычу, аж дыхание затаили. Андрей повернул влево, заходя им за спины — двойник же оборотился к убийцам лицом. Князь рванул саблю — топочущий по склону паренек в точности повторил движение.
— Стой! — не выдержал один из убийц, кинулся к миражу. Через мгновение все остальные ринулись следом. Зверев побежал за холопами Старицкого — двойник же повернулся к ним спиной и кинулся наутек. — Стой! Стой, не то хуже будет!
Им так хотелось одарить смертью совершенно незнакомого человека… Между тем собственная погибель, невидимая и неслышная, уже шла за ними по пятам, готовясь обрушить клинок на затылок приотставшего душегуба.
Дело закончилось в несколько минут. В азарте погони убийцы не замечали, как шаг за шагом их становится все меньше и меньше. Никто даже вскрикнуть не успел — стараясь не шуметь зря, Андрей раз за разом сносил старицким холопам головы. В общем топоте падающие тела внимания не привлекали. Только чернобородый, умерший четвертым, успел оглянуться — видать, нутром почуял неладное. Он остановился, открыл рот — но разрубившей горло сабли все равно не различил.
Закончив свою кровавую, но необходимую работу, князь вытер клинок о рубаху последнего из погибших, спустился к реке, тщательно умылся, по воде вернулся к недоделанному плоту, забрался на него, чтобы плеском не выдать своего местоположения.
— Пахом!!!
Холоп на том берегу поднял голову, вперил взгляд в призрака:
— Ты, княже? Андрей Васильевич?
— Я, кто же еще? Ты, как отдохнешь, обратно плыви. Видать, судьба — придется в лесу ночевать. Переберешься — брони с мертвецов сними, не пропадать же добру. На лошадей навьючь. Огонь разведи. Я позже вернусь, в лесу еще одного выследить нужно.
Вернулся он только к полуночи, найдя дядьку по свету одинокого костра, и, облегченно вздохнув, вытянулся на пустом потнике, приготовленном возле огня. Темнота сняла силу заклятия, и теперь Андрей не опасался показаться рядом с верным холопом. Верный-то верный — да чего пугать без нужды?
— Догнал, Андрей Васильевич? — протянул ему Пахом румяный пирог с зайчатиной.
— Нет, — не стал приписывать себе лишнего Андрей. — Но ведь всяко не заявится, после такого-то урока. А что князь Старицкий про стычку узнает — так ведь все равно догадается, когда его люди не вернутся. Только, думаю, молчать он станет. Признаться, что мы его холопов на дороге перебили, — это все едино, что в разбое самолично покаяться. Чего они тут такой толпой делали — при оружии, в броне? Ох, Пахом, не стоит нам ныне из дома отлучаться без бердышей, луков и доспеха. Рискованно. Коли противник наш на стезю этакую ступил, то уже не успокоится. Наверняка новых убийц подослать попробует. Ты добычу собрал?
— Кольчуги да мечи, княже. Поддоспешники в крови оказались, загниют. Бросил. А сапоги прихватил. А то половина поселенцев в поршнях ходят. Им пригодится. Лошадей всего десять собрал на меч взятых да одна со двора постоялого. А мальчишку я так и не нашел.
— Он уже дома, Пахом, про смертоубийство сказывает. Не видать нам больше нашего залога. Удрал… Тяжело всухомятку жевать. Попить ничего нет?
— Мед в одной сумке нашел. Стоячий, сладкий. Будешь?
— Еще бы, — усмехнулся Зверев. — Кто же от меда перед сном откажется? С ним и сон крепче, и на душе теплее. Давай…
* * *
Хоть и поднявшись в седло еще до рассвета, в Ладогу Андрей с Пахомом прибыли лишь далеко за полдень нового дня. Сразу свернули к причалам и вскоре один за другим облегченно перекрестились:
— Здесь!
