Чтение 4–й страницы книги ~Долгий путь в лабиринте~

никакой нет. Калейдоскоп партий, комитетов. Ночью и днем - собрания и
митинги. А оружия нет, и сапог нет, и жрать нечего доблестному
русскому воинству. И никаких вестей о том, что творится в Петербурге,
Москве, вообще в тылу. Только слухи, тысячи слухов, один нелепее,
невероятнее другого. И каждый приказ до исступления дискутирует
солдатня, ставит под сомнение, опровергает... Извольте при таких
обстоятельствах воевать, держать фронт и отстаивать святую
матушку-Русь от подлых западных варваров!

И случилось такое событие. С железнодорожной станции прикатили на
позиции два автомобиля, за ним - десяток груженых подвод. Из
автомобилей вылезают улыбающиеся штатские мужчины, какие-то дамы... Мы
глаза вылупили. Черт те что!..

Станислав знает, наш полк формировался в этом городе. Оказалось,
вскоре здесь создали гражданский комитет помощи фронту. Патриотически
настроенные дамочки устроили аллегри1, насобирали денег и заметались
по магазинам да рынкам, покупая гостинцы для расейских солдатиков.
Подарки зашили в полотняные мешки, и представители комитета повезли их
на фронт. Куда именно? Конечно же, в свой родной полк. То есть к нам.

1 Лотерея.

Разумеется, все мы были рады появлению делегатов. Полагали, это
развлечет солдат, разрядит обстановку, поднимет дух воинства. Да и
офицеры истосковались по женскому обществу.

Соорудили митинг. Звучали патриотические речи, играл оркестр, В
заключение состоялась раздача писем от родных и земляков, вручение
полотняных мешочков с гостинцами.

И тут началось!..

Прибегает верный мне человек, фельдфебель. Протягивает бумагу -
оказалась в подаренном ему мешке, в нее был завернут табак. Розовая
бумага с текстом, напечатанным крупными буквами - чтобы любой грамотей
прочитал. Большевистская прокламация. За что, мол, воюете,
братья-солдаты? Кормите вшей в окопах, погибаете от пуль и снарядов, а
в тылу буржуазия гребет миллионы, да еще и сговаривается за вашей
спиной с империалистами Германии. И вывод: долой войну!

Спешу к полковому начальнику. А у него уже десятка три таких
взрывных бумаг стопкой лежат на столе. И тут прапорщик и два унтера
вталкивают женщину. Какая к черту женщина - девчонка лет семнадцати!
Застукали ее в тот момент, когда читала солдатам подметные письма.

Мы с полковником наскоро просмотрели отобранную у нее бумагу.
Запомнились требования: всю власть в стране - "товарищам", землю
отобрать у ее законных владельцев и передать голытьбе. То же самое - с
заводами и фабриками. И кончать с войной, равно как с властью
Временного правительства. Вот так, ни больше ни меньше.

Мы все кипим от ярости. А девица стоит и глядит в сторону, будто
к происходящему не имеет ни малейшего отношения.

Полковник наш был длинен, как пика казацкая, худосочен и бледен.
А тут налился кровью, побагровел. Думали, его хватит удар. Скомкал
бумагу и - шлеп-шлеп ею по щекам той девицы.

Пытались допросить ее, выведать, есть ли единомышленники в
депутации. Ни слова не говорит, молчит.

Конечно, заперли агитаторшу, приставили часовых. Ну а дальше что
предпринять?

Тут как раз поступают сведения о брожении среди солдат, успевших
наслушаться да начитаться этих листовок.

Собрались офицеры. Решили единодушно: нет иного пути, кроме как
отобрать десяток наиболее горластых нижних чинов и расстрелять перед
окопами. Вместе с девицей пустить в расход. Всенародно. В назидание.

Мысль тем более верная, что отсутствовал главный смутьян - некий
большевик. За месяц до этих событий полковой комитет делегировал его в
Петербург. Звали большевика Андрей Шагин... Так вот, этого человека
сегодня я увидел у подъезда вашего дома. Он и возглавлял группу
чекистов.

Но я возвращаюсь к рассказу. Итак, унтер-офицера Шагина не было
на позициях. Очень хорошо! Постановили не мешкать, экзекуцию
произвести завтра, рано утром.

И надо же случиться, чтобы именно этой ночью вернулся в полк
унтер Шагин!

Оказалось, был на съезде в Петербурге, где тысяча таких, как он,
представителей двадцать суток кряду драли глотки по поводу судеб нашей
многострадальной земли. Участвовали в том всероссийском шабаше господа
меньшевики и эсеры, октябристы и кадеты, представители еще каких-то
партий и уж конечно большевики.

Большевики... Увы, в тот год не все еще понимали, что это за
опасность!

