– Да нет, индоевропейцы. Короче, не забивай себе голову всякой ерундой. Кочевники они, просто кочевники.
– А живут эти кочевники где, в юртах? – не унимался Леха. –Избы больше не рубят?
– Ну да, как все кочевники, – ответил сержант. – Хотя, я читал, в поздние времена, когда они на землю все больше оседать стали, да землепашеством заниматься, у них и города в рост пошли.
– А разве у кочевников города есть?
– У кочевников, Леха, не только городов, но и кораблей вроде не должно быть, а тем более портов, – назидательно ответил сержант, – но эти уже только наполовину кочевники. У них и то, и другое имеется, ты их сам видел. Да и мореходами они заделались не хуже греков. Так что и море это, если меня не подводит память, скифским сейчас должно называться.
– Вот это да! – уважительно отозвался Леха. – Они, значит, как мы, моряки в душе?
– А где-то тут, если мы конечно в Крыму, – добавил Федор, – недалеко от нашего Симферополя стояла мощная крепость, Неаполь называлась.
– Сержант, ты ничего не путаешь? – не понял Ларин, – Неаполь – это же в Италии.
– Вообще-то Неаполем его эллины называли, – терпеливо пояснил Федор, – которые сюда заплывали частенько. А как его сами скифы называли, ни один историк не знает. Вот и получилось, что в Италии был свой Неаполь. А здесь свой – Неаполь Скифский.
– Во, блин, напутали, – не выдержал Леха, – мутные они, твои греки…
Федор не стал защищать эллинов, хотя, если бы не страсть к истории одного заезжего грека по имени Геродот, о скифах было бы известно еще меньше.
Так они двигались до самого вечера, пока не стало смеркаться, и отряд Магона не остановился на ночлег. Для хозяина разбили шатер. Для военачальников и солдат установили палатки, путешествовавшие в разобранном виде на повозках. Выставили караулы. Беседовать с пленниками на сон грядущий купец желания не изъявил, и оба морпеха были ему за это благодарны – полдня, проведенные головой вниз, не располагали к долгим беседам.
Воины быстро развели костер, благо вокруг имелась масса сухих дров – дорога шла по местам, которые Федор определил как лесостепь, переходящую на севере в степь, а на юге уже напоминавшую горы. Приготовили на костре наваристую похлебку в большом котле. После зажарили тушку кабанчика, привезенную с собой в одной из повозок. Федор решил, что мореходы его либо из корабельных запасов прихватили, либо уже здесь в порту сторговали.
Аромат свежезажаренного мяса, долетавший до пленников, вызвал спазмы в желудках изголодавшихся морпехов, которым до сих пор даже не дали хлебнуть воды. Не говоря уж о том, чтобы напоить хорошим вином или поднести кусок мяса. Но судьба над ними все же смилостивилась. И вскоре один из приставленных к ним охранников приволок две небольшие глиняные плошки с похлебкой. Прямо к повозке, где морпехам определили место для ночлега. Не на самой повозке, конечно. Там спали солдаты. Им же бросили замызганную дерюгу рядом, чтобы не на сырой земле пришлось ночлежить. И то ладно. Леха и Федор не жаловались. В марш-бросках и не в таких условиях почивали. Да и погода стояла теплая.
Но руки и ноги от пут не освободили. Поэтому и покормили их, можно сказать, с ложечки, только на свой манер. Охранник велел жестом обоим открыть рты. А когда оба выполнили приказ, одним движением влил туда лишь слегка остывшую похлебку. И спокойно удалился, не обращая внимания на дикие вопли, которыми морпехи оглашали окрестности до тех пор, пока боль в обожженном горле не прошла.
Глава пятая Неаполь скифский
На утро их уже не кормили, но друзьям хватило вчерашнего. После суток вынужденного поста и такая похлебка казалась наваристой. В общем, наелись надолго. А охранники, убедившись, что пленники на месте, снова погрузили их на лошадь. И скоро отряд возобновил движение.
Дорога опять пошла вверх. Иногда им попадались навстречу или обгоняли колонну летучие скифские разъезды. Но все это были, похоже, союзники. Никаких столкновений с ними не происходило, хотя охрана не расслаблялась. Видели морпехи еще несколько стойбищ вдоль дороги, ведущей, судя по всему, к какому-то крупному обитаемому пункту. Количество поселений все увеличивалось, вероятно, предвещая город, вокруг которого они располагались. Юрты, на первый взгляд, повсеместно сооружались не то из кожи, не то из войлока. Близко к ним отряд не подходил, с дороги не сворачивал.
Примерно часов через пять, когда копыта лошади застучали по чистому камню, оба морпеха, изогнув шеи, увидели, что их отряд приближается к самому настоящему городу, показавшемуся на ближайшей горе. С посадом и высокими крепостными стенами. Отряд остановился. Морпехов стащили с лошади, поставили поодаль друг от друга и развязали ноги. Теперь они снова могли идти сами. Охранники подтолкнули Леху и Федора в центр колонны. И, потратив на эти перестроения не больше пары минут, бойцы отряда во главе с Магоном двинулись дальше. Головы у пленников кружились, в ушах шумело, но постепенно вестибулярный аппарат приходил в норму. И, прежде чем отряд прошел через массивные башенные ворота в город, Федор успел спокойно рассмотреть его живописные окрестности.
Судя по всему, это действительно было то, о чем он вспоминал и рассказывал Лехе. Новая столица скифов, перебазированная в эту эпоху с берегов Днепра на берега Салгира. Город выглядел немаленьким, занимал не меньше десяти-пятнадцати гектаров, а то и все двадцать.
Федор осмотрел подходы – место было выбрано не случайно. Долина Салгира подходила для строительства крепости как нельзя лучше. Трассы белокаменных плато, тянувшихся до самых крепостных стен нового города, делали их почти неприступными, что сильно упрощало задачу обороны Неаполя. С севера и запада – город скифов естественно ограничивался крутыми склонами балки. Что находилось в восточной части Неаполя, Федор со своей позиции разобрать не мог, а вот с юга природной защиты не было. Зато там имелась самая мощная оборонительная стена, отсекавшая территорию укрепленного поселения скифов от плато. Эта стена надежно перекрывала путь врагам между обрывом и склоном балки. Впрочем, остальные стены были не хуже.
– Мощный городишко, – заметил Леха, когда, обменявшись с охранниками парой слов, Магон и четверо конных военачальников первыми въехали в город через ворота одной из башен. Обоз с охраной последовал за ними.
– Да, – кивнул Федор, – неплохо для кочевников.