Ставший за минувшее лето совсем родным ушкуй дожидался князя возле одного из причалов. Следующий взгляд Андрей устремил к нависающей над портом крепостной стене — и чуть не подавился от изумления. Слегка скошенная внизу и вертикальная лишь у самого верха, она была высотой с пятнадцатиэтажный дом! А башни вздымались и того выше. Могло показаться, что это обитель великанов, которым обычные стены и города показались слишком мелкими, а потому они решили построить собственную обитель.
— Ни хрена себе! Это как же они?.. Ни хрена!! Где они столько камня-то взяли?
— Озеро недалече, все берега валунами усыпаны, — невозмутимо пожал плечами холоп. — В город заворачивать станем?
— Ни к чему, — справился с первым изумлением Зверев. — У нас и так каждый час на счету. Однако же… Ни фига себе, стену отгрохали[4 - На самом деле крепостные стены Ладоги имели вполне обычную высоту. Однако кто-то из жителей города придумал вымостить камнем склоны городского холма от основания до подножия стен. На незнакомых с городом путников и захватчиков эта уловка, по слухам, производила совершенно убийственное впечатление.]…
На палубе корабля путников тоже заметили, замахали руками. Над поручнями носовой надстройки показалась огненная шевелюра Риуса. На него-то и обратил Зверев свой первый гнев:
— Ты почему из Новгорода уплыл, бездельник? Какого лешего нас там бросил?!
— Дык, Андрей Васильевич, — изумился мальчишка. — Ты же сам повелел. Вон через дядю Пахома приказ передал.
— Да? — вскинул брови князь, перевел взгляд на холопа.
— Помилуй Бог, княже, — торопливо перекрестился дядька. — Вот те крест!
— А когда передал?
— Вчерась, поутру. Токмо светать начало.
— Да как же, княже?! Вместе аккурат в это время сбирались!
— Да знаю, Пахом, знаю, — отмахнулся Зверев, спешился. — Думаю, ты и сам догадываешься, кто рыжему голову заморочил.
— Ну да, княже, а как же! — моментально сообразил дядька. — Коли на дороге нас дожидались, ироды, стало быть, знали, что не на ушкуе поплывем. Они усе и подстроили!
— Риус, — спешился Андрей. — Корабельщик-то появиться успел? Купец Евграфий, Гвоздев сын. Где он?
— У него паузок маленький, княже. Вчерась и чалиться не стал, вперед ушел. Сказывал, отстать на озере боится. А мы его за день все едино нагоним.
— Изя, Левший, Илья, коней расседлать, разгрузить, — зевнул Зверев. — Лошадей продайте тут в городе кому-нибудь. Как управятся, Риус, сразу и отчаливай. Меня до Запорожского не будить! И Пахома — тоже.
* * *
Паузок корабельщика размеры имел примерно те же, что и «яхта» воеводы Корелы, но мачта тянулась раза в полтора выше. Быстрый или не очень — но к тому моменту, что ушкуй подошел к устью Вьюна, кораблик Евграфа уже покачивался на якоре возле берега, а сам купец скучал на корме с удочкой. Рядом забавлялись ловлей двое хлопцев лет этак по двадцать, может чуть больше.
— Клюет? — свесился с борта Андрей.
— Дуракам везет, — недовольно буркнул корабельщик и принялся сматывать снасть.
На палубе возле мачты трепыхались в корзине две полупудовые лососины, под ними блестели серебром несколько рыбешек поменьше. Однако, судя по всему, повезло не хозяину.
— Чего вылупились, бездельники? Парус поднимайте, якорь тоже. Видите, уходит князь?
Ушкуй парусов не спускал — влетел в протоку на всей скорости, рассчитывая с ходу проскочить участок реки, не продуваемый ветрами из-за густого леса по берегам. Как обычно, Лучемиру это фокус удался — хотя ни Риусу, ни Левшию повторить его не получалось ни разу. За поворотом паруса опять выгнулись, повлекли судно вперед, и пять минут спустя оно причалило к привычному месту. Паузок нагнал их только через полчаса, когда холопы уже начали разгружать трюм. Приткнулся носом к берегу ниже причала, и вскоре корабельщик поднялся на ровные, плотно сбитые бревна пристани.
