Чтение 4–й страницы книги ~Сотри число человека~

— Не понял связи.... — сымитировал недоумение Хайо.

— У тебя есть баба?

Хайо никогда не называл свою девушку «бабой» и словечко неприятно резануло ему слух, но сейчас было не место для филологических дискуссий, поэтому он, мысленно попросив у подруги прощения, кивнул.

— И что? Она бы тебя отпустила? На гонки?

— Меня нельзя отпустить или не отпустить. Меня можно попросить не делать того или иного. Исполню ли я просьбу — зависит от многих обстоятельств. Но — я свободный житель Города, а не собака на привязи, — медленно и четко сказал Хайо, в упор глядя в темно-серые, асфальтового оттенка, глаза Грега.

— А ты крутой.... — ухмыльнулся мужчина. — Или косишь под крутого?

— Тебе виднее.

— Проверим? — с пьяным азартом вскочил со стула Грег. — А? Или слабо?

— На слабо ведутся только слабаки, — пожал плечами Хайо. — Как проверять предлагаешь? И какая мне выгода с того, что я тебе что-то докажу?

— Я на тебя бесплатно работать буду. По рукам?

— Не годится. Ты же не один работаешь...

— Да кто его спрашивает-то? — кивнул на потолок Грег. — Таких тут тринадцать на дюжину...

— Все равно не годится. Только ты и я, так? Ну, давай, — Хайо тоже поднялся, скинул куртку на спинку стула. — Способ?

Грег, конечно, был пьян, но оценить пластику и рисунок мышц потенциального противника был вполне в состоянии. Поэтому рукопашную схватку предлагать не стал, прекрасно представляя себе результат. Но ему все-таки хотелось обломать Хайо, объяснить, кто здесь хозяин. Он уже проиграл по очкам, предложив испытание — тем, кого по определению считают слабее себя, не предлагают ничего подобного. Теперь нужно было выходить из ситуации, да не как-нибудь, а победителем.

— Хорошо, уговорил, — рисуясь, сказал Грег. — Если тебе это так уж надо.... Ножички покидаем. До трех очков. Идет?

— По-моему, все это было надо тебе. Или я что-то перепутал?

— Ладно, неважно. Согласен или как?

— Согласен, — широко улыбнулся Хайо. — Твой способ. Теперь условия. Мое таково: проигрываешь — никогда больше не поднимаешь руку на жену. Твое?

— Откуда ты.... — задохнулся от возмущения Грег. — Хорошо, мальчик. Проигрываешь — никогда не прикасаешься к ней даже пальцем. Даже если она будет тонуть у тебя на глазах. Идет?

— Идет, — кивнул Хайо. — Я сказал, ты услышал.

— Я сказал, ты услышал. Кто начнет?

— Ты.

— Хорошо...

Хайо завел руку за спину, под куртку, ожидая, пока в ладонь ляжет подходящий клинок. Не стоило демонстрировать Грегу извлечение предметов из ничего; пусть думает, что нож засунут сзади за ремень. Выбранная человеком форма состязания казалась нелепой. Пьяный в стельку Грег имел все шансы попасть ножом себе в пятку, и очень мало шансов попасть в мишень. А мишень он выбрал сам, должно быть, окончательно спятил. Ровно в этот час проявило себя во всей красе разрушительное действие алкоголя на мозг.

Крошечное, с воробьиный глаз, еле различимое пятно на деревянной панели за барной стойкой. Из-за горлышек бутылок его едва видно, а сбивший бутылку очка не получает, даже если попадет в мишень.

Хайо даже усомнился, получится ли у него этот фокус; а нужно было выиграть, на карту поставлено слишком много, и нельзя промахнуться. Грег все-таки ухитрился втянуть его в свои идиотские игры. Мастер, ничего не скажешь. Просто гений дурацких поступков.

Смотритель получил три очка из трех, Грег — два. Он был на грани от ничьей, но в последнем броске нож воткнулся в дерево недостаточно глубоко, упал и сбил бутылку. В воздухе резко и противно запахло можжевельником.

— А ведь я тебя почти сделал, а? — Грег присел на край стула, потер средним и указательным пальцами левой руки переносицу. — Скажи — почти сделал?

— Почти. — Хайо был дипломатически вежлив.

— Дурацкое твое условие.... — выложившись в поединке, Грег уже почти не контролировал себя и почти перестал играть. — Мальчишка, что ты понимаешь.... это же все не мненадо, ей. Если я не буду ее строить — она же по рукам пойдет или сопьется. За ней только глаз да глаз.... Ты думаешь, я такой плохой. Злобный тиран просто, девочку обижаю.

— Нет, так я не думаю...