Сразу за воротами находилась площадь, покрытая слоем известковой крошки. Метров тридцати в диаметре. Никаких построек на ней не наблюдалось. Зато с противоположной стороны на площадь выходил фасад очень помпезного здания, выстроенного в чисто греческом стиле. Особый колорит ему придавали два портика, закрытые с трех сторон стенами галереи, потолок которой поддерживался рядами изящных колонн, расположенных вдоль фасада. Около здания и в нем самом, словно прячась за частоколом рукотворных стволов, стояли скульптуры разнообразных греческих божеств, в которых ни Федор, ни тем более Леха не разбирались. Но красота говорила сама за себя. Так что морпехи, ненадолго позабыв о своем положении, даже залюбовались, словно попали в действующий музей. Не ожидали они узреть такого великолепия в этом месте. Больше готовились обнаружить за крепостными стенами кемпинг из многочисленных войлочных юрт.
– Кучеряво живут, – заметил Леха, разглядывая обнаженную натуру греческих божеств.
На площади, замедляя продвижение небольшого каравана, толпилось много народу. Кроме конных скифов, которые, чудилось, никогда не покидали седла, теперь встречались и пешие. Судя по всему, большинство спешило на торг – чуть дальше по главной улице начинался рынок. И время было самое подходящее для покупок-продаж в такую жару. Федору показалось, что Магон туда и вел свой отряд.
Место для новой столицы, как припомнил Федор, располагалось удачно и в торговом отношении. Город стоял на перекрестке основных путей Крыма: от Перекопа – к Херсонесу и от Феодосии с Пантикапеем – к Каркинитиде. А пути эти совсем не пустовали. Осевшие в Херсонесе и отчасти Боспорском царстве хитроумные греки вели бойкую торговлю, вовлекая в нее воинственных скифов, которые стали все больше тяготеть к оседлой жизни и мореплаванию.
В районе площади, оставшемся позади, находилось еще несколько богатых домов. Крыши этих строений пестрели разноцветной черепицей, стены бугрились камнем, а на балконах Федор заметил штукатурку и кое-где на стенах даже фрески. Местные богатые скифы, как выяснилось, не чуждались культурных изысков.
У широкого въезда на рыночную территорию им повстречался разъезд скифов, среди которых Федор увидел предводителя орды, посетившего вчера берег моря. Магон остановил отряд и, подозвав к себе переводчика, отдал ему какие-то распоряжения. Толстый человечек в белой тунике часто закивал, а затем быстро удалился к телегам, тут же приступив к переговорам с возницами.
Вокруг сновала масса разношерстного народа, запруживая довольно широкие улицы, и Леха взялся уже в который раз рассматривать перспективу бегства, но тут их охрана утроилась за счет подошедших в полном вооружении воинов. После этого половина отряда с повозками повернула в сторону рынка вслед за переводчиком, оказавшимся к тому же еще и приказчиком. А сам Магон со свитой из десяти вооруженных людей последовал за скифским вождем по неведомым делам, даже не оглянувшись на пленников. Их кавалькада ускакала в сторону роскошных домов в греческом стиле. «Интересно, – подумал Федор, – о чем это карфагеняне, если это, конечно, они, могут беседовать со скифами. Далековато ведь от метрополии заплыли. На самую границу обитаемого моря».
От мыслей его отвлек Лехин злобный шепот.
– Ну все, Федя, продавать нас ведут в рабство. На рынок идем своими ногами.
Сержант напрягся.
– Не уверен, – проговорил он наконец. – Но если так, попробуем бежать.
– Вот это дело, – повеселел Леха. – Помирать, так с музыкой.
Но опасения Лехи не подтвердились. Едва оказавшись на рынке, занимавшем большую прямоугольную площадку, обнесенную невысокой стеной, за которой виднелись дома богатых горожан, охранники сразу же запихали пленных в какой-то сарай, где они и провели весь долгий день, наблюдая за торжищем через широкие щели между досками. У входа стояло шестеро воинов при полном параде, с мечами и копьями, так что разговор про побег как-то сам собой затих. Морпехам снова приходилось ждать удобного случая.
Леха уткнулся лбом в деревянную стенку и загрустил. А потом даже, несмотря на шум, задремал от безысходности. Правда, ненадолго. Федору же было интересно, как устроена местная жизнь. Задержится он здесь или нет – дело случая, но обстановку требовалось изучить.
Частично видимый через щелястую стенку узилища рынок оказался поделен на огороженные зоны «по интересам» и являл собой небольшой городок с различными низкими строениями, тесно прижатыми друг к другу. Шум стоял невообразимый. В одном месте продавали фрукты, в другом мясо, в третьем стоял низкий каменный домик, исторгавший дым – скорее всего, местная кузня. Из нее то ли дело с довольным видом выходили скифы-воины. Кто нес в руках новый кинжал в богато отделанных ножнах, кто крепкий лук и охапку стрел, кто боевой топорик с инкрустированной ручкой.
Рядом с кузней находился большой загон, где торговали отличными жеребцами. Но он быстро опустел – кони оказались чрезвычайно ходовым товаром. Оно и понятно. Ведь скиф без коня и лука – не скиф, поэтому такие предложения принимались здесь просто на ура. За лошадиным отстойником Федор из-за спин охранников рассмотрел загон с овцами.
Вообще-то, поле зрения весьма ограничивало возможности сержанта, и ему приходилось, поминутно выворачивая шею и напрягаясь всем телом, кое-как перемещаться вдоль импровизированной амбразуры. Особенно мешали стянутые за спиной руки и совсем уже онемевшие голени.
В другой стороне торговали кожами и обувкой. Судя по тому, что смог за день увидеть Федор, здесь попадалось немало «офисов» гончаров, каменотесов, строителей, кожевенников и литейщиков.
Много продавалось на рынке посуды, правда, в основном деревянной. Случалась и керамика. А однажды мимо сарая два крепких парня протащили здоровенный бронзовый котел почти метровой высоты. К котлу была приделана длинная ножка и две вертикальных ручки. Каким образом его собирались ставить, Федор не понял, но штука поражала массивностью. Вполне сгодилась бы, чтобы накормить целый взвод морских пехотинцев. А то и два.
Поскольку народу здесь толпилось множество, то смог Федор оценить и местную моду. Мужики-воины в основной массе носили кожаные безрукавки-панцири, из-под которых виднелись рукава мягкой рубахи. Штаны охватывали ноги по щиколотки и заканчивались как раз над кожаными мягкими полусапожками без каблуков, обтянутыми у той же щиколотки ремешками. Ну, а местные прелестницы, во всяком случае, те, что ходили на рынок сами, носили длинные сборчатые платья. Головы они покрывали мягкими шалями, ниспадавшими до поясницы. Хорошо хоть личико не прятали – Федору все ж какое-то развлечение в душном сарае.
