вольствие, потому что заставляло работать и логическое мышление, и па-
мять, и фантазию.
немного отпустило. Боль от мысли о смерти Тарасова была по-прежнему
сильной, но ощущение безысходности притупилось.
нову на колени.
ты мне никогда ничего не рассказываешь? Ты по-прежнему считаешь меня ре-
бенком, да?
пальцы ее длинные шелковистые волосы. - Просто тебе незачем это знать.
Я работаю в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью.
Ты представляешь себе, что такое организованная преступность? Книжки чи-
таешь?
самом деле все очень непросто и очень опасно. А у тебя вообще положение
сложное вдвойне. О наших с тобой отношениях знает, по-моему, вся Москва,
за исключением моей жены. Стало быть, захотев оказать на меня воз-
действие, в первую очередь схватятся за тебя. А у тебя, помимо меня, ду-
рака никчемного, еще и брат любимый, который тоже работает не абы где, а
в Главном управлении по борьбе с экономическими преступлениями. Соот-
ветственно, если он кому-то понадобится, то опять-таки возьмутся за те-
бя. Ты живешь одна, справиться с тобой - проще пареной репы.
ти. Но это никак не объясняет твоего нежелания делиться со мной своими
неприятностями.
ная угроза?
ным и занимающимся музыкой, висит постоянная опасность, то в какой обс-
тановке существуем мы с твоим братом? Мы двадцать четыре часа в сутки
ходим по лезвию бритвы и, добираясь поздно вечером домой, тихонько бла-
годарим судьбу за еще один прожитый день. Но мы с Серегой - мужики
сильные, опытные, битые. Мы свои силы оцениваем реально и опасность не
преуменьшаем, но и не преувеличиваем. А если мы с ним будем про все свои
проблемы докладывать тебе, то представь, во что превратится твоя жизнь.
Ты понимаешь, о чем я говорю?
не боюсь, - говорит ей малыш. - Это же, наверное, не больно". А мама
идет ни жива ни мертва. И хотя ей в детстве тоже удаляли молочные зубки
и она прекрасно помнит, что это абсолютно не больно, ей кажется, что ее
малыш садится не в зубоврачебное кресло, а прямо на электрический стул.
Ей кажется, что ему причинят непереносимые страдания. Короче, маме эта
процедура стоит в сто раз больше здоровья и нервных клеток, чем ребенку.
Теперь понятно?
на коленях, поэтому кивок был обозначен тем, что девушка потерлась щекой
о его брюки. - Несмотря на то, что ты старше меня на пятнадцать лет, ты
боишься, что я буду воспринимать тебя с точки зрения матери. Ты не пере-
дергиваешь, Платонов?
много написано, особенно в прозе XIX века. Да и сейчас нет-нет, да и
мелькнет. Вот хоть у Эдуарда Тополя, например.
назад и теперь сидела на ковре, сверкая негодующим взглядом.
расно знал, в чем дело, но ему нравилось дразнить Алену. У нее был неве-
роятно строгий вкус и высокие требования ко всему, что касалось ис-
кусства, будь то музыка или литература, кино или живопись.
ги. Это дешевка, это конъюнктурная чернