Чтение 4–й страницы книги ~Московский полет~

Не грусти, Ханочка! Я приеду к тебе на день рождения. Это очень скоро.
И я куплю тебе новый велосипед, как обещал. Мы пойдем в магазин, и ты сама
выберешь велосипед, какой тебе понравится, 0'кей?

Тут она увидела деньги на пустом подоконнике, центов двадцать или
тридцать там валялось.

Папочка, ты деньги забыл!

Нет, мне не надо...-- отмахнулся я.

А можно я возьму?

Возьми.

Она живо высвободилась из моих рук, ловко на животе сползла со стула на
пол, собрала с подоконника монетки и побежала из комнаты.

Мама! Смотри, сколько мне папа денег дал! Я горестно опустился на стул.
Я чувствовал себя как актер в пошлом спектакле. Мамочка, что мне делать?

Я обвел глазами свою пустую комнату. Теперь -- без покрывала и простыни
на кровати, без компьютера на столе, без фотографии дочки на стене и без
книг на полках -- здесь было сиротливо, как в тюремной камере. Все мои вещи:
компьютер с русской программой, книги, одежда -- уже были в машине. Но вдруг
я почувствовал, что нас тут двое в комнате: я, уходящий из семьи муж и отец,
и еще один я -- писатель, который следит за первым и регистрирует каждый его
шаг.

Пошел на х...! -- зло, сказал первый я второму, вытащил из кармана
чековую книжку и стал выписывать Лизе первый чек на содержание дочери --
1400 долларов. Когда-то, давным-давно, пять лет назад, когда за "Пожар в
тайге" я. получил 100000 долларов, менеджер банка сам предложил мне Credit
Line аж в 10000 долларов и просил автограф на моей книге. А теперь тот же
менеджер проверил мои доходы за последние пару лет и отказал мне в займе
даже на "Тойоту Терсел"! Но Credit Line они еще, слава Богу, не отняли, и я
могу выписать Лизе чек, а через месяц -- еще один. А там будет видно...

Держа в руке чек, я вышел из комнаты. Ханочка была в детской, а Лиза на
кухне. Она стояла перед пустыми кухонными полками, заворачивала тарелки в
газеты и складывала их в ящики. Этими ящиками, мешками и чемоданами был уже
полон весь дом.

Мне плевать, кто будет перевозить тебя завтра и с кем ты будешь жить,--
сказал я и положил чек на кухонный стол.-- Но у моей дочки будет только один
отец. Тебе ясно?

Она разогнулась, посмотрела на чек, а потом мне в глаза. В ее взгляде
не было даже привычной мне ненависти, а было только усталое отвращение и
желание, чтобы я уехал, исчез, сдох. От этого счастливого мгновения ее
отделяло всего последнее усилие -- молча переждать еще минуту.

Тебе ясно?-- повторил я в бешенстве.

Она протянула мне тарелку.

Хочешь разбить?

Я молчал.

Уйди уже!-- сказала она с тоской.

Гуд бай!-- сказал я и пошел из кухни на улицу.

Счастливо...-- сказала она мне в спину.

В черноте вечера ветер ударил меня по лицу крупными каплями дождя, но
не остудил бешенства. Я сел в машину, набитую вещами, и поехал. В Нью- Йорк,
к приятелю-художнику, который живет один. Вот и весь финал моей семейной
жизни, думал я по дороге, вот и все, что я имею в свои 50 лет: старый
компьютер, пять ящиков моих никому не нужных книг и долг за машину. Вот и
все, что я имею на всей этой е... планете. Ни дома, ни семьи, ни дочки, ни
работы...

Ураган "Глория" был малоощутим в узких марблхедских улицах, но стоило
мне выехать за город, как ветер и дождь стали сечь машину, хлестать ее по
лобовому стеклу и сдувать с шоссе. Сражаясь с ливнем, метались и скрипели по
стеклу щетки "дворников", но и сквозь этот скрип я слышал слова дочки: "А мы
завтра тоже едем на новую квартиру, и там у меня будет новый папа.." И
вместо того чтобы сбросить скорость, я, растравляя себя, все больше жал на
газ, тараня машиной ночь, ураганный ветер, ослепляющий ливень и свою судьбу.
70 миль... 80... 90...

Иногда я замечал, что стрелка спидометра уже влезла на цифру "100", и
испуганно сбрасывал ногу с педали газа. Но через минуту Лиза издевательски
протягивала мне тарелку: "Хочешь разбить?". И я, сатанея, снова жал на газ.
"Тойота" летела сквозь ночной ураган, как маленький снаряд, "дворники" с
жалобным скрипом метались по лобовому стеклу, захлебываясь дождем, а
впереди, в рябой черноте дождя и в опасной близости от меня, возникали
мощные грузовики на тяжелых крыльях воды. Но я упрямо гнал трепетную
"Тойоту" -- прямо в эти валы воды, на таран! Ах, эта с... хочет, чтобы я
сдох, разбился, умер от разлуки с дочкой -- черта с два! Я выживу! И я еще
напишу роман "Письмо к дочери"! Дорогу мне, мать вашу так!..