В обед им дали-таки испить теплой воды, а вот покормить не покормили. Леха бурчал, но пока про побег не вспоминал. Несколько раз на глаза любопытному сержанту попадался Акир. Видимо, он весь день бродил по рынку Неаполя и торговался. Изображал знатока. Судя по недовольным выражениям лиц скифских торговцев – душился за каждую копейку. Солдаты, ходившие за ним словно тени, постоянно стаскивали на повозки к сараю, где содержали пленных, какие-то тюки и амфоры. Что в них было, Федор, естественно, разглядеть не мог, но заметил, как во время очередной выгрузки покупок один из сопровождающих слегка наклонил изящную емкость, и на подставленный палец толмача протекло несколько капель мутной вязкой жидкости. На вид, не то воска, не то загустевшего меда.
Когда жар стал нестерпимым, торг как-то сам собою стих. Большинство людей разошлось, и купцы закрыли свои лавки. Лишь некоторые, самые деятельные, продолжали зазывать покупателей. Акир, видно, сторговал все, что было велено, и получил за это хорошую цену. Это отчетливо проступало на его лоснящемся самодовольном лице, когда он, отперев сарай, возник на пороге. Пришло время заполнять его товарами, поэтому занимавших полезный объем морпехов оттуда извлекли и погнали в город.
Эту ночь друзья коротали в каком-то хлеву, на задворках дома богатого горожанина, куда их привели под вечер. Обстановка была не ахти, но все же отдыхали они в более комфортных условиях, чем вчера. На этот раз пленникам даже ненадолго развязали руки и дали поесть самостоятельно под присмотром шестерых охранников с мечами, буравивших их уважительными взглядами. Местные бойцы явно оценили друзей по достоинству.
Ужин состоял из бобовой похлебки и какой-то солонины. Не бог весть что, но все же лучше, чем ничего или раскаленный суп в глотку. Поглощая калории, Федор привычно осматривался. В двух шагах от них, за загородкой, размещались кони и еще какая-то живность. По дороге сюда он заприметил даже дверь вниз. А при такой каменистой почве, что служила основанием Неаполю, это могло означать только одно. Под домом богатого скифского вождя имелся еще и вырубленный в скале подвал. И там, наверняка, хранились вино, мясо, сладости и прочие атрибуты сытой жизни, о которых пленным морпехам приходилось пока только мечтать.
Магон, гостивший в самом доме, выстроенном на греческий манер, с колоннами, портиками и внутренним двориком, как раз наслаждался всеми этими благами. И, видимо, по той же причине сегодня с ними не разговаривал. Были у него более важные дела.
– Ты, как знаешь, сержант, – сообщил Леха, доев похлебку, – а мне надоело. Если к утру жизнь не проясниться, то завтра я сбегу.
– Согласен, – кивнул Федор. – Утро вечера мудренее.
С тем и отошли ко сну, дав связать себе запястья сыромятными ремнями и повалившись на обычную дерюгу, устилавшую пол в хлеву. Хорошо хоть на этот раз руки не завели за спину, что обеспечило определенный комфорт.
Но ситуация прояснилась гораздо быстрее, рассвета ждать не пришлось. Полночи до них доносились пьяные крики и песни из хозяйского дома, где по случаю прибытия Магона или по другому, неизвестному друзьям поводу долго царило веселье. Однако, посреди веселья, сбивавшего и без того неровный сон измученных друзей, дверь в хлев со скрипом отворилась. На пороге возник тот самый скифский вождь с факелом в руке в сопровождении Магона и его охранников.
Они приблизились. Магон что-то предложил вождю, указав на пленников. Тот, наклонившись, подался вперед и некоторое время рассматривал недовольные физиономии морпехов, словно хотел заглянуть к ним в душу. А потом вдруг протянул руку и крепкими пальцами взял Федора за подбородок, словно хотел открыть ему рот и посмотреть зубы. Федора аж передернуло. Его еще в жизни так, как скотину, никто не рассматривал. Сержант мотнул головой и пнул скифского вождя ногой в живот. Тот, не ожидавший от узника такой прыти, упал на спину, выронив факел. Но быстро вскочил, зарычал, выхватив висевший на поясе кинжал, и бросился на распластанного на полу Федора.
Тут бы сержанту и конец пришел, если бы не Магон. Купец вдруг встал между невольниками и вождем, что-то тихо, но твердо сказал ему. Вождь замер на полпути, потом медленно распрямился, отрицательно мотнув головой. Засунул кинжал в ножны и быстро вышел, не обращая внимания на занимавшийся в углу пожар.
Охранники Магона, между тем, быстро потушили упавший факел. А сам купец недобро посмотрел на пленников, особенно на Федора, и тоже вышел, не проронив ни слова.
– Сделка не состоялась, – выдохнул Федор, когда вся компания покинула загон для скотины.
– Теперь точно повесят, – решил Леха. – Или с собой в Африку увезут. А я к неграм в рабы не хочу. Завтра же бегу.
Рано утром небольшой караван отправился в обратный путь. Правда, был он на этот раз ровно в два раза длиннее за счет присоединившихся конных скифов. Отряд примерно из тридцати человек во главе все с тем же знакомым вождем, даже не смотревшим на пленников, поблескивая чешуей доспехов, вместе с ними на рассвете покинул город.
Скифский вождь, как ни в чем не бывало, ехал рядом с Магоном, в этот раз находившимся не во главе колонны, а в середине, рядом с новой повозкой, в которой сидели шесть красивых женщин. Одеты они были не так, как красотки с рынка, но и не так, как Магон. Чайка решил, что это подарок скифского вождя, невольницы, являющиеся его военной добычей. Судя по всему, Магон вчера хотел отблагодарить скифа за такой презент, ответно одарив его двумя новыми рабами, но…не вышло.
В авангарде отряда гарцевал десяток скифов в полном вооружении. Позади повозки с красавицами и двух господ ехали пять карфагенских военачальников на конях и дюжина пехотинцев из отряда Магона, а за пехотинцами тащились Леха с Федором под присмотром охранников и Акира. Следом скрипели повозки с товарами, а за ними – снова пехота и оставшиеся скифы. В общем, толпа набралась приличная.
