котором навеки затерялись сценаристка-первокурсница Мышь и ее священная
корова Иван. Проехаться в одном лифте с Людмилой Гурченко (особенно когда в
сумке из финского кожзама лежит ?Мое взрослое детство?, зачитанное до дыр),
удержаться от автографа и презрительно выкатить глаза - о, это было верхом
самоуверенного вгиковского шика! Потом была двухгодичная стажировка, и
?Мосфильм? утратил невинное обаяние храма. Постылое рабочее место, только и
всего: в студийном буфете я всегда брала винегрет, а в студийном аптечном
ларьке - гематоген и аскорбиновую кислоту. Стажировка закончилась под
невнятный грохот - в середине девяностых киноиндустрия, а вместе с ней и
?Мосфильм? развалились на куски. А после того, что произошло со мной, я была
уверена, что никогда не окажусь в его стенах: прошлая жизнь отрезана
навсегда.
посетительницы, случайной спутницы случайного человека, для которой даже не
заказан пропуск. А ведь я еще застала то время, когда пройти на ?Мосфильм?
было труднее, чем на военную базу ракет стратегического назначения.
бдительность вахтерши совершенно спокойно, небрежно ткнув ей в лицо свои
собственные корочки. Толстая старая вахтерша с вековыми морщинами на лбу,
помнившими, казалось, еще братьев Люмьер, даже не удосужилась взглянуть в
них: много вас тут шляется, шушеры, каждому в рыло заглядывать - никакого
здоровья не хватит.
фраза за сегодняшнее утро.
так сказать, увидеть воочию жертвенный алтарь кинематографа. Типичный
обывательский синдром. Будешь потом об этом историческом посещении
рассказывать на ночь своим зассанным внукам. Вместо ?Спокойной ночи,
малыши?. Внуки-то есть?
нравилась ему моя седина, мое лицо, вызывающе не ухоженное. Я знала этот
убийственный для женщин тип квелых сусликов: самка должна быть или красивой,
или покончить с собой, нажравшись хозяйственных спичек.
картинами на бетонные плиты дорожки, ведущей к административному корпусу.
Ничего не подозревающий Бубякин сделал еще несколько шагов, когда его
окликнул мой тихий властный голос:
булками, а то опоздаем.
оказался на бетоне с заломленной рукой и разбитым в кровь лицом. Теперь уже
я отрывалась по полной программе. Отрывалась и не могла остановиться. Я
метелила несчастного суслика с вполне профессиональной холодной яростью:
именно так, как учил меня капитан Лапицкий. Именно так, как учил меня
флегматичный инструктор Игнат. Я ничего, ничего не забыла, я Мамаем прошлась
по всем болевым точкам бубякинского тела и остановилась только тогда, когда
он перестал подавать признаки жизни.
приход в куцее сознание.
сплевывая кровь.
заступится. А вообще учти: позволишь себе еще раз проехаться по моему
адресу, даже вскользь, - раздавлю, как мокрицу.
мечта выпускника железнодорожного техникума - был безнадежно изгажен
октябрьской грязью и вызывающе-красными пятнами крови. Вся
кинематографическая спесь Бубякина куда-то подевалась, он тихонько
поскуливал и раскачивался из стороны в сторону. Я посмотрела на него с
веселой жалостью:
билетершами Театра имени Вахтангова. Усек?
из кармана монетку в пять рублей, я протянула его незадачливому хакеру:
резко повернулась на каблуках, подняла планшет и пошла вперед не
оглядываясь.
сидела на ступеньках, подложив брезентовый планшет, и спокойно курила
сигарету: сама кротость, дурнушка со стажем, привыкшая к бесплодному
ожиданию случайных любовников.
еще не мог поверить в дикую сцену, произошедшую только что.
молча курили.
всеми мужиками так или есть счастливые исключения?
повод, чтобы ручонки распускать. Навязалась на мою голову, суфражистка
чертова! - Бубякин не смог смолчать и тотчас же, наученный горьким опытом,
отодвинулся от меня подальше.
улетучилась, уступив место мелким угрызениям совести. В самом деле, в чем
виноват этот безобидный хлыщ, поддевший меня скорее по инерции, чем из злого
умысла? Неадекватность реакции налицо, неплохо бы заняться расшатавшейся
психикой, хорошенько вымыть ей шею и заплести банты в косицы. Я втянула
ноздрями сырой октябрьский воздух и только теперь поняла, что чувствую его.
Впервые за последние три месяца. Это были давно забытые ощущения счастливой
резкости бытия, я как будто бы вышла на свет после долгого блуждания в
темных лабиринтах своей вины. Странно, что это произошло именно сейчас,
эмоциональная встряска - вот чего мне не хватало. Я почти с благодарностью
посмотрела на Бубякина.
сойдет, и не надейся, - проворчал Федор вполне миролюбиво.
осмотрела физиономию Бубякина и осталась довольна.
раз все обошлось. Она мне еще понадобится.
делаю. И только когда почувствовала под пальцами живую, восхитительно
упругую кожу, поняла, что сейчас мне был нужен, был необходим именно этот
жест: возвращение к жизни - вот что это означало. Серьга был не в счет, его
прошлое было и моим прошлым, его жизнь была и моей жизнью. А там, кроме руин
и мертвых тел под ними, не было ничего. Нелепый же ассистент художника
Бубякин вдруг оказался первым человеком из внешнего мира, потерянного для
меня навсегда; квелый суслик, сам того не подозревая, сделал невозможное -
он пробил брешь в моем оцепенении, в моей готовности не жить. И с каждой
секундой эта брешь стремительно расширялась, мир наполнялся невнятными
звуками и сомнительно-яркими красками, я как будто очнулась от спячки...
Простите меня все, но я не готова. От паленой осетинской водки придется
отказаться, мне не нужны случайности. Я потянулась до хруста в костях и с
наслаждением услышала этот хруст: я была жива!..
взглянул на меня Бубякин. - Даже в бесстыжих глазах оживление наблюдается.
Давно со спарринг-партнерами не тренировалась? Или все прочие разбежались,
один я, дурак, под горячую руку попал?
стереотипов и моя двоюродная бабушка по матери. Идем, шеф там, наверное,
копытами землю роет...
***
Флинт Эрик
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Бажанов Олег
Белов Вольф
Шилова Юлия