Конечно, если бы не случайный полицейский патруль, я бы разбился в ту
ночь-- нет сомнений. Но моя милая мама всегда спускается ко мне с небес на
опасных поворотах моей судьбы, она спасла меня и на этот раз: сирена
полицейской машины и яркие цветные огни ударили по моей машине сзади, я
глянул в зеркальце заднего обзора, громко сказал "S-s-shit [Дерьмо]!!! и,
сбросив скорость, покорно свернул на обочину.

Верзила полицейский, завернутый в резиновый плащ, как русское
мороженое-эскимо в серебряную фольгу, прошел сквозь дождь от своей машины к
моей, посветил фонариком через опущенное окно и наклонился ко мне:

May I see your driver's licence [Покажите ваши права].

Я подал свои права и только теперь глянул на второго полицейского -- он
оказался черным, лет тридцати пяти, высокий, круглолицый, со щеточкой черных
усов. Его широкие ноздри осторожно нюхали воздух в кабине. Везет мне на
черных полицейских, невесело подумал я. А полицейский, не уловив в кабине
запаха спиртного, уже уходил с моими правами назад, к своей машине. Дождь
колотил меня по левому плечу и шее, я поднял стекло и откинулся затылком к
сиденью. Закрыл глаза. Какая у меня была скорость -- 80? 90? 100? Да черт с
ним, какая разница! Я протянул руку и выключил двигатель. Но в машине, как
ни странно, стало еще шумней -- это дождь барабанил по жестяной коробке
дешевенькой "Тойоты", как по пустой консервной банке. Я не мог это слушать и
включил радиоприемник -- я только теперь вспомнил про радио.

Приемник отозвался оглушающей кантри- мюзик, но я покрутил ручку
настройки, и в машине зазвучал Григ, Вторая симфония. Я снова откинулся
затылком к сиденью. Под музыку и шум дождя бешенство стало стекать с меня,
как вода с машины, я даже задремал.

Нетерпеливый стук в стекло заставил меня очнуться.

Подпишите здесь и здесь,-- сказал полицейский. Я не глядя расписался на
желтом бланке штрафа. Полицейский протянул мне права.

Езжайте осторожно.

У тебя есть семья?-- вдруг хмуро сказал я, пряча права.

Есть. А что?-- удивился полицейский.

А дети?

Конечно! -- В голосе полицейского прозвучало возмущение -- разве может
семейный мужчина, да еще черный, не иметь детей!

Значит, у тебя хорошая семья, верно? -- желчно продолжал я.

Думаю, что да, -- насторожился полицейский.-- А что?

Ты можешь сказать мне, в чем секрет семейного счастья?-- И я снизу
вверх, из машины наружу посмотрел ему в лицо.

I see...-- сказал он, новым взглядом окинув содержимое "Тойоты".--
Ясно... У тебя проблемы дома, да?

Yes... -- криво усмехнулся я, подражая негритянскому сленгу.-- Ты
знаешь секрет семейного счастья?

Ну... Мы спорим время от времени... -- честно признался он. -- Чего ж
ты мне с самого начала не сказал?

Что?

Что ты оставил семью. Есть дети?

Да. Дочка пяти лет...-- сам не зная почему, я вдруг захотел именно
этому стоящему под дождем черному полицейскому рассказать все, и про Лизу с
ее мудацкими актерскими амбициями, и про Ханочку, и про мои ненаписанные
фильмы-романы, на которые уже нет и не будет сил.

Ладно. Знаешь, я не могу просто порвать твой штраф, он уже выписан. Но
если ты приедешь в суд, я попрошу судью отменить этот штраф... Куда ты
едешь?

Нью-Йорк.

Я надеюсь, все обернется к лучшему для тебя.-- В голосе полицейского
было искреннее сожаление, что он дал мне штраф.-- Только езжай поосторожнее.
Обещаешь?

Обещаю. Спасибо! -- усмехнулся я, и полицейский отступил от "Тойоты" и
светящимся жезлом стал махать идущему сквозь ливень потоку машин, сгоняя их
с правой полосы на левую, чтобы я мог выехать на шоссе.

Я дал полный газ. Малышка "Тойота", взвизгнув колесами по мокрому
асфальту, юзом вымахнула на шоссе и, набирая скорость, понеслась прочь, в
мокрую черноту ночи. В зеркале заднего обзора я еще некоторое время видел
фигуру второго полицейского. Даже в наклоне его головы было сомнение, и я
понял, о чем он думает. Этот русский, думал он про меня, типичный самоубийца
и вряд ли доедет до Нью-Йорка. И все из-за этих баб. "Секрет семейного
счастья"! И- эх...

А я ехал и думал: "черт возьми, если бы мне действительно найти
продюсера на фильм "Секрет семейного счастья", то я первым делом поехал бы в
Грузию. В Грузии, на горной дороге я, конечно, тоже буду ехать не со
скоростью 60 километров в час, как там положено, а много быстрей. И меня
остановит грузинский полицейский. Наверно, это будет высокий грузин лет
сорока, с черными глазами, черными усами и лысый под своей милицейской
фуражкой. Как тот знаменитый грузинский актер, который 12 лет назад снимался
в моем последнем фильме.