Леха переживал, что их опять закинут на круп лошади, но им повезло. Расторопный Акир приобрел так много товара, что все повозки, даже с палатками, были забиты им до отказа. Пестрая поклажа карфагенян напоминала теперь обоз батьки Махно после удачного налета на поезд. Даже единственную «свободную» лошадь из-под пленников тоже отдали под перевозку тюков .А морпехам, так и не побывавшим в шкуре живых подарков, предстояло идти пешком, чему они оба тихо радовались. Пока не в рабстве, и то ладно. А дорога до порта длинная, что-нибудь да придумают.
– Девчонки ничего, – заметил Леха, долго пытавшийся рассмотреть изящных красоток поверх шлемов охраны. – Интересно, откуда родом?
– Да местные, наверное, – прикинул Федор. – Или гречанки.
– Наверно, гречанки, – почему-то решил Леха.
Федор спорить не стал. Гречанки или нет, какая на фиг разница. Думать сейчас следовало о другом. Он внимательно вглядывался в окрестности, ища возможность для маневра. Вдоль каменистой дороги слева возвышался холм, поросший колючим южным лесом. А справа – кустарник, постепенно редеющий и растворяющийся в полях. С этой стороны они несколько раз углядывали такие уже знакомые стойбища.
Солнце палило нещадно. Скоро опять захотелось пить. Где-то к обеду отряд, ехавший без остановок, но и не слишком быстро, ориентируясь на пехотинцев, оказался у подножия довольно высокого холма. Природное возвышение утопало в «зеленке». Дорога огибала холм, и караван ненадолго растянулся вокруг него так, что передние всадники перестали видеть задних. Здесь-то все и случилось.
Сначала Федор с Лехой даже не поняли, что произошло. Раздался еле слышный свист, и несколько скифов из авангарда рухнуло с коней, а потом попадали и остальные. Стрелы поразили кого в спину, кого в шею. За несколько секунд нападения весь авангард был уничтожен, скошен, как трава. А из леса выметнулся целый отряд, человек двадцать, судя по одеждам, таких же скифов, и устремился к повозке с женщинами.
Заметив атаку, местный вождь издал боевой клич, призывая своих оставшихся бойцов, но карфагенские пехотинцы, обогнав пленников, уже выстроились вдоль повозки, намереваясь отразить конную атаку неизвестного отряда. Военачальники тоже выехали на конях чуть вперед, прикрыв собой Магона. Но в этот момент сбоку их атаковал еще один отряд. Стрелы накрыли остановившийся караван на всем протяжении. А когда небо очистилось, то спрятавшийся за телегой Федор увидел, что половина пехотинцев лежит в пыли, так и не вступив в рукопашную схватку с врагом. Рухнули под копыта своим коням и двое карфагенских капитанов. Магон с вождем дружественных скифов были еще живы, но дело начало попахивать жареным. В конце колонны пехотинцы тоже не досчитались многих, даже не успев обнажить мечи.
Скифский вождь, натянув поводья, ускакал к своим и, соединившись с ними, контратаковал второй отряд нападавших. Обменявшись на ходу выстрелами из луков, две орды кочевников схлестнулись на мечах.
Ошеломленные внезапной атакой остатки карфагенской пехоты, справились с шоком и, сомкнув щиты, рванули вдоль повозок в сторону Магона, рядом с которым оставалась лишь небольшая горстка людей. На них вот-вот должна была обрушиться атака всадников неизвестного противника. Магон тоже выхватил меч и нетерпеливо щелкнул пальцами, собирая вокруг себя воинов. Этого нападения явно никто не ожидал. И, скорее всего, как думалось Федору, причиной послужили те самые женщины, что застыли в невольничьей повозке. Леха нетерпеливо топтался рядом, пригнувшись и озираясь по сторонам. Акир вообще забился под повозку и не показывал носа. Чуть поодаль валялись двое мертвых охранников со стрелами в груди, двое других бросили пленников, поспешив на выручку к хозяину каравана.
– Ну что, брат, – крикнул Федор Лехе, – момент настал. Режь ремни и деру.
– А успеем утечь? – Леха, кажется, впервые в жизни сомневался, глядя на десятки рубившихся насмерть скифов, стремительно перемещавшихся по склону холма во всех направлениях.
– Еще минута и будет поздно, – Федор, пригнувшись, прыгнул из-за телеги к мертвому охраннику, упавшему на колени со стрелой в спине, по инерции воткнувшему меч в землю да так и застывшему в этой позе. Он до сих пор сжимал рукоять мертвой хваткой, привалившись к ней бедром. Сержант, скрючившись рядом, вытянул руки вперед и, закусив губу, принялся резать ремни о лезвие, озираясь по сторонам. Освободившись, потер запястья ладонями. И сказав «спасибо, браток», разжал пальцы мертвеца и подобрал оружие. Метнувшись к телеге, раскромсал ремни на запястьях Лехи, быстро подхватившего меч второго охранника. У обоих убитых солдат на поясе висело еще и по кинжалу. Их тоже конфисковали, мертвецам они без надобности.
Вооружившись, морпехи еще раз окинули взором поле боя. Но Леха смотрел на холм, а Федор на хвост колонны, где завершалась конная атака. Десяток скифов обрушился на восьмерых тяжеловооруженных пехотинцев, выстроившихся в ряд. И тут произошло странное. Федор был уверен, что пехотинцам капут. Причем полный. Но они перехитрили нападавших и, рассыпавшись в последний момент, короткими отточенными ударами мечей по опрометчиво открытым бокам свалили половину пролетавших мимо скифов с коней. Правда, и сами пострадали. Троих карфагенян скифы зарубили. Остальные умудрились остаться в живых, отразив удары щитами.
Проскочивших первую линию обороны конников встретили карфагенские военачальники, трое против пятерых. Перед повозкой с женщинами, наблюдавшими за схваткой, завязалась сеча. Но скифы оказались проворнее, и в мгновение ока карфагеняне погибли, унеся с собой жизни еще троих врагов. Увидев, как гибнут его военачальники, Магон подхватил щит у одного из убитых и сам вступил в бой.
Уцелевшие после атаки пехотинцы, развернувшись, бросились на помощь. Но едва успели покончить с оставшимися противниками, как со стороны степи раздались новые крики. Из отдаленного густого кустарника на рысях вылетел и устремился к месту боя третий отряд. С первого взгляда в нем насчитывалось около двадцати бойцов, не больше, но оставшимся вполне должно было хватить.
– Черт побери, – ругнулся Леха, – они нас отрезали от степи. Может, рванем на холм?
Но, обернувшись, друзья заметили, что с другой стороны к обозу уже скачет разъяренный местный вождь с остатками своих бойцов. Он уничтожил вторых нападавших и спешил на выручку Магону.