— Ох, ну и махина! — покачал он головой, указывая в сторону ручья. — После ладожской стены ты, Андрей Васильевич, второй, кто смог меня поразить. Ужели ты сие чудо сотворил?
— Я придумал, да серебро для его постройки отсыпал. А строили мастера настоящие, умелые. И воду к нему они же отводили. Сделано прочно, на века, можешь не беспокоиться.
— А мне-то оно чего, княже? — пожал плечами купец. — На ногу не упадет, крыши не продавит.
— Ты просто не понимаешь, Евграф, — улыбнулся Зверев. — Как думаешь, что оно делает?
— Знамо что. Мельницу крутит.
— Мимо, — погладил подбородок Андрей. — Что еще предложишь?
— Порох трет? — с легким придыханием предположил корабельщик.
— Мимо. Еще идеи есть?
Купец надолго задумался.
— Ладно, не мучайся, — пожалел новгородца Зверев. — Колесико это через кривошип пакет из пятнадцати пил вперед-назад двигает. А сверху на пилы под своим весом бревна опускаются. Штук пятьдесят в день. Получившиеся доски мужики сортируют по размеру и запускают в другие лотки, где их обрезают по краям спаренные пилы. И все это — идеально ровно. Потому как не люди работают, механизмы. У них руки не трясутся, и от глазомера у них ничего не зависит. Все просто: с одной стороны люди запускают лес, с другой получают обрезанные со всех сторон доски. Теперь понятно, почему они обходятся мне куда дешевле, нежели у ваших пильщиков?
— Да, серьезное дело, — кашлянул в кулак Евграф. — Покажешь, Андрей Васильевич?
— Конечно… — Андрей уже в который раз глянул на тропинку. Однако никто не торопился его встречать, никто не бежал на пристань обнять вернувшихся путников. И за лошадьми послать, получалось, тоже было некого. — Ладно, тут рядом. Пошли.
На самом деле смотреть на лесопилке было особо нечего: ходят туда-сюда пилы, крутятся валы, ссыпаются в огромные валы опилки, оседают медленно едко пахнущие сосновые хлысты.

— Изрядно уже опилок накопилось, — цыкнул зубом купец. — Стало быть, давно мельница крутится?
— Давно, — согласился Андрей. — Домов изрядно отстроить успели, дворец мне ныне начали делать, потом я собираюсь усадьбу возле западной границы строить. На всякий случай, от незваных гостей. В общем, есть куда использовать доски, коли с твоей мастерской дело не выгорит. Чуть позже, чуть раньше, а дело я запущу. А до тех пор либо строиться активно, либо материал запасать стану. Зимой, опасаюсь, не так просто будет с этой техникой. Ну да зимой и разберусь.
— Не боишься, княже?
— Чего?
— А что я задумку твою использую да сам такую мельницу сооружу?
— Где? — откровенно рассмеялся Андрей. — Где ты еще такое место найдешь? Для пилорамы обычным водяным колесом не обойдешься, тут изрядная силища нужна. Думаю, ближе Кавказа ты, Евграф, второго такого удачного места не сыщешь. Посему выбор у тебя прост. Либо согласен ты на мои условия, либо мне надобно искать другого корабельщика.
— Круто дело ведешь, Андрей Васильевич, круто, — поджал губы купец, оглядывая с высоты вала заливчик. — Однако же и у тебя немало узких мест имеется. Вьюн, как все округ знают, через год пересыхает летом. Стало быть, в самое страдное время ни до тебя сюда купцу будет не добраться, ни корабль готовый из залива не вывести. Берега тут неудачные, низкие. По весне затапливать будет — работу, материал, саму мастерскую портить. А отодвинуть ее нельзя. Весь остальной год до воды далеко будет, готовое судно не спустить. Посему мыслю я, надобно иное место искать, с высоким, но пологим берегом. Не на реке, на Ладожском озере. Дабы большая вода всегда рядом плескалась. Чтобы с любой осадкой и подойти легко было, и уйти, и чтобы размерами мастерскую в любую сторону раздвинуть можно, как здесь не тесниться.
