авеню Фош. И там, и там сквозь пальцы смотрят на отсутствующую по полгода
ученицу, но лишь завидят в классе кругленькое, щекастенькое личико,
моментально начинают драть с нее три шкуры. Манюне приходится нелегко,
программа в учебных заведениях разная, и несчастный ребенок без конца сдает
какие-то зачеты, экзамены, пишет контрольные и доклады. Девочка твердо
решила стать Айболитом и поэтому вечером бегает на занятия в Ветеринарную
академию, готовится к поступлению. И педагоги используют необычную
слушательницу как курьера: Манюня вечно таскает туда-обратно тяжеленные
сумки, набитые журналами и книгами. В августе она везла в Парижскую
ветеринарную академию даже скелет какого-то доисторического животного - то
ли саблезубого кролика, то ли рогатой кошки...
почти все остальное время полета ползала на коленях под чужими креслами,
собирая пронумерованные кости... Но девочка не ропщет. У нее чудный,
веселый, открытый характер и завидная работоспособность.
языков и сейчас пишет кандидатскую. Я же сгоряча бросила службу. Уж очень
надоело за долгие годы вдалбливать в ленивые головы студентов-технарей
начатки французской грамматики. К тому же устала вставать каждый день около
семи и, трясясь от недосыпу, греться о чашку кофе. Первое время просто млела
от счастья, спускаясь в столовую около полудня. Дни пролетали словно птицы,
в блаженном ничегонеделанье. Я высыпалась, ела, читала в невероятном
количестве обожаемые детективы и через полгода... обалдела до предела.
Оказывается, безделье тоже утомительно. Оглядевшись вокруг, поняла -
заняться мне абсолютно нечем. Дети выросли и требуют заботы только в редких
случаях. У близнецов имеется дипломированная няня, разрешающая родной
бабушке лишь десять минут в день тетешкаться с любимыми внуками. По-моему,
после того, как я покидаю детскую, Серафима Ивановна моет Аньку и Ваньку в
трех водах, чтобы уничтожить принесенную мной заразу. Утешает только то, что
родителей она вовсе не подпускает к детям, грозно заявляя что-нибудь вроде:
сообщили.
решимости встать на их пути живым заслоном.
здесь у меня нет возможности проявить себя. Домработница Ирка, после того
как я однажды вычистила ковер в гостиной, гневно схватилась за моющий
пылесос и примерно час ездила щеткой по светлому ворсу, приговаривая:
развели, неумехи!
убираться, то и не надо.
совалась. Там царствует Катерина, женщина суровая, резкая на язык.
Во-первых, скорей всего она меня выгонит, а во-вторых, просто жаль домашних.
Они так радовались, когда появилась Катя и я перестала делать яичницы и
омлеты. Господь не одарил меня кулинарным талантом, я совершенно теряюсь
среди кастрюль. Честно сказать, явных способностей к чему-либо у меня вообще
не наблюдается, я не рисую картины, не пишу романы, а пою так, что наши
многочисленные животные кидаются наутек. Впрочем, один дар все же
присутствует - редкое, невероятное умение попадать в самые разные
неприятности. Можете быть уверены: если с подоконника летит кастрюлька с
супом, она оденется именно на мою голову. Сколько раз судьба втягивала меня
в отвратительные приключения! Вот и сейчас, кажется, в очередной раз влипла,
потому что ноги сами несут в сторону Дома творчества.
Писатели не боялись нападений. То ли красть у бедняг нечего, то ли думают,
что всенародная известность убережет их от грабителей.
сугробами, вывела прямо к двухэтажному зданию с белыми колоннами. Дом
походил на барскую усадьбу девятнадцатого века, построенную в стиле
классицизма - центральная часть и два одинаковых крыла. Но на фронтоне
виднелись выполненная из гипса открытая книга и выбитые цифры - 1955.
Входные двери поражали великолепием - огромные, дубовые, с тяжелыми, почти
метровыми бронзовыми ручками.