— Да не ври, думаешь. Бедная девочка, такая прекрасная и несчастная. Знаешь, как это — смотрят на тебя такими вот большими и чистыми глазами, и говорят «я в тебя верю, ты хороший!». И не дай Город потом устать или чтоб голова болела — ты же хороший, ты же не имеешь права быть плохим. Любая мелочь, любой промах — обида смертная. Потому что если я такой хороший, то если и делаю что не так, то, значит, назло. И обязан быть хорошим — день за днем, всю жизнь бесперечь. Веселуха, да?

— Я бы так не сказал. — Хайо сел за стол напротив, поставил локти на край и упер подбородок в кулаки. — По-моему, ничего веселого тут нет.

— Вот именно что. Я ее люблю, ты понимаешь?

— Понимаю.

— Люблю я ее, но это ж каждый день, каждый день — быть таким хорошим и прекрасным, таким-растаким. А ей не нужен хороший, не нужен прекрасный. Она так жить не может, насамом деле. Ей нужно, чтобы было от чего поплакать и пострадать, пожалеть себя. Помучиться. Иначе она и не поверит, что я ее люблю. Уйдет куда-нибудь, искать другого, кто...

— Так может, пусть уходит?

— Не могу. Не могу отпустить. Я за нее боюсь. Я уже ее знаю, знаю, что ей надо. Да, мне тяжело. Но.... это еще ничего. Это можно пережить. А если с ней что-нибудь случится?

Грег уже вовсю клевал носом и говорил через дрему. Хайо забрал у него стакан, отодвинул со стола миску с остатками салата, и, словно невзначай, задел пальцами висок, сглаживая и уводя на второй план воспоминания об этом разговоре. Можно было понадеяться и на алкоголь, но Хайо не хотел рисковать. Такая ночная откровенность могла обернуться утренней ссорой — это было бы лишним.

Он и в этой беседе старался быть бесстрастным и равнодушным, подавать обдуманные и просчитанные реплики, разыгрывать сцену как по нотам, собирая информацию и раскладывая ее по полочкам. Но сейчас, при виде спящего головой на столе Грега, Хайо вдруг понял, что его все решительно и бесповоротно достало. Ему срочно нужно было что-нибудь разбить, сломать, кого-то ударить. Темная волна поднялась из глубин души и накрыла с головой, заставила в бессильной злобе озираться в поисках подходящего предмета. Пожалуй, бутылка годилась, чтобы кинуть ей в окно.

«Стоп!» — сказал внутренний голос, один из многих внутренних голосов — тот, что никогда не утрачивал здравый смысл. «Если ты злишься — ты уже вовлечен в ситуацию. Выйди из нее, пока не поздно...» — и Хайо сумел взять себя в руки. Он прижался щекой к холодному стеклу соседнего столика, навалился грудью так, что тонкая полоса больно врезалась в кожу, начал медленно считать про себя. Через несколько минут его отпустило окончательно, и он вышел на темную ночную улицу, полной грудью вдыхая прохладный воздух.

«Итак, — подумал он. — Что мы имеем с данной гусиной фабрики? Двух, точнее, трех людей, завязанных сложными и нездоровыми взаимоотношениями. И Рэни, и Грегу они зачем-то нужны; вполне очевидно, что оба вовсе не настроены на полноценную счастливую жизнь и гармоничный семейный союз. Им нужна крутая смесь кнута и пряника — обоим. Каждый работает для другого и кнутом, и пряником — по ситуации. И пока они оба таковы, как сейчас — это единственный для них способ выжить. Ситуация отвратительна, но стабильна и даже полезна — по принципу «может быть и хуже». Действительно, может — перестав удерживать друг друга в определенных рамках, парочка может допрыгаться и до более серьезных неприятностей, каждый по отдельности. Сергей — явление временное; ему вся эта ситуация тоже зачем-то нужна, что-то он получает именно в такой раскладке, именно в положении платонически влюбленного верного рыцаря Рэни. Она же получает поддержку, внимание и сочувствие — чтобы и дальше оставаться с мужем, который ее, конечно, напрягает, но и помогает держаться на плаву...»

Хайо дошел до фонтана, щелкнул пальцами, заставив его работать, подставил лицо под брызги ледяной воды. Разработанный им самим план вдруг начал казаться невыполнимым, нереальным и бессмысленным. Да, он сам сделал все, чтобы три фигурки на доске сошлись в единую комбинацию. Тщательно подобрал двоих напарников для Рэни — тех, с кем ему удобно будет работать, тех, кто достаточно предсказуем и не слишком опасен. Но конструкция выглядела монолитной и болезненно хрупкой одновременно. Еще двое суток назад Хайо представлял себе, как будет действовать. Сейчас он сомневался, что сумеет.