— Штормит часто на озере. Не разнесет постройки?
— Уж как отстроимся. Супротив ветра добротный барак завсегда устоит, а от волн залив тихий нужно выбрать или мол отстроить… Хлопотно это, но коли дело пойдет, можно и постараться.
— Это так понимать надлежит, купец Евграф, сын Гвоздев, что согласен ты на мое предложение? — склонив набок голову, поинтересовался Зверев.
— Коли ты не против, княже, — уклончиво ответил новгородец, — я бы задержался тут ден на пять, по берегам побродил, к заливам и бухтам присмотрелся.
— На что смотреть, коли дела затевать не намерен? — Андрей показал купцу открытую ладонь: — Так что, купец, по рукам?
— Приглядеться надобно, расходы и прибыток возможный посчитать, место удобное выбрать…
— Это мелочи, Евграф, мелочи. А главное в том, что я тебе доски, в размер пиленные, за половину цены новгородской отдавать стану. Ты же здесь мастерскую снарядишь, дабы из леса моего корабли добротные шить. И свою половину работы я, как видишь, исполнил. Пилятся доски, пилятся. Рук умелых ждут… Так согласен ты — либо другого корабельщика мне искать нужно? До первого льда всего месяца два осталось. Я до того времени напарника желаю найти.
— Считай, нашел, Андрей Васильевич, не беспокойся. Э-э-э… — И купец ударил по подставленной ладони: — Уговорено. По рукам!
— Вот и славно! Айда теперича к моему дому. В баньке с дороги попаримся, вина испанского выпьем, попируем честь по чести, а уж с утра делом и займемся.
— Как скажешь, Андрей Васильевич, — кивнул купец. — Можно и в баньку.
Зверев бросил взгляд иа причал, в очередной раз удивляясь царящему на нем спокойствию — ровно не заметил никто, что князь вернулся, что встретить его надобно, хозяйку упредить, угощение навстречу вынести. Так ведь нет ничего, даже холопов, успевших обзавестись друзьями и подругами, — и тех почему-то на берегу не ждут. Князь качнул головой и пошел по тропе, указывая новому сотоварищу короткую дорогу в селение.
Запорожское тоже пугало тишиной и покоем. Нет, оно не выглядело мертвым или брошенным: вдалеке на поле паслось стадо коров, над многими трубами курились дымки — бабы стряпали обеды семьям, запаривали объедки и брюкву с репой скотине. Тявкали псы, кудахтали куры — но вот людей ни на дороге, ни на улице отчего-то навстречу не попадалось. Если и показывалась где человеческая фигура — так на изрядном удалении, в поле или на огороде у выселок. У колодца возле дома старосты скучало еще влажное, но пока никому не нужное ведро, во дворе у Фрола валялись поленья у размочаленного чурбака, мокло в тазу с золой белье — однако и староста, и Лукерья пребывали в таинственном отсутствии. Князь рассеянно перекрестился — происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Простой вещи сделать невозможно — повелеть стол пиршественный не в доме, а на ушкуе накрыть. В доме ведь ребенок, а дитятю до года, как утверждал Лютобор, сглазить кто угодно и без всякого умысла способен, настолько он слаб. А потому в первый год жизни младенца вообще никому, окромя отца с матерью, видеть нельзя. Разве деду с бабкой показать допустимо — но и то, если в общем доме семья обитает. А тут — совершенно посторонний гость. В баню такого пустить еще можно, но в дом — ни за что.
Отведенная княжеской семье изба находилась на третьем от старосты дворе. Андрей увидел Захара — старого конюха, по уши погрязшего в недоимках, и Анфиску с коромыслом на плече. Девка тоже заметила господина, испуганно пискнула, буквально скинула ношу на землю и бросилась в дом. И ладно, кабы ведра пустыми были — так ведь с водой! Конюх тоже исчез — как сквозь землю провалился.
