Чтение 4–й страницы книги ~Ритуал после брачной ночи~

должны вместе.

...В "Европе" для меня был заказан столик. Стас самолично проводил меня к
нему, поцеловал руку, шепнул очаровательную непристойность и испарился. Я
осталась одна в чарующем обществе испанского муската "Миральва". Вино тоже
было выбрано по настоянию Стаса. Откинувшись на спинку стула и прикрыв
глаза, я вертела перстень на пальце и повторяла про себя последние Стасовы
наставления: ног не раздвигать, губы не облизывать, призывно не смотреть,
водки не требовать, на колени не садиться, ремней не расстегивать и о таксе
не заикаться.

Не задание, а куличики на Пасху. В ближайшие же выходные отправлюсь на
Смоленку к Ксении Блаженной и преставлюсь свечечками.

Олев Киви появился в ресторанном зале, когда я уже приговорила винишко и
с упоением разглядывала матрону за соседним столиком. На старой мочалистой
бизнес-вумен был очаровательный костюмчик, гармонировавший с чем угодно,
только не с ее морщинистой, вытянутой, как у пристяжной лошади, шеей. Я даже
зарисовала фасончик на салфетке и теперь обдумывала, во сколько мне
обойдется пошив такой миленькой вещицы.

Именно за этим благородным занятием застали меня проголодавшийся
эстонец-виолончелист и свора его прихлебателей. Они оккупировали столик в
углу, недалеко от меня, и вся ресторанная шушера во главе с метрдотелем
слетелась к ним, как воронье к падали.

Пусть терзают, подумала я, свято выполняя заповеди Стаса: никаких
провоцирующих телодвижений.

И еще вина.

Вино появилось на моем столе спустя пять минут. А еще через пять минут ко
мне подсел худосочный молодой человек с лицом законченного психопата.

- Позволите? - хрипло спросил он, ухватившись за край скатерти.

Только этого не хватало!

Я оценивающе посмотрела на его побелевшие пальцы: отодрать их от стола,
во всяком случае в ближайшие полчаса, не представлялось никакой возможности.

- У кого лечимся? - сочувственно спросила я. Молодой человек дико скосил
на меня глаза и вытащил из кармана визитку: "Петербургская Аномалия". Отдел
расследований. Сергей Синенко. Спецкор".

С диагнозом все было ясно, и я тяжело вздохнула.

- Вы ведь тоже?.. - сглотнув слюну, прошептал Сергей Синенко.

- Что - тоже?

- Тоже за ним охотитесь?

- За кем?

- За эстонцем. За Олевом Киви.

От неожиданности я вздрогнула, но тут же взяла себя в руки: две
древнейшие профессии постоянно сталкиваются лбами где угодно, даже здесь, в
респектабельном зале "Европы".

- С чего вы взяли?

- Мне показалось...

- ???

- Уж слишком старательно вы на него не смотрите.

Я поморщилась: чего мне не хватает в жизни, так это доморощенных
детективов.

- Не говорите глупостей, - осадила я зарвавшегося репортеришку.

Репортеришка заткнулся, но ненадолго.

- Простите, я не мог вас видеть раньше? Дурачина ты, дурачина, всех твоих
жалких спецкоровских грошиков не хватит, чтобы увидеть меня. Даже в окне
проезжающей машины, не говоря уже о какой-нибудь пикантной позе.

- Боюсь, что нет. - Я замаскировалась бокалом и сделала мелкий глоток.

- Мне нужно взять у него интервью, - не отставал он.

- Берите, - великодушно разрешила я. - Я-то здесь при чем?

- Все дело в том, что он не дает интервью. Уже год, с тех пор, как
погибла его жена.

- Вот как?

- Только пресс-конференции. Тухляк на темы искусства...

Дело начинало принимать интересный оборот, и я решила поощрить тайного
агента газеты "Петербургская Аномалия" Сергея Синенко.

- И что же с ней случилось?

Спецкор приоткрыл было пасть и тут же с лязганьем ее захлопнул: к нашему
столику приближался Олев Киви.

- Он... идет... - апокалиптическим шепотом пробубнил Синенко.

Я и сама это видела: эстонец, сжимавший в руках бокал с красным вином,
надвигался, как множественный оргазм у записной нимфоманки - неотвратимо,
бесповоротно и стремительно.

Но тем не менее первой жертвой горячего эстонского парня оказалась вовсе
не я, а несчастный затравленный спецкор.

- Я могу поговорить с вашей дамой? - обратился к нему Олев Киви.

- Да, конечно... - выдавил из себя мой неожиданный знакомый.

- Наедине. - О, эта артикуляция, подернутая легкой ленцой! Таллин, без
сожаления оставленный четыре года назад, снова ухватился за меня узловатыми
чухонскими пальцами.