«Я справлюсь...» — сказал он себе. И усмехнулся. Ровно то же могли бы сказать — и говорили, — и Рэни, и Грег, и Сергей. Они привыкли не побеждать, не добиваться, не решать — справляться. Не с какими-то стихийными обстоятельствами, не с природными явлениями и случайностями — с тем, что выбирали для себя сами.

«Видимо, эта форма сумасшествия заразна», с еще одной усмешкой, уже освобождаясь сразу и от раздражения, и от злости со страхом, подумал Хайо. «Но я уже переболел. Покрайней мере, надеюсь на это...»

Глава 4

Технотрон

Проснувшись около полудня, Аэль отправилась в душ и обнаружила, что из-за угла кухни торчит чья-то босая нога, катающая пустую бутылку. Бутылка периодически натыкалась на стену и противно звякала, но развлекавшегося это не волновало. Она сделала пару шагов вперед, заглянула за полуприкрытую дверь и увидела редкое и неожиданное зрелище — сидя на табуретке, Вайль читал книгу. Бледно-голубая обложка была Аэль хорошо знакома, это был ее старый справочник по фармацевтическим препаратам. Читал же парень увлеченно, словно приключенческий роман.

— Доброе утро. Интересуешься фармакологией? — улыбнулась Аэль. Вайль пожал плечами, потом кивнул, перевернул еще одну страницу. Девушку удивило сосредоточенное серьезное выражение его лица. Он внимательно смотрел в книгу — кажется, на страницу целиком, фотографировал взглядом текст и переходил к следующей странице. — Ва-айль, ау? Ты онемел?

— Интересно, да. Не мешай, — проговорил гладиатор.

— Ты там хоть что-нибудь понимаешь?

— Мало.

— Зачем тогда читаешь?

— Пригодится. Может быть. Хочется читать, — Вайль даже махнул рукой в сторону Аэль, отгоняя ее, как назойливую муху. Девушка улыбнулась и ушла в ванную, почти сразу забыв о забавном инциденте.

Потом проснулся Лаан, Аэль принялась готовить завтрак на троих — Зверь так и сидел в кухне с книгой в руках, под его стулом валялась целая стопка уже прочитанного, и девушка вычислила алгоритм. Он просто брал и проглатывал подряд все книги, которые в изобилии валялись на кухне там и сям, а прочитанное бросал на пол, как упаковку. Нарезая овощи, Аэль гадала, что случилось бы с ее головой, пропусти она за утро через себя и медицинский справочник, и пару романов, и сборник легенд тенников, и еще десяток томов весьма разного жанра. Вайлю же процесс явно нравился — когда девушка уронила нож почти рядом с ним, он даже не пошевелился. Оторвался от чтения он только после того, как Аэль похлопала его по плечу и показала на тарелку.

— Кушать подано, сэр!

Вайль с сожалением отложил книгу и принялся за еду. Посмотрев, как он есть, Аэль и Лаан изумленно переглянулись. Вилкой и ножом парень пользоваться умел, правда, ножом орудовал не слишком умело, но представлял, зачем он вообще нужен и даже применял его, чтобы подцепить очередной кусок мяса. Но при этом он клал предплечье левой руки перед тарелкой, словно ограждая ее, ссутулился и набивал полный рот. Как будто завтрак у него в любой момент могли отобрать. При этом по всему цветущему виду гладиатора никак не казалось, что он давно голодал. Дело было в чем-то другом.

Аэль два раза положила ему добавки, потом плюнула и поставила сковороду с остатками жареного с овощами мяса. Отсутствием аппетита Вайль, мягко говоря, не страдал. Потом Лаан позвал ее в комнату, и она не успела засечь время, за которое парень слопал бы все содержимое сковородки. Это ее несколько огорчило.

— Ну что, на Технотрон его вытащим? — спросил Лаан.

— Думаешь, стоит? — Аэль поморщилась.

Технотронном называли отдельную закрытую завесу, целиком отведенную под военные игры. Там играли в войну люди и тенники — отрядами и в одиночку, все против всех и делясь на армии. Играли всерьез, не размениваясь на мелочи. Торжество победы, усталость и азарт были настоящими. Боль и кровь — тоже. Виртуальной была только смерть, даже для таких, как Аэль, для тех, кто умирал в Городе лишь один раз, а не возвращался вниз, просыпаясь и с трудом припоминая очередной сон. Но грязи, вони выпушенных кишок и горелой плоти было в избытке. Аэль дважды оказывалась на Технотроне: приглашали друзья, и каждый раз через пару часов забывала, что там идет игра — все казалось удивительно реальным. А погибая, она возвращалась в свою квартиру и воспоминания размывались, но оставалось неприятное послевкусие бессмысленности и бесцельности. Обитатели Квартала Наемников редко ходили туда — им не нравилось почти взаправду воевать с городскими мальчиками и девочками, очень быстро проявлявшими не лучшие свои качества. Впрочем, некоторым Технотрон быстро ставил мозги на место — тем, о ком Аэль говорила «э, прелесть моя, это ты по морде мало получал». На Технотроне по морде раздавали щедро — а также штыком в живот или пулей в лоб, как кому везло. Может быть, Вайлю и стоило пройти это испытание хотя бы раз.