– И здесь не успеем, – крикнул Федор, лихорадочно соображая, что делать. – Они нас сами пристрелят.
Скифы на ходу натягивали луки и пускали стрелы навесом навстречу приближавшемуся из степи отряду. Но и те оказались не менее резвы. Новый рой стрел накрыл сначала сгрудившихся вокруг Магона пехотинцев, защищавшихся щитами. Стрелы забарабанили по ним словно дождь. И двое упали пораженные, несмотря на плотную оборону. Конь под Магоном тоже пал. А когда между противником и повозкой, где сгрудилось пятеро карфагенян, одним из которых был Магон, оставалось не больше тридцати метров, взмахнули мечами, издав дикий боевой клич.
И тут что-то переключилось в голове у обоих морпехов.
– Бежать поздно, – решил Федор. – Придется помочь, иначе нас просто убьют без долгих разговоров.
– Понял сержант, – обреченно кивнул Леха.
И, обменявшись короткими взглядами, они подхватили овальные щиты охранников с большими металлическими набалдашниками посередине и бросились к остаткам защитников каравана, сжав покрепче мечи.
Тем временем нападавшие успели достичь шеренги пехотинцев, стремясь сбить их с ног и затоптать копытами боевых коней. Им это почти удалось. Хотя троих вырвавшихся вперед скифов пехотинцы взяли прежним ударом в бок снизу, но налетевшие следом конники просто изрубили еще уцелевших. Стоявший рядом с Магоном военачальник метнул дротик в ближайшего врага, поразив его в грудь, и схватился с другим на мечах, прикрывая голову щитом от ударов сверху. Конь под ним был давно убит – из его бока торчал целый пучок стрел. Оставшиеся трое всадников приближались к Магону, видя перед собой легкую добычу.
И тут подоспели морпехи. Вскочив на повозку с женщинами, издавшими первый вопль за время боя, они одновременно метнули в приближавшихся всадников оба меча – демонстрировать безнадежное фехтование никто из них и не собирался. Убить удалось только одного, второй оказался лишь ранен в плечо, да и то вскользь – успел прикрыться щитом. Метать мечи оказалось тяжелее, чем ножи или даже топоры. Непривычно как-то было. Не с руки.
Убитый скиф рухнул наземь, а конь помчался мимо повозки. И Леха тут же запрыгнул на него, словно заправский кавалерист, успев даже подхватить с земли меч убитого. Раненый всадник взял немного в сторону от схватки, натягивая тетиву. А третий обрушился на Магона. Двумя четкими ударами он выбил щит у купца и лишил его оружия. Отступая, Магон упал на спину, споткнувшись о тело зарубленного пехотинца, и уже приготовился умереть, когда Федор резким движением вскинул руку. Скифский всадник выронил меч, харкнув кровью. А потом завалился набок. Из его разрубленной глотки торчал кинжал.
Сжав покрепче захваты щита, морпех спрыгнул на землю, оказавшись в двух шагах от изумленного Магона, который смотрел на него со смесью благодарности и недоверия, когда до него долетел окрик друга.
– Федор! – гаркнул Леха откуда-то сбоку.
И он, повинуясь скорее чутью, чем глазам, вскинул висевший на руке щит, в который с хрустом впился острый наконечник. Потом второй. Потом третий. Возникло ощущение, что скиф палит из пулемета, выпуская стрелы одну за другой точно в цель.
Затем он услышал еще один близкий вопль, и атака прервалась. Леха настиг раненого всадника и, изловчившись, сумел его зарубить. А когда сам прискакал к повозке и осадил коня рядом с ней, то из его щита тоже торчало две стрелы, а из крупа прихрамывавшего коня целых пять.
– Спасибо, брат, – благодарно бросил Федор. Подхватив валявшийся на земле короткий меч одного из убитых, сержант обрубил им древка стрел, торчавших из щита, и быстро оглядел поле боя.
Магон осторожно поднялся, не зная чего ожидать от недавних пленников, находившихся почти рядом, свободных и вооруженных, но казалось, не обращавших сейчас на него особого внимания. Он немного успокоился, когда к нему приблизился единственный выживший военачальник, все же умудрившийся завалить и заколоть конного скифа. Он оказался и сам ранен, из рассеченного на плече доспеха сочилась кровь, но стоял, сжимая в руках окровавленный меч.
В этот момент раздались звуки схватки конных скифов, снова приблизившихся к ним. Со своего места Федор смог разглядеть, что у местного вождя осталось не больше семи человек, но его противник был почти побежден. Сам вождь дружественной орды рубился с последним воином. И вскоре поразил его в шею, в тот самый момент, когда вихрь схватки донес их до самой повозки, где сгрудились все выжившие карфагеняне.
Изможденный схваткой вождь едва успел распрямиться и опустить щит, как рядом, словно из ниоткуда, возник еще один конник и взмахнул мечом, стремясь поразить его в голову. Но к удивлению застигнутого врасплох вождя упал, не завершив свой удар. Присмотревшись, глава сопровождавших караван скифов обнаружил торчавший из горла врага кинжал. Леха успел метнуть его на секунду раньше, чем клинок нападавшего нашел свою цель.
Битва закончилась. Семеро скифских воинов присоединились к своему вождю, который, бросив благодарный взгляд на Леху, подъехал к Магону и о чем-то с ним заговорил, как всегда жестикулируя и горячо убеждая. Скоро из дальнего конца обоза к ним приблизились еще трое уцелевших пехотинцев, принявших бой в арьергарде. Все держали в руках оружие, но истекали кровью от ран. У одного из бедра торчала сломанная стрела. Показался и Акир, всю схватку пролежавший под повозкой с товарами.
И Федор, державший в одной руке меч, а в другой щит, и Леха, сидевший на израненном коне, наблюдали за всем этим движением как-то отстраненно. Их вроде бы никто не держал, но они почему-то и не бежали. Понимали, наверное, что с охраной Магона они с трудом, но еще могли бы расправиться, а вот от семерых скифов им все равно не уйти. Тем более в степь. Стрела догонит. Они оба за время схватки вдруг осознали, что живут теперь не в родном двадцатом веке, а задолго до Рождества Христова. И в этом мире люди существуют совсем по другим законам.
Магон что-то шепнул Акиру, и тот осторожно приблизился у морпехам. Даже поклонился, прежде чем заговорил на ломаном наречии, отдаленно напоминающем язык русичей.
– Магон дарить тебе вольна, – неуверенно проблеял он, указав пальцем на Федора, и добавил нараспев, не уверенный, что Федор его понял. – Во-ла.