- Конечно, конечно...

Синенко сполз со стула и неуверенной походкой направился к выходу. Я
расставила локти (только локти, Стас, ничего криминального!) и принялась
рассматривать Олева Киви.

Он был неплох, совсем неплох, с таким можно завалиться в койку без
предварительной оплаты: тяжелая челюсть и легкие губы, брови в цвет глаз и
глаза в цвет волос - именно так выглядят дюны под сентябрьским солнцем. И не
где-нибудь в загаженной яхтами Пирите, а на заповедных островах с длинными
окончаниями.

На этих островах я никогда не была.

Эстонец тоже не остался в долгу: он жадно ощупывал мое лицо сузившимися
зрачками, он все еще не знал, в каком море бросить якорь и в какой бухте
сойти на берег.

Пауза затягивалась и становилась почти неприличной. И я наконец-то
решилась помочь этому горе-мореплавателю.

- Слушаю вас.

Вместо ответа он уставился на этикетку на вине, и кадык его предательски
дрогнул.

- Это ведь случайность, правда? Вы выбрали вино наугад? - Его мягкий
голос умолял меня, подсказывал ответ, подталкивал к безопасной колее.

Но на колею, сдобренную худосочным эстонским черноземом, я была не
согласна.

- Это только любовников выбирают наугад. И презервативы в аптеке, - не
удержалась от сарказма я. - А к винам привыкают.

Олев Киви сморщился и поерзал на стуле, как какой-нибудь отставной
майор-геморройник.

- Да, я понимаю... Простите за бестактный вопрос.

- Выпьете со мной? - Черт возьми, мой огрубевший в постельных баталиях
рот явно доминировал над мозгами. Я форсировала события, а это вряд ли
понравится Стасу.

Эстонец захлопал коровьими ресницами и надолго замолчал. Молчание зависло
над его недопитым бокалом с красным вином, над моим бокалом с "Миральвой" и
над целомудренными дольками лимона в блюдце. Только спустя минуту
виолончелист решился. Он выплеснул остатки красного в соусник и потянулся к
моей бутылке.

Теперь мы были на равных - оба с мускатом в руках.

- Как вас зовут? - он испытующе посмотрел на меня.

- Варя. Варвара. Некоторые зовут меня Барбара, это тоже не воспрещается.
- Имя "Барбара" предпочитали все прошедшие через мои руки иностранцы и один
отечественный бизнесменчик, большой любитель долгоиграющей "Санта-Барбары".

- Мне нравятся русские имена, - Киви перевел дух и как будто успокоился.
- За вас, Варя.

Русские имена, кто бы мог подумать!

Мы чокнулись и молодецки заглотнули мускат. Чертова "Миральва" была мне
также безразлична, как и воинственная мужская анатомия: тело и тело, вино и
вино, одно из тысяч, - но Олев Киви!.. Он устроил из пошленького первого
тоста настоящий ритуал! Вначале он пил медленно, маленькими глотками,
прислушиваясь к себе. А потом, не ввдержав, опрокинул в себя остатки
муската. Как будто бежал изо всех сил к своему прошлому.

Бежал и боялся опоздать.

Отставив пустой бокал, он откинулся на спинку кресла и снова принялся
пожирать меня глазами, - как и тогда, в филармонии. Вот тут-то я и поняла,
что его блеклые эстонские очи вступили в явное противоречие с его таким же
блеклым умишком: "jaa, jaa, jaa" , - нашептывали очи,
"mitte, mitte, mitte" , - настаивал умишко.

"Нет. Этого не может быть".

Необычайным усилием воли Олев Киви шуганул распоясавшийся организм. И
снова обратился ко мне.

- Я видел вас в филармонии сегодня, - пролепетал он. - Ведь это были вы?

- Неужели вы в состоянии рассматривать зал во время концерта? -
уклонилась от прямого ответа я.

- Все не так... - он пощелкал пальцами, подбирая выражение. - Я увидел
вас, потому что... потому что хотел увидеть...

Не закончив, он снова потянулся к спасительной "Миральве" (заказанной,
между прочим, на наши со Стасом денежки) и снова опрокинул в себя бокал.

- То место, на котором вы сидели...

- Я всегда заказываю билеты именно на него, - я понимала подвыпившего
виолончелиста с полуслова. Стас мог быть мной доволен.

- Maaia , - жалобно пробормотал он. Полностью с тобой
согласна, дорогой мой.

- Вы что-то сказали? - участливо спросила я и положила руку ему на рукав.

Перстень, болтавшийся у меня на пальце, по-змеиному изогнулся и выскочил
- камнем на поверхность. Симпатичным, но самым обыкновенным камнем,
хрестоматийным и не слишком чистым изумрудиком, к тому же довольно небрежно