— Ладно, посмотрим, что выйдет. Предупреждать его будешь? — подумав, спросила Аэль.

— Нет. Посмотрим на реакцию.

— А если он там уже был?

— Не был, — качнул головой Лаан. — Я знаю.

На кухне шумела вода и стучали тарелки. «Посуду моет», одновременно подумали Лаан и Аэль и вновь удивились, Лаан, впрочем, удивился меньше. Он кратко обрисовал для девушки манеру Вайля двигаться по синусоиде — от высшей точки агрессии и нездравой уверенности в собственных силах через парочку серьезных обломов к тихой покорности и изныванию от собственной беспомощности. Потом он отрывался на том, кто был заведомо слабее и вновь чувствовал себя всемогущим. Накануне гладиатор напоролся на Лаана, сравнил свои возможности и возможности Смотрителя, и притих, проникаясь собственной ничтожностью.

— Скоро он дойдет до избиения пары малолеток — и возомнит себя богом. Со всеми вытекающими. А пока будет паинькой.

— Я бы повесилась лучше, чем так жить, — фыркнула Аэль.

Лаан улыбнулся в бороду. Вешаться Вайль не стал бы никогда. Его жизнь была вечной схваткой в джунглях, и противников хватало — он каждого встреченного делал противником, так что о причинении себе вреда своими же руками речи не шло. Этим занимались другие, которых Вайль либо умело провоцировал, нарушая все мыслимые законы, в которых, как бы он это ни отрицал, разбирался прекрасно, либо попросту нападал первым.

— Собирайся, — сказал Лаан, заходя в кухню. — Пойдем прогуляться.

Не ожидая подвоха, Вайль шагнул в дверь перед Лааном. С площадки перед лестницей на него вдруг пахнуло жарой, дымом и гарью, он отшатнулся, но Лаан легонько толкнул гладиатора между лопаток и ему пришлось сделать шаг вперед, этого было достаточно. Дом, в котором находилась квартира Аэль, растаял за спиной, Вайль стоял на горячейземле. Вокруг была степь до самого горизонта. Он и не подозревал, что в Городе есть такие места.

Солнца не было — на затянутом пылью и гарью небе не проступало ни одного светлого пятна, не было и даже самых блеклых теней. Светилось само небо — серовато-жемчужным, мрачным светом. У горизонта тучи набрякли густой сыростью, и там в воздухе мельтешила полупрозрачная стена — шел ливень. Растрескавшаяся почва кое-где была покрыта блестящей корочкой соли, местами торчала довольно жалкая растительность — фиолетово-черная колючка, коричневая пожухшая трава.

Потом Вайль догадался обернуться, и увидел в полусотне шагов от себя десяток молодых ребят в грязных и рваных пятнистых комбинезонах. Некоторые держали оружие в руках, другие положили рядом с собой на землю. Двое валялись на импровизированных подстилках из ковриков — кровь на форме была видна даже отсюда. Вайль посмотрел на себя — к черному комбинезону, который он получил от Аэль, добавились высокие ботинки, шлем, какая-то амуниция на поясе и в карманах, плечо оттягивал автомат. От воротника к плечу тянулся шнур, сплетенный из красно-золотой тесьмы, на рукавах и груди появились непонятные Вайлю нашивки.

Невысокий хлипкий парнишка рванулся к Вайлю, на ходу пытаясь привести себя в порядок.

— Господин капитан! Ждем ваших приказаний.

Вайль изумленно посмотрел на Лаана и Аэль, стоявших рядом с ним. Девушка почти не изменилась, только на комбинезоне, слева на груди появилась странная эмблема — голубой треугольник в серебряной рамке, рассеченный пополам молнией, да в руках оказался не то кейс, не то кофр. На Лаане был совсем другой комбинезон — узкий, облегающий до пояса, пятнистый, но без постоянной окраски, постоянно переливающийся.

— Что же ты рот разинул? — усмехнулся бородатый, натягивая капюшон на лицо. — Это твои люди. Принимай командование, а я пока на разведку схожу.