гардероб, слева - огромный буфет, забитый посудой, и стойка портье. Впереди
несколько диванов, мягких кресел, напольные часы, полы устланы слегка
потрепанными красными дорожками. Так и хочется поставить в конце этой
красоты трибуну с графином. Чуть поодаль поднималась вверх лестница из
белого мрамора с широченными перилами.
зазвякали старые сковородки и послышался кашель. Невольно вздрогнув, я
обернулась и облегченно вздохнула - старинные часы, идеально воспроизводя
бронхиальный спазм, пытались пробить обеденное время. За спиной послышалось
вежливое пофыркивание, я вновь обернулась. Из коридора неспешным шагом
выплывала большая лохматая собака. Крупная голова с висячими ушами и густая
черная шерсть наводили на мысль о родственниках, принадлежащих к породе
черных терьеров. Тонкие длинные ноги намекали о присутствии в роду
доберманов. На всякий случай я заискивающе зачастила:
подскочила от неожиданности. Звуки возникали в этом санатории как из
небытия.
аккуратная, волосок к волоску, прическа, скромный макияж и запах слегка
старомодных, но все равно приятных "Клима".
Хотите комнату на втором этаже?
разрешается гулять только членам Литературного фонда, их близким и друзьям.
вначале.
бросила перчатки и сумку на столик, а когда взяла их, оказалось, что не мои.
Продавщица говорит, другая покупательница спутала и прихватила вместо своих
И как будто ваша постоялица. Такая черноволосая, черноглазая, лет
тридцати...
в даче занимает.
домик увидите, деревянный. Странно, конечно...
соглашаются, только когда в основном корпусе народу полно. В даче удобств
нету, туалет в коридоре... Когда Сундукян приехала, я ей предложила
поселиться здесь на втором этаже. Чудесная комната, с балконом и альковом...
А она: "Нет, хочу туда, где людей поменьше". Я ей объясняю - зима, не сезон,
в корпусе от силы десять человек живет. Нет, уперлась, и все - хочу жить в
изоляции. Мне-то что, бегай в душ по морозу, ежели капризничаешь. Только
другие писатели такой хай поднимают, когда их в эту сараюшку селишь, а эта
сама напросилась.
возможности посплетничать с посторонним человеком.
откровенничала дама, - ни бассейна, ни дискотеки, ни концертов. Да и кормят,
честно говоря, не ахти, невкусно. Только члены Союза писателей и их
родственники едут сюда за полцены, скидкой пользуются. Вот и сплавляют к нам
дедушек да бабушек. А что им тут делать? Только одно название, Дом
творчества. Тут давно никто не творит. Гуляют, болтают. Основное
развлечение: завтрак, обед и ужин. Тогда уж все в сборе, напомаженные, в
ожерельях. По часу за столами просиживают, все воспоминаниями делятся. Да и
понятно, иначе от скуки помрешь. А Нина Вагановна всегда приходила
последней. К завтраку и обеду вообще не показывалась, ужин поспешно
проглотит - и в дачку. Целыми днями взаперти сидела. Я ее один раз вежливо
так спросила: "Не скучно вам одной? Могу переселить в корпус". А она как
рявкнет: "Что вы ко мне лезете? Деньги за отдых заплатила и хочу провести
время спокойно, отвяжитесь!"
в лицо швырнет.
облупившейся краской. Внутри опять красные дорожки и несколько дверей,
выходящих в коридор. Все, кроме самой последней, заперты.
спинками, кресло, обивка которого знавала лучшие времена, солдатская
тумбочка и узенький, почти совершенно лысый коврик. У окошка пристроился
двухтумбовый письменный стол. Когда-то полированную столешницу покрывали
круглые белые пятна. Очевидно, постояльцы ставили на стол горячие чашки с
чаем. Паркет явно требовал циклевки, и занавески больше всего походили на
старые тряпки... В моем представлении литераторы должны жить уютно и
комфортабельно. Крохотный холодильник "Морозко" и допотопный черно-белый
"Рубин" довершали картину.