Но, господа, вернемся к Андрею Шагину. Прибыв в полк, он все
изменил. Под утро люди Шагина разоружили часовых гауптвахты и
освободили арестованных. Часть полка вышла из повиновения
командованию. Над группой штабных офицеров едва не свершили самосуд.

И знаете, кто вырвал полковника из рук разъяренных солдат? Он же,
Андрей Шагин! До сих пор не пойму, зачем ему понадобилось... Но факт
есть факт, когда полковник уже стоял на бруствере заброшенного окопа -
на краю своей будущей могилы - и вот-вот должен был грянуть залп,
появился унтер-офицер Шагин. Его сопровождала знакомая нам девица.
Шагин что-то сказал солдатам, те опустили винтовки.

Полковник упал на колени. Его стало рвать. Весь полк смотрел, как
корчился на земле недавний владыка тысяч солдатских жизней...

Унтер и солдаты ушли, а девица осталась. В светлом платье и
коротком жакете, простоволосая, она, эта пигалица, стояла у бруствера
окопа и бесстрастно глядела на валявшегося в собственной блевотине
полкового начальника. Будто не раз видела подобную картину...

Я находился неподалеку, исподволь наблюдал за ней и мучительно
думал: где и когда, при каких обстоятельствах уже видел эту круглую
физиономию?

Между тем полковник затих. Еще через несколько минут он сделал
попытку встать: шатаясь, приподнялся с земли, отвел руку в сторону -
то ли балансировал ею, то ли просил помощи. И тогда подошла девица. Он
оперся на ее плечо, сделал шаг, другой.

Помощь девицы... Было ли это состраданием к поверженном врагу или
хорошо рассчитанным эффектным ходом - кто знает! Впрочем, склоняюсь к
мысли, что вряд ли она пожалела полковника.

Ну а он, приняв ее поддержку, окончательно уничтожил себя в
глазах полка.

Позже я не раз возвращался к эпизоду заброшенного окопа, все
хотел вспомнить, где же задолго до войны встречался с той барышней.
Силился - и не мог. Да и трудно было сосредоточиться: я готовил побег
полковнику. Только подумать: побег из собственного полка!..

Ночью мы тайно увезли его с позиций.

А вскоре отправился в тыл и я. Все вокруг разваливалось,
агонизировало. Пока было еще время, следовала подумать и о себе.

С той поры я не видел ни Шагина, ни девицы. А несколько часов
назад почти столкнулся с ними у дверей вашего дома!

Можете понять мое состояние? В голове мешанина воспоминаний,
образов. И снова отчетливая мысль - да, я уже встречался с этой
особой, и встреча произошла еще до того, как судьбе угодно было
столкнуть нас весной семнадцатого на позициях полка.

Но где, когда, при каких обстоятельствах?

Помогла лавочница. Все выяснилось с первых же ее слов, когда я
задал наводящий вопрос.

- Это которая со шпалером на заду?! - вскричала она. - Да кто же
не знает ее? Бандитке и тринадцати лет не было, когда с ножом кинулась
на родного батьку!

Торговка разволновалась, торопливо рассказывала, приседая от
возбуждения, шлепая ладонями себя по бедрам. Но я уже не слушал. Перед
глазами отчетливо встал давний номер здешней газеты с двумя снимками
на первой странице. Я и сейчас ясно вижу эти фотографии! Одна
изображала представительного господина, а другая - эту самую девицу,
какой она была лет семь назад. Ниже шло описание случившегося. Главным
действующим лицом происшествия была дама, сотканная отнюдь не из одних
добродетелей, которую намеревался проучить строгий супруг. В итоге -
нападение девчонки на отца. Дочь вступилась за порочную мать и едва не
зарезала собственного родителя... Примерно так обстояло дело, по
утверждению газеты.

Сейчас можно считать доказанным, что с годами дьявольские
наклонности звереныша получили дальнейшее логическое развитие: девица
подросла и стала работать вЧК.

Вот на каких людей делают ставку большевики!

Слава Богу, всему этому скоро придет конец. Простите, что говорю
намеками, но... Словом, я утверждаю: господа, мы на пороге больших
событий!

ВТОРАЯ ГЛАВА

Обширная площадь расположена при въезде в город, на самой высокой
его точке, по всем направлениям изрезана колесами фургонов, биндюг,
линеек. Это привоз, рынок, куда по воскресеньям съезжаются крестьяне
окрестных деревень и хуторов.

Город отсюда как на ладони: вдоль пологого склона тянутся ряды
домов, каждый ряд ниже предыдущего. Город будто ступенями сбегает к
берегу широкой реки. А здесь - приземистые прямоугольники пакгаузов,
складов, десятки железнодорожных путей, множество пристаней.