Вайль глядел вслед Лану — через пару шагов комбинезон перекрасился в оттенки почвы, и высокий крупный мужчина стал почти незаметен, а еще через несколько секунд гладиатор не смог различить его силуэт на фоне степи. Он обернулся к парнишке, который приглаживал волосы, оттирал с лица копоть и старался заглянуть командиру в глаза. Гладиатор хорошо представлял, как дерутся один на один, как раскидать врукопашную целую толпу.... но что ответить пацану, который ждал каких-то указаний, не представлял. Ему стало тошно и тоскливо, еще хуже, чем накануне, когда он так и не смог ударить Лаана.

Где он находился? Чего от него хотели? Что это за место и что нужно делать? В чем смысл?

Потом в виски ударил сухой степной ветер, голова закружилась, и тоска на мгновение отступила — Вайль получил ответы на часть своих вопросов. На языке вдруг возникли какие-то фразы — резкие, жесткие. Вайлю они понравились своей лаконичностью и точностью.

— Представься и доложи обстановку, — буркнул он. Стоявшая рядом Аэль одобрительно кивнула, подмигнула гладиатору и отправилась к раненым.

— Старшина роты «D» второго батальона пятого воздушно-десантного полка армии «Юг» Ди Эммери! Докладываю. После гибели капитана Ройо как старший по званию принял под свое командование личный состав роты.

— Гхм, — кашлянул Вайль, насчитав в трех фразах несколько ошибок. — Давай без формальностей. Что у вас, что творится вокруг?

— Полная жопа! — ляпнул Ди и слегка покраснел сквозь всю грязь на физиономии под пристальным взглядом капитана. — Выжило одиннадцать человек, из них ранено пятеро, тяжелых двое. Средств связи нет. Задачи нет. Запаса продуктов нет. Да ничего нет, хоть ложись и подыхай, — не выдержал он. — Вот...

— Подыхать отставить. Собрать сушняк, развести костер. Ранеными займется врач. Вода есть?

— Есть неподалеку ключ...

— Организовать доставку и стерилизацию воды. Путем кипячения. Ясно?

— Э-э... ну...

— Короче, — повысил голос Вайль, с наслаждением вживаясь в новую забавную роль. — Поднять задницы, натаскать воды, привести себя в порядок. Ясно, старшина? Бегом! Дес-сантничек, надо же...

С языка слетали бодрые и бравые чужие фразы, наверное, уместные, но почти непонятные Вайлю. Что он только что сделал? Отправил мальчишку за водой, это понятно. Но почему тот повеселел и взбодрился, начал носиться по лагерю, раздавая подзатыльники и покрикивая. Смысл всего этого Вайлю был не слишком понятен. Если бы на него так нарявкали, он бы, наверное, заткнул рот тому, кто посмел, и ушел. А здесь? Таковы были правила игры, игра была забавной. Пусть бегают — на языке еще много похожих фраз.

Аэль осмотрела раненых. Первой девчонке уже не нужна была помощь, ей нужно было только последнее милосердие — добрых пятьдесят процентов поверхности тела было покрыто ожогами второй и третьей степени, приближалась агония, и врач без лишних раздумий вколола ей препарат, парализующий дыхание. С парнем предстояло повозиться —ничего слишком страшного, но осколки, видимо, гранаты, вспороли кожу ото лба до колен, оставив глубокие ссадины. Выглядело это страшно, но на самом деле бедой не было. Остальные и вовсе могли позаботиться о себе сами — Аэль раздала им таблетки и перевязочные пакеты, взялась за обработку располосованного.

— Не иначе, с кошкой дрался, — ворчала она, орудуя тампонами и биоклеем. — Что, детка, кошку изнасиловать хотел, да? Хоть породистую?

Раненый хлопал глазами, пытался улыбаться рассеченными губами, морщился — тогда саднили скулы, и, наконец, пытался вовсе закаменеть лицом, чтоб не болело, но не получалось. Потом подействовало обезболивающее и мальчик наконец-то улыбнулся во весь рот. Дорвался, что называется.

— Вот и хорошо. Скоро будешь как новенький. Даже лучше, потому что умнее, — похлопала его по щеке Аэль. — Поспи пока.

Она размышляла о том, что зашли, на первый взгляд, достаточно удачно. Десять человек — пожалуй, подходящее количество, чтобы посмотреть, как Вайль справится с командованием. Оказались они не в самой гуще боя, а получили небольшую передышку и возможность осмотреться, понять, что происходит. Потрепанные остатки роты в меру деморализованы и Вайля с капитанскими погонами приняли «на ура» — по крайней мере, поначалу. Очень благоприятная ситуация. Осталось только посмотреть, как красавчик, мнящий себя зверем, из нее выкрутится. Ничего хорошего от него Аэль не ожидала.