Андрей зашипел сквозь зубы, толкнул калитку, поднялся на пустое крыльцо, чуть притормозил, скосив глаз на трубу близкой баньки: нет, не дымит. Сами, стало быть, не догадались. Евграф скинул перед порогом шапку, перекрестился с поклоном. Прошел вслед за хозяином в сени.
— Подожди секунду, друг, — остановил его перед светелкой Зверев, открыл дверь — и увидел Полину, заплаканную, с красными глазами и распущенными волосами.
— Что? — только и смог выдохнуть молодой человек.
— Нет… Нет больше дитятки нашего…
— Что-о? — Андрея словно схватил кто-то за сердце, крепко сжал и рванул вниз, к солнечному сплетению. — Как?! Почему? Где он? Что случилось?!
— Мы его… Мы… Вчера еще отпели…
— О Господи, — охнул позади купец. — Ты это, княже… Соболезную… Я того… На паузок, пожалуй, пойду.
— Почему?! Да что случилось, что?! — Зверев Евграфа просто не услышал. — Все же хорошо с ним было, здоровый был! Что же, как?
— Маленький ведь был совсем… Слабый… — Юная женщина вдруг разразилась плачем и кинулась в светелку, упала на постель, накрыв голову подушкой.
— Да как же… — Андрей пошел следом, присел рядом с ней, однако понять что-либо в рыданиях Полины было совершенно невозможно. Князь выглянул в сени в поисках девок, потом вышел на крыльцо — но и в доме, и на дворе все словно вымерли. — Проклятие! Всех выпорю!
Однако гнев хозяина все равно не побудил дворню показаться ему на глаза. Князь вернулся в светелку, снова присел рядом с женой:
— Да что же случилось-то? Тут был кто-то из чужих? Его пытались украсть? Отравили? Кто? Когда? Да отвечай же ты! Я найду его, клянусь! Найду и истреблю! Кто? Скажи, кто?
Полина только заходилась в рыданиях и тянула на себя толстое перьевое одеяло.
— Вот проклятие!
С силой рванув на себя подушку, Андрей вытянул руку, легонько чиркнул ногтем жене по щеке, отпрянул. Держа руку чуть в стороне, открыл сундук, берестяной туесок, провел по краю восковой свечи и тут же вынул ее из коробки, пока не смазалась. Главное — немного жира получить. А в правильную колдовскую свечу он его всегда превратит, опыта уже хватает. Князь вернулся к постели, погладил супругу по голове:
— Отдохни, милая, успокойся. Я сам разберусь. Найду гада и уничтожу, даю слово.
Полина болезненно застонала и отвернулась, пряча лицо во влажном белье. Андрей вздохнул, еще пару раз провел рукой по ее волосам и направился в соседнюю комнату, к печи, на которой баба Велича стряпала еду для хозяев и остальной дворни. То, что кухарка куда-то пропала, Андрея уже не удивило. Он сдвинул крышку топки, сгреб кочергой в кучу немногочисленные угли и придвинул к ним оловянную плошку, в которую кинул переломанную свечу — для заклинания воск следовало равномерно смешать с жиром человеческим и — животным. Лютобор советовал для такого случая барсучий или свиной.
На возню с формами и воском ушло больше часа. Прихватив с собой глубокую деревянную миску, он перешел через сени на крытый двор, затворил изнутри ворота, подпер дверь черенком лопаты — чтобы кто случайно не забрел во время чародейства, — зачерпнул из кадки воды, прочитал заговор Сречи, повелительницы ночи, поставил миску боком на перевернутую бочку с прохудившимся днищем, запалил перед ней свечи, спокойно и уверенно отчеканил заклинание зеркала Велеса — и прищурился, глядя на плачущую Полину. Нет, это она сейчас такая. А увидеть, что с ребенком произошло — нужно назад время отодвинуть. Через нижнюю часть зеркала он перешел в те дни, когда жена еще склонялась над колыбелью, остановился.
Судя по черным окнам, дело происходило ночью. Сынишка, наверное, плакал — Полина, покачав колыбельку, взяла его на руки, обнажила грудь, покормила. Уложила в постельку, но уже через минуту наклонилась над младенцем снова. Зашевелились губы — видать, уговаривала. Сбоку появилась Анфиска, подняла ребенка, стала ходить от печки к окну, покачивая и уговаривая. А может — напевая колыбельную. Несколько минут — и прилегшая было Полина встала, забрала ребенка, опять дала грудь. Девка крутилась рядом, но княгиня недовольно махнула рукой, и та ушла. Малыш же, судя по всему, затих. Полина попыталась вернуть его в колыбель, но почти тут же забрала.
— Капризничает, — улыбнулся Андрей. — Сын растет, с характером. Раз в колыбель не хочет — значит, не ляжет.
Полина походила с малышом, присела на край постели. Сынок, похоже, затих — но класть его обратно в постельку мама больше не рисковала. Откинув одеяло, она легла, уложила малютку рядышком, прижала к себе поближе. Княжич пошевелил губами, но почти сразу затих — рядом с теплой родительницей ему явно понравилось. Женщина погладила его по головке, что-то нашептала. А вскоре глаза закрылись и у нее.
— Притомилась, родная, — качнул головой Зверев. — Да, с сыном не забалуешь. Мужчина, своего добиваться умеет.
Полина вздохнула, повернулась во сне, и ее большая рыхлая грудь легла крохотному человечку на лицо. Дернулась вверх почти игрушечная рука с растопыренными пальчиками, зашевелились ноги.
— Нет! — резко наклонился вперед Андрей. — Нет! Проснись… Проснись… Проснись, дура!!!
Он кричал, он скрежетал от бессилия зубами — но там, в зеркале, мама безмятежно спала, лежа на боку и подтянув до пояса одеяло, а ребенок ее стремительно наливался синевой.
— Не-ет!
Но ручонка упала, а маленькое сердце человечка, так и не успев испытать ни страха, ни радости, ни любви, ни горя, остановилось, отсчитав последнюю секунду так толком и не начавшейся жизни.
— Нет!!!
Князь с размаху ударил кулаком в колдовское зеркало — плеснула в стороны разбуженная вода, раскололась надвое и слетела на пол миска. Андрей взметнулся по лесенке к избе, отшвырнул вниз лопату, промчался через сени, выбил дверь светелки, рванул к себе за ворот жену:
— Ты! Ты!
Затрещала, расползаясь, ткань, широко распахнулись испуганные глаза. Скрипнув зубами, Зверев бросил ее обратно на перину, выскочил на улицу, сбежал вниз к причалу, толкнул на палубу ушкуя подвернувшегося под руку Илью.
— Ты чего, княже? — обиженно забубнил холоп.
— Риус! — рявкнул Андрей. — Где ты, рыжий лентяй?! Сюда!
— А-а? — выглянул из двери задней надстройки мальчонка.
— Отчаливай, уходим.
— Дык никого ведь нету. Дед греться в баню пошел, Левший у бабы своей, Пахом…
— Отчаливай, я сказал!
— Но…
— Плевать! — Андрей перемахнул на причал, двумя взмахами сабли срубил причальные веревки, прыгнул обратно на борт. — Поднимай паруса!
— Какие паруса, ветер встречный! — побежал к рулю мальчишка. — Весла, весла на воду. Кто там есть?! Немец, вылазь!
— Илья, на ту сторону, — пихнул холопа к левому борту князь, сам толкнул в прорезь уключины правое весло, сел на приступку, погрузил лопасть в воду. — И-и раз! Еще раз, еще!
Вода зло зашипела под ударами, корабль начал плавно разворачиваться вниз по течению.
— Сам ты немец! — показалась из трюмного зева белобрысая голова.
Риус не ответил. Илья гремел веслом, никак не попадая им в уключину, а Зверев все греб и греб, стиснув зубы и не глядя по сторонам, выкладываясь всей силою, до последней капельки — и на душе его стало немного легче, словно часть боли и горя ушли вниз, растворяясь в холодной воде.
Изольд мудро не стал подходить к господину, и Андрей сидел на приступке, взмахивая длинной лопастью, еще почти час, пока Риус хриплым голосом не приказал поднять сперва носовые, а потом и главный парус.
— Куда идем, Андрей Васильевич? — поинтересовался мальчишка, убедившись, что ветер пойман, а туго натянутые веревочные концы надежно закреплены.
— Разве я не сказал? — удивился Зверев, рывком выдергивая весло. — В Великие Луки идем. Домой.
— Тяжко получится, княже. Втроем, да весь путь супротив течения. Ветер на Ловати не поймать, на весла посадить некого. Да и по Волхову подняться токмо с попутным ветром сможем. Разве бурлаков нанимать. Поперва от Ладоги до Ильменя, опосля по Ловати…
— Это же сколько они нас волочь будут? А помнишь, Лучемир до Лук под парусом всю дорогу плыл, и довольно быстро добирался.
— Так то в половодье, княже! Течения нет, воды много, лавировать можно без опаски. А ныне…
— Понял, — оборвал его Андрей. — Но пешком — это долго. Пять дней… За пять дней мне до усадьбы добраться надо. Как это сделать, каким путем?
— За пять ден никак не доберешься, княже, — покачал головой Риус. — Коли до Новагорода добираться — так день по озеру Ладожскому, да еще по Волхову при попутном ветре два дня. А без ветра и все пять будет. Коли к Ивангороду повернуть — то по Неве вниз по течению получится, да по заливу еще… Ну два дня выйдет до Ивангорода. Однако же по Нарве без бурлаков не подняться. Да и по Великой на двух веслах мы не выгребем.
— А от Нарвы дорога до Великих Лук имеется?
— До Пскова есть, через Гдов, то я слышал. А до Лук…
— Правь к Ивангороду, — решительно приказал князь. — Уж от Пскова — и дороге не быть? От него, помнится, на Русь никаких рек не течет. Значит, токмо на лошади или телеге и доберешься. Должны быть дороги, должны.
По примеру деда, Риус отважно вел ушкуй через ладожские просторы и в скоро наступившей темноте. Андрей же долго смотрел на повисшую низко над волнами почти полную луну и ушел в носовую каюту только, когда небо уже начало светлеть. Как ушкуй скатывался вниз по стремительной Неве, как пересекал Финский залив — он не видел. Он вышел на палубу, когда судно миновало устье Луги.
— Подходим, княже, — гордо сообщил Риус, удерживающий под мышкой глянцевую рукоять руля. Под глазами у него темнели от недосыпа синяки.
— Хорошо, — кивнул Зверев, вернулся к себе, надел короткий цельнокатаный войлочный кафтан, прозванный холопами «татаркой» и отличавшийся от обычного поддоспешника богатым шитьем золотой нитью и катурлином да застежками на груди, опоясался саблей, уронил в рукав любимый кистень, перекидал все серебро из сундуков в поясную сумку, вышел обратно.
— Вон оно, княже, — указал вперед рыжий. — Глянь, аккурат две ладьи из Нарвы выкатываются. В нее править?
— К берегу…
Мальчишка кивнул, навалился на весло:
— Ребята, концы главного паруса отвязывайте… А опосля сразу стягивайте его, зарифляйте!
Осадка у груженого ушкуя не превышала двух метров — оттого-то он без опаски и через Финский залив проходил, и в устье не самых глубоких рек, вроде того же Вьюна. С пустыми трюмами, да еще и без команды он не мог сидеть в волнах глубже метра.
— Насколько к берегу приближаться, Андрей Васильевич? — когда до пляжа оставалось с сотню сажен, поинтересовался молоденький кормчий.
— Иди, иди, — кивнул Зверев.
— Я носовой один подберу все же… Да, княже?



Страницы: 1 2 3 [ 4 ] 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.