– А ты, – он посмотрел на возвышавшегося над ним Леху, так и не покидавшего седла с тех пор, как там оказался, – брать с собой великий Иллур.
– Слыхал? – вполголоса обратился Леха к стоявшему внизу Федору. – Тебе воля, а меня «брать с собой». Это что же получается, сержант, нас с тобой хотят развести в разные стороны?
Он вдруг грозно посмотрел на Акира и почти выкрикнул:
– А меня ты спросил, толстожопый? Хочу я идти в рабы к этому Иллуру?
Он даже схватился за меч. Акир отпрянул назад. В этот момент израненный конь под Лехой, и так уже качавшийся из стороны в сторону, попятился назад, а потом его передние ноги подкосились, и он рухнул на дорогу, испустив дух. К счастью, Леха успел спрыгнуть раньше.
– Я думаю, – проговорил Федор, посматривая в сторону подъехавших на крик скифов и на всякий случай, по знаку вождя со странным именем Иллур, окруживших друзей потной стеной конских тел, – что рабом тебя там не сделают. Скорее всего, будешь теперь кровным другом вождя племени. Ты ему, как ни крути, жизнь спас. А это, брат, по здешним меркам очень круто.
– Ну да, – осклабился Леха, отряхиваясь от дорожной пыли, – можно сказать, из грязи в князи.
– Можно и так, – кивнул Федор. – Но если тебя они еще примут, то меня никогда. Так что, если кто и станет у них рабом, так это твой сержант.
Они замолчали, как бы невзначай повернувшись спинами друг к другу, с оружием в руках. Конные скифы и оставшиеся карфагеняне молча наблюдали за ними, ожидая развязки.
– И что делать будем, сержант? – спросил Леха без всякого ерничества.
– Решай сам, – ответил Федор. – В этом мире я тебе уже не указ.
Глава шестая Удачная сделка
Уже третий день подгоняемый попутным ветром караван рассекал воды Черного моря, хотя Федор уже привык называть его Скифским. К счастью ветер переменился быстро, пока они еще не покинули берег, а то пришлось бы ожидать у моря погоды неизвестно сколько. Ведь на торговых судах весел не полагалось, и они зависели целиком от направления ветра.
Все это время сержант изо всех сил старался отогнать навязчивые мысли о том, что остался один в этом мире. Но недавние впечатления были еще слишком сильны.
Вопреки ожиданиям Федора, караван не сразу ушел в море, а оставался на суше еще три дня, пока Акир и даже сам Магон занимались торговлей. Все это время они не сидели на кораблях под защитой солдат и метательных орудий, а находились на берегу, проводя время в переговорах и спорах с другими заморскими торговцами, наводнявшими порт. Хотя Магон делал это, как показалось сержанту, скорее ради удовольствия, чтобы не забывать прежние времена, когда ему самому приходилось вести все дела. Теперь же, разбогатев, он вполне мог перепоручить все своему приказчику, но сейчас почему-то не стал этого делать.
Несколько раз они вдвоем даже посещали ближние стойбища скифов, но уже под мощной охраной. Глядя на это, Федор сделал вывод, что торговля – особенно крупнооптовая – занятие опасное. Но Магон, видимо, к этому привык и на следующее утро после нападения вражеского племени вел себя так, будто бы ничего особенного не произошло.
С того дня Иллур больше не появлялся, и Леху, ушедшего с ним, сержант тоже ни разу не видел. Но почему-то был уверен, что у него все сложиться нормально. Не такой человек Леха, чтобы пропасть среди варваров. Если сразу не убьют, то большим человеком станет. Дел тут для его активной натуры хватит.
По прибытии в порт, после наполненной впечатлениями поездки в столицу скифов, Магон еще раз поблагодарил Федора, как смог, в первую очередь через переводчика, и даже подарил ему золотую цепь с какой-то скифской птицей, похожей на сокола, только когти, уши и клюв у нее были почему-то огромных размеров. Спросил, что тот теперь намерен делать и почему-то не очень удивился, когда Федор попросил взять его с собой за моря. Сержант в глубине души надеялся попасть в Рим, великий город, но признаваться в этом карфагенянам на всякий случай не стал. Путь, как сообщил ему Акир, предстоял не близкий, много дней «длинным морем», на самый край обжитого мира. И если Федора это не пугает, то вопрос решен. Тем более, намекнул Акир, хозяин и сам хотел поговорить о чем-то с диким варваром, но сейчас у него много дел.
Ему отвели под жилье новый кубрик на четвертой палубе флагманской квинкеремы, под самой кормой. Кубрик оказался лишь немногим просторнее старого, где их с Лехой держали в плену, но зато с настоящей лежанкой и грубо сколоченным столом. От внешнего мира помещение отделяла сплошная стена из плотно пригнанных, гладко оструганных досок. Никакого окошка, а уж тем более иллюминатора в нем, конечно, не предусматривалось. Не доросли местные корабелы до подобных излишеств. Но Леха не роптал. Он ведь вообще бывший военнопленный, могли и к гребцам подселить. Так что по местным меркам он стал обладателем отдельной каюты. А их на квинкереме мало кто имел. Все были распределены в соответствии с заслугами. И Федор подозревал, что ему досталась временно опустевшее жилье одного из убитых капитанов.
Как он узнал позже, убитых в бою военачальников заменили их помощники. Так что в целом эскадра оставалась боеспособной. Продав кочевникам за хорошую цену тирский пурпур, слоновую кость и стекло, а взамен загрузив трюмы скифским зерном, металлом, кожами и прочими ходовыми на востоке товарами, Магон счел свою поездку удачной и отдал приказ отправляться в обратный путь. На рассвете караван вышел в море при попутном ветре, взяв курс на юг.
Тельняшка и штаны на Федоре за последние дни изорвались в хлам, так что стало неприлично появляться даже среди кочевников, не говоря уже о комсоставе каравана. Это заметил не он один. И поскольку статус бывшего пленника изменился, то вскоре Акир принес ему кое-какую одежду и обувь, имевшуюся в распоряжении купца.
Когда толмач ушел, Федор с большим сожалением стянул с себя истлевшую тельняшку и рваные штаны. Скинул ботинки, подошвы которых уже почти оторвались. Оставшись в исподнем, надел поверх него серые штаны и просторную тунику, а сверху длинную красную жилетку без рукавов, сразу став похожим на вольноотпущенного цыгана или циркового артиста. Сходство дополняла подаренная Магоном золотая цепь со скифской птицей, которую сержант нацепил поверх одежды, словно орден.