Сама она командовать не собиралась — во-первых, попросту не умела. Когда-то, еще дома она убедилась в том, что предел ее организаторских способностей — четыре человека: двое медбратьев, анестезиолог и она сама. Работу в команде такого размера она наладить могла, а вот даже на уровне руководства госпиталем уже приходилось дергаться и нервничать. В стратегии и тактике же Аэль понимала ровно столько, сколько любой другой военный хирург, то есть, чуть-чуть больше обычного мирного жителя, но недостаточно, чтобы самой принимать правильные решения и отдавать осмысленные приказы. У нее было совершенно другое призвание, ему она и следовала.

Лаан мог бы заменить Вайля в любой момент. Некогда он был профессиональным военным и закончил карьеру в чине подполковника, правда, между командованием авиационным крылом и десятком пеших десантников была большая принципиальная разница, но он справился бы. Правда, Аэль знала, что Смотритель и пальцем не пошевелит, и совета Вайлю не даст. Все происходящее было испытанием для Вайля, и только для него.

Резко подул ветер, швыряя в лицо горсти мелкого колючего песка и пыли, от которых першило в горле. Вайль посмотрел на небо — черно-багровая туча была уже совсем близко, и от надвигающейся стены ливня попахивало сыростью и холодом. Он жестом подозвал к себе ближайшего солдатика. Это оказалась совсем молоденькая девочка, по-мужски высокая и крепкая, но из-под берета торчала косичка, заправленная за воротник.

— Да, господин капитан?

Вайль молча показал на тучу. Девчонка не поняла, пришлось пояснять. — Видишь, что на нас надвигается. Палатки у вас есть?

— Есть, четыре двухместные...

— Ставьте все. Одну для меня и врача. И побыстрее.

Через пять минут, когда первые тяжелые, словно из свинца отлитые капли, уже ударили в землю, все было готово. Но про то, что нужно не только попрятаться самим, но и убрать внутрь все вещи, вспомнила только еще одна девочка, и Вайлю пришлось вытащить старшину под уже начавшийся ливень и ткнуть носом в валявшиеся на земле ранцы, куртки, прочее добро. Старшина, разумеется, сам ничего делать не стал, а перевесил задание на первого попавшегося подчиненного, и они вдвоем с девочкой быстро распихаливсе по палаткам. Вайль возвышался посреди лагеря черной в темно-сером сумраке мрачной фигурой, и солдаты, замечавшие его взгляд, начинали бегать в два раза быстрее.

— Часовых назначь, — напомнил он старшине, подошедшему с рапортом, что все сделано.

В палатку он ушел, только когда все было убрано — ошалелый, изумленный своей ролью. Все получалось — так легко, просто и красиво. Немного правильных слов, немного правильных поз, чуть-чуть знаний, неизвестно откуда появившихся в голове. Палатка была тесной, и, на коленях вползая внутрь, он толкнул Аэль, та мрачно буркнула «Поосторожнее...», села, откинув одеяло, и начала растирать щиколотку. Вайль вздрогнул и замер — она расстегнула комбинезон до пояса и скинула его с плеч.

— Что ты так уставился? Что-то новое увидел? — ехидно спросила Аэль. — Или чего-то не хватает?

Капитан, не двигаясь, жадным темным взглядом смотрел на худенькие острые плечи, на едва обозначенную грудь с острыми бледными сосками. Аэль, фыркнув, спряталась под одеяло и накрылась до подбородка. Вайль тоже лег, обнаружил, что вытянуться во весь рост не получается, покрутился, потом осторожно прикоснулся к плечу Аэль. Девушка покосилась на него — в глазах читался немой вопрос, достаточно деликатный, и она сама откинула одеяло и прижалась к нему.

Все дальнейшее было одним бесконечным сюрпризом для нее. Она боялась Вайля, боялась, что в сексе он будет таким же жестоким и неуправляемым, как во всем остальном —но парень оказался удивительно робким и скованным. Он не знал, что делать со своим телом, что делать с Аэль, прикасался к ней лишь слегка — а ее сводило с ума ощущение упругих мышц под теплой кожей, какой-то особенный, терпкий и свежий, ее запах, сила, которая чувствовалась в каждом опасливом прикосновении. И все это роскошное тело пропадало даром — ей давно хотелось уже чувствовать себя под ним, в себе, по максимуму; времени, чтоб тянуть его, не было, Аэль знала, что в любой момент какое-то важное дело оторвет их друг от друга, и хорошо, если до ночи, а не до возвращения в Квартал... нужно было торопиться, а партнер тянул, медлил, словно боялся чего-то.

— Ты что... в первый раз этим занимаешься? — спросила она, наконец, стараясь, чтобы голос звучал поласковее.

— Нет, — тихо ответил Вайль, не открывая глаз.

— Так что ж ты надо мной измываешься, зараза?! — кусая его за ухо, шепотом воскликнула Аэль. — Не хочешь, так не надо начинать было...

— Я боюсь сделать тебе больно. Ты... маленькая, — признался он, пряча лицо у нее на плече. — Я... я совсем себя держать не умею... плохо будет... тебе...

В этом коротком признании Аэль услышала отголоски весьма обширного и печального прежнего опыта. Да, она не напрасно опасалась бедного психопата, на его счету явно было некоторое количество покалеченных партнерш. Она вполне положительно оценила такое бережное к ней отношение, хотя и подозревала, что дело здесь только в предупреждении Лаана. Но — нет, слишком поздно было останавливаться, она слишком далеко зашла.

— Не бойся... просто доверяй мне, и все. — Аэль оттолкнула его, надавила ладонями на плечи, прося лечь на спину, наклонилась над ним. — Все будет хорошо...

Сама Аэль не слишком-то верила, что все будет только хорошо, и свернутая шея — ее, разумеется, — казалась ей вполне реальной перспективой, но кто-то из двоих должен был хотя бы верить в удачу, тогда все могло бы получиться. Она ласкала его, позволяя Вайлю только прикасаться к своим рукам и спине, медленно расстегивала его комбинезон, продвигаясь все ниже, пока не наткнулась губами на твердую плоть, ожидавшую ее прикосновения.

Это была опасная игра — Аэль не торопилась, тянула, не давая партнеру сделать последний шаг вниз с обрыва, к наслаждению. Он давно уже опустил ладонь на ее затылок, и когда девушка в очередной раз сбивала ритм, разочарованно стискивал в пальцах короткие пряди; ей это нравилось, нравилось нарастающее напряжение и тихая угроза в том, как Вайль постанывал через плотно сжатые губы. В любой момент она могла поплатиться за то, что не давала ему дойти до конца, и, когда атмосфера в палатке стала слишком уж накаленной, перестала развлекаться. Вайля выгнуло судорогой, он что-то прорычал, глухо и невнятно, потом, уже расслабленной рукой, подтянул к себе Аэль и уложил сверху. Девушка смотрела в его лицо, лишенное обычной суровой и напряженной гримасы, и оказавшееся вдруг совсем молодым, почти подростковым. Капли пота на висках, искусанные покрасневшие губы...

Потом как-то неожиданно и резко он оказался сверху, вокруг и внутри — Аэль упиралась лбом ему в ключицу, стараясь изменить позу хоть чуть, чтобы иметь возможность дышать, но он не позволял, навалившись на нее всем телом, он был слишком сильным и тяжелым, и никак нельзя было вывернуться, и совершенно не хотелось, и Аэль перестала бояться, и начала доверять ему...

Все было хорошо — и ритм, и доверие, и сильные руки, сжимавшие ее плечи, и дождь, барабанивший по стенкам палатки, и не мешал ни оказавшийся под лопатками камень, ни нервное ощущение, что сейчас что-то случится, и их оторвут друг от друга. Они были единым организмом, двигавшимся туда, куда хотелось обоим половинкам, деревом и пламенем, сталью и кровью. И, остановившись, продолжили быть связанными чем-то важным.

— Ты просто чудо, — выдохнула Аэль. — Так хорошо мне было... А тебе?

Молчание было ей ответом. Девушка удивилась, повернула голову. Вайль лежал так, что его рука оставалась у нее на груди, но лицо он отвернул в сторону. Аэль вывернулась из-под руки, села, повернула к себе его голову, и ахнула — по щекам текли слезы.

— Что ты, чудо мое? В чем дело?

— Больно, — совсем тихо сказал Вайль. — Больно... слишком хорошо... не могу так. Все ломается здесь, — он резко провел ногтями по груди, оставляя алые ссадины. — Дышать не могу, больно...

Вот тут-то Аэль и поняла, что попала по-крупному. До этого момента все произошедшее можно было назвать простым сексуальным приключением, которых в жизни Аэль было предостаточно. Два тела доставили удовольствие друг другу и могут мирно разойтись без взаимных обязательств. Теперь же она почувствовала, что несет ответственностьза Вайля. Слишком глубоко она его переломала; да и от его признания у нее мороз прошел по коже. Вот таким — растерянным испуганным мальчиком — он сумел добраться доее сердца, которое уже много лет молчало. Сейчас она поняла, что чувствует то же самое — только боль была ослаблена огромным опытом многих лет. Она влюблялась, она любила, и знала, что это такое.