Сам купец и его приближенные, как отметил про себя Федор, вообще часто обходились без штанов, расхаживая по палубам в длинных туниках-балахонах. Благо погода позволяла.
Нагнувшись, Чайка завязал на ногах ремни кожаных сандалий. Обувка из мягкой кожи оказалась вполне приличной. Пришлась по ноге, держалась хорошо, и ходить в ней было удобно. Подошва толщиной в два пальца показалась Федору высоковатой, но зато и ступалось мягко. Особенно по палубам, где засадить себе занозу не составляло труда. Кругом ведь одно дерево. Круглую шапку из грубой материи с синеватым отливом Федор надевать не стал. Солнечного удара он не боялся, а местные приличия еще не изучил. Решил так походить, до тех пор, пока не сообразит, что может оскорбить кого-нибудь своим видом. Он и в прошлой жизни шапки носил только зимой, да и то, чтобы уши не отморозить.
Кормить его тоже стали лучше. Все дни, что он провел в порту, наблюдая с борта квинкеремы за торговлей или просто ошиваясь на берегу, благо за ним теперь никто не ходил по пятам, местный кок, а такой здесь тоже имелся, потчевал команду разнообразной рыбой и бобами. Реже запеченным мясом. Часто в меню появлялась памятная похлебка. Один раз повар приготовил на обед что-то напоминавшее на вид гороховую кашу. Что это за плоды, на вкус Федор так и не определил. Но было съедобно. Все пережевал и тарелку вылизал. Запил красным вином – теперь ему тоже давали – и успокоился.
Ел Федор у себя в кубрике, а не за одним столом с гребцами или морпехами. Это ему тоже дозволили, как привилегию. Несмотря на слова Акира насчет желания поговорить, Магон его к себе за стол пока не приглашал – почти все время хозяина каравана уходило на занятия торговлей. А потому пищу он принимал либо в шатре на берегу, либо у себя в каюте. Но Федор не обижался, развлекал себя, как мог, до отхода каравана. Болтался по кораблю, осматривал метательные машины, оснастку парусов и палубы, куда пускали. Хотя и не всем солдатам это нравилось. Пару раз даже наткнулся на желающих дать ему в глаз за побитых с Лехой товарищей – хотя и подрались они на другом корабле, но ведь среди своих информация расходится быстро, никаких мобильных телефонов не надо.
Федор конфликта избежал, хотя на ус намотал. Путь предстоял далекий, мало ли что ему могли устроить древние морпехи на какой-нибудь нижней палубе. И все же он надеялся, что Магон не даст ему помереть раньше времени, если он сам не будет провоцировать ситуацию.
Куда дели привезенных с собой женщин, Федор тоже не знал. Хотя этот вопрос его периодически беспокоил. Гречанки все же или нет? И что это их так яростно старались отбить? Может жены какого-нибудь местного вождя, что не дружит с Иллуром и не признает совет скифов? Любознательный морпех предполагал, что их заперли в отдельном помещении, куда всем, кроме самого хозяина, вход был строго воспрещен. Видел Федор одну подозрительную дверь на корме, у которой стояли охранники при оружии. Он как раз спускался по лестнице, изучая корабль, а из-за этой двери вдруг раздались какие-то завывания. Но, перехватив предостерегающий взгляд охранника, Федор решил справок не наводить. В конце концов, чужие женщины – дело темное. Да и языком он еще не владел, чтобы вопросы задавать.
Когда, наконец, вышли в море, ситуация изменилась. Закончив с делами на суше, купец, обитавший на этом же корабле, нашел время, чтобы пообщаться со своим спасителем. Правда, только на третий день плавания. Весь первый и второй день Федор Чайка провел в разговорах с Акиром, который снова превратился из приказчика в переводчика. Международная торговля, как ни крути, требует знания языков во все времена. Теперь сержант болтался по палубам не один а с личным гидом, который, не обращая внимания на моряков, следивших за парусами, солдат и бездельничавших на своих лавках гребцов, тыкал во все предметы пальцем, объясняя, как они называются. А потом допытывался у Федора, как эти предметы называются на его языке. Федор был не из самых тупых учеников, и такой метод активного погружения скоро принес свои плоды. К вечеру второго дня Федор и Акир уже могли вполне сносно объясняться понятиями, при необходимости дополняя их жестами.
Стоя у ограждения и поглядывая на море, Федор первым делом порасспросил толмача, кто они такие, и убедился, что не ошибся в своих наблюдениях. Сержант морской пехоты действительно находился на корабле карфагенян, приплывших по торговым делам в этот отдаленный уголок. А сам Магон оказался важной птицей. Как путано объяснил Акир, его хозяин являлся в столичном Карфагене, не просто богатым купцом, а «очень большим человеком» – Федор понял, что не ниже сенатора – который при этом еще и занимался торговлей, что почиталось в Карт-Хадаше [7 - Карт-Хадаш – изначальное название Карфагена (дословно – Новый город).] очень уважаемым делом.
Но торговлей и государственной деятельностью занятия мудрого сенатора не исчерпывались. Ко всему прочему, Магон частично имел еще и военную власть. Точнее, сенат возлагал на него обязанности вербовать новых солдат в войско Карфагена, где, как припоминал Федор, служили преимущественно наемники. А их Карфаген вербовал как в самой Африке, так и везде, куда только могли доплыть его корабли. По долгу службы Акир часто путешествовал вместе с хозяином по различным уголкам Обитаемого моря [8 - Обитаемое море – так тогда называли бассейны Средиземного и Черного морей.] , от Мелькартовых столбов до этих диких берегов, и присутствовал при вербовке солдат всех видов: от мечников до пращников.
Он даже намекнул Федору, хитро прищурившись, что его стране всегда нужны хорошие воины, а такой достойный воин, как Чайкаа (Акир почему-то произнес его фамилию на свой манер, протяжно, с ударением на последний слог), может сделать карьеру в армии Карфагена, постоянно расширяющем свои владения. Акир даже развел в стороны свои короткие пухлые руки, чтобы показать, как растут владения Карфагена, но при этом Федор заметил лукавство в глазах новоявленного вербовщика.
– С армией подождем, – ответил он. – Я только что оттуда. Отдохнуть хочу.
На счет желания посетить Рим, раз уж выпала такая возможность, сержант пока промолчал. Память подсказывала, что у Рима и Карфагена сейчас должны складываться не очень добрососедские отношения.
– А где служил сильный Федор Чайкаа? – тут же поинтересовался Акир, услышав, что его собеседник совсем недавно покинул ряды вооруженных сил.
– Там, – махнул рукой Федор, не желая вдаваться в детали своей срочной службы. – У северных варваров, говорящих почти как я.
– А кем? – не унимался дотошный торговец.
– Да вроде них, – указал Федор на трех морских пехотинцев, стоявших неподалеку, держась за ограждения и обозревая морские просторы. Во время похода они тоже вынужденно бездельничали, разве что лишь изредка занимались приведением оружия в надлежащее состояние.
– У нас такая служба почетна, – сообщил Акир, уразумев, о ком говорил его новый знакомый. – Но во флот берут не всех, а только граждан.
Федор задумался. Интересно, тянет ли его подвиг не просто на свободу, а еще и на карфагенское гражданство? Ему показалось, что тянет. Долгое время общаясь с Лехой, Федор постепенно понабрался от него наглости. Как никак не простого купца спас, а целого сенатора. Да еще вхожего в военную олигархию. А флот и армия в этом древнем мире означали даже больше, чем в его родном, привычном. У римлян, как вспомнилось Федору, если ты не был гражданином и не служил в армии, то и сенатором тебе не бывать никогда, будь ты хоть трижды миллионером. Так, во всяком случае, обстояло при Республике.
По всему выходило, что рано или поздно ему придется опять податься на службу. Ведь гончаром или ювелиром в этом мире ему стать совсем не улыбалось. Хотя, если подучиться, нет ничего невозможного. Задумавшись о будущем, Федор вспомнил и про свои навыки медбрата, которые могли здесь пригодиться на каждом шагу. Но в каком состоянии здесь находилась врачебная практика, и много ли за нее платили, еще только предстояло узнать. Лишь одно не вызывало сомнений – в этом неспокойном мире люди мирных профессий всегда были вынуждены периодически браться за оружие. Впрочем, Федор с некоторым смущением признался себе, что об этом мире он еще почти ничего не знает. Может, и не так все происходило на самом деле, как ему доводилось читать в исторических книжках.
Там, например, писали, что древние триеры и квинкеремы никогда не удалялись от берегов, предпринимая только каботажные плавания. Ночевали же экипажи всегда на берегу, по возможности даже вытаскивая на него свои корабли. А караван карфагенян шел себе спокойно по открытому морю уже третьи сутки. Приближалась очередная ночь, но никаких берегов не намечалось и в помине, сколько не вглядывался Федор в ясный горизонт. Все говорило о том, что эту ночь они тоже проведут в открытом море. И это было только первым открытием.
Прошлой ночью сержант вышел на палубу и заметил там шкипера, который взирал на звезды, делая пометки на табличке, которую держал в руках. Если Магон доверял ему вести караван из шести судов, то местный шкипер, похоже, до сих пор неплохо управлялся без новомодных примочек из двадцать первого века. Без радиосвязи и даже компаса, используя лишь возможности ветра и мускульной силы гребцов, зная местные течения, а при необходимости сверяя путь по звездам.
Федор не спрашивал Акира, куда они идут, но путь в Африку по морю здесь предполагался один, через знакомые даже Федору проливы, первым из которых должен показаться Боспор, как его здесь называли греки, давно обжившие его берега. А за ним и теплая Пропонтида [9 - Пропонтида – Мраморное море.] .
Магон, видно, торопился быстрее вернуться домой. Хотя, наблюдая за скоростью передвижения каравана, Федор пришел к выводу, что движутся они со скоростью примерно трех-четырех узлов. И, если дальше все пойдет так же, они должны достигнуть Боспора к исходу четвертых суток, то есть завтра вечером.
Но еще сегодня Магон, наконец-то, пригласил бывшего пленника на трапезу в свою каюту. Время случилось как раз почти обеденное – не имея часов, Федор, тем не менее, в этом не сомневался, поскольку ориентировался не по солнцу, а по сигналам, поступавшим из желудка – и потому бывший морпех принял предложение с удовольствием.
За столом они сидели втроем, поскольку без Акира разговор бы все равно не получился. Сенатор не владел родным наречием Федора, а сержант еще не настолько освоил финикийский, чтобы свободно беседовать на нем с представителем местной власти.
Каюта сенатора располагалась тоже на корме квинкеремы, под верхней палубой, имела узкие окна, но занимала пространства всего лишь втрое больше кубрика, доставшегося Федору, и делилась на две комнаты перегородкой. Несмотря на свои приличные для античного мира размеры, корабль был все же плохо приспособлен к дальним плаваниям, на взгляд Федора, видевшего в своей прошлой жизни огромные круизные лайнеры. По сравнению с квинкеремой они представляли собой настоящие корабли-монстры. А здесь не хватало места даже под бытовые нужды. О чем говорить, если в каюте сенатора умещался только массивный стол, несколько резных кресел вокруг него да две полукруглые тумбы, не считая пары статуй, служивших украшениями. А из-под расписного полога, перекрывавшего вход во вторую комнату, виднелась кровать средних размеров.
Впрочем, Федор всегда был уверен, что ради прибыли, купцы способны на многое. В том числе и на безграничную терпеливость по отношению к временным неудобствам. Болтливый Акир успел рассказать ему, что в Карфагене у хозяина есть «большой дом», который занимает много земли. Не считая многочисленных загородных имений. Из чего сержант немедленно сделал вывод – Магон имел свой особняк (если не дворец!) в столице и несколько загородных вилл. А как еще мог жить олигарх в купеческом государстве?
Утешало только то, что это все же был боевой корабль, предназначенный для ведения войны. А значит, здесь все жертвовалось в угоду боевой мощи. И основное пространство на борту отводилось под гребцов, метательные машины и сотню морских пехотинцев, от которых в абордажной схватке зависела победа. А если дело предстояло жаркое, или намечалась крупная десантная операция, то пехотинцев распихивали по всем щелям, почти удваивая имевшийся на борту отряд. Федор читал и об этом. В конце концов, не будь у Карфагена таких мощных кораблей, вести торговлю у далеких берегов, населенных недругами и просто пиратами, представлялось бы весьма затруднительным.
Все полы и даже стены в каюте Магона украшали живописные циновки и ковры, на которых Федор заметил разнообразные сельские мотивы: уборка урожая, финиковые пальмы, женщина с кувшином вина, дерущиеся львы. Акир указал ему на ближайшее кресло, сообщив, что он может сесть за стол, где уже находился сам сенатор. Магон, не дожидаясь гостя, уже с удовольствием расправлялся с зажаренной ножкой. Аромат свежеприготовленного мяса соблазнял настолько, что у проголодавшегося от постоянного пребывания на свежем воздухе морпеха, просто слюнки потекли.
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Витковский Евгений