— Не сопротивляйся, — ответила она, обнимая его за спину и прижимаясь всем телом. — Это хорошо, что ломается. Это очень хорошо. Ты потерпи, сам поймешь.

— Что ты со мной сделала?

— Ничего особенного. Немного терпения, немного нежности и ни малейшего желания драться, — улыбнулась она.

— Почему мне так плохо? — Вопрос Аэль потряс до глубины души. Она уже привыкла, что Вайль может спросить или рассказать о чем угодно, с совершенно детской непосредственностью и без малейшего смущения. И на такие, простые с виду, вопросы, как на вопросы ребенка, отвечать было ой как непросто. И нельзя было врать, как нельзя врать детям.

— Потому что ты привык быть закрытым. Ты привык брать, и не привык, что тебе отдают по своему желанию. Что с тобой можно быть ласковой... Это твоя броня.

— Не хочу так...

— Как?

— Чтобы больно, чтобы броня... Почему так? Почему я такой? Тебе же не больно...

— И мне больно, Вайль, — сказала Аэль. Парня подбросило, словно ударом тока, он навис над ней, пристально заглядывая в лицо. — Тебе больно? Почему? Из-за меня?

— Из-за себя, — сказала она. — Я давно живу одна. Не позволяю себе что-то чувствовать к другим. Особенно — к мужчинам. А ты... ты меня зацепил. Стал важным. Важно то, что с тобой происходит, хорошо ли тебе. Понимаешь?

— Нет. Почему — больно?

— Да потому что если столько лет живешь одна, — Аэль освободилась, села и начала сердито натягивать комбинезон. — То тебе кажется, что привязанность — это слабость. Что это тебя ломает, лишает защиты. Ну, как оказаться без оружия в бою. Или в ловушке. У тебя, наверное, так же?

— Да... Нет... Не знаю, нет, не так все-таки! — Вайль раскраснелся, говорил резко, страстно — и главным чувством было недоумение. Аэль удивилась, сколько же в нем энергии, она-то думала, что он будет валяться и отсыпаться. — Я — есть. Я такой, чтобы жить. Иначе — не могу, не смогу. А ты — делаешь меня другим. И мне нравится даже. Сначала — нравится. А потом — больно. Я ломаюсь. Мне нельзя ломаться...

«Какая-то очень сильная травма. А потом — несколько лет жизни под сильным давлением. Агрессия в его адрес, постоянная. Что-то по принципу «бей первым, или будешь убит». Единственный его способ выживания — отказаться от всего, только бить, бить. Запрет на все, что кажется слабостью, что мешает обороняться...» — Аэль очень не хотелось заниматься этим анализом, но другого пути не было, она обязана была представлять себе, как устроена голова у ее уже явно не случайного любовника.

— Ты не ломаешься. Ты меняешься. Делаешься сильнее. Ты помнишь, как учился драться?

— Нет... я всегда умел.

«А вдобавок еще и полная амнезия — не помнит, и помнить не хочет ничего, что было до Города. Оказалась здесь этакая деточка, которую долго и много обижали, дразнили и лупили — и получила сразу все возможные навыки самообороны и борьбы. Да еще и офигительные внешние параметры в придачу. Идеальный победитель — только вот ни умение драться, ни красота ему не помогают расслабиться и жить нормально. Потому что все это — пластырь на гнойную рану...»

— А я помню. Знаешь, поначалу было очень паршиво. Вся в синяках, везде болит, и ничего не получается. Но нужно было терпеть и заниматься дальше. Если бы я не терпела —я бы не научилась. Вот и ты так же...

— Чему я учусь?

«Любить», едва не сказала Аэль, и тут же сама испугалась и прикусила губу. Это было бы слишком громким и пафосным заявлением. Может быть, правдой — а может быть, ей просто хотелось в это верить. И, поймав себя на этом желании, она сказала себе много нелестных слов.

— Строить отношения... быть партнером, а не насильником.

— Зачем?

— Небо и бездна, да затем, чтобы жить! Тебе плохо было? Ну, скажи, с теми, кого ты брал силой, тебе лучше было?

— Нет... — покачал головой Вайль. — Слишком быстро, слишком мало... всего мало.

— Ну вот тебе и ответ. Вот за этим.

— Хорошо, — Вайль кивнул. — Может быть, я понял. Если нет — спрошу...

— Коне... — начала говорить Аэль, и тут в палатку вломился мокрый и сердитый Лаан. Он внимательно посмотрел на полураздетую парочку, повел носом, сдернул с головы капюшон, окатив обоих брызгами, удивленно приподнял брови. Вайль сразу подобрался, насторожился и Аэль положила ладонь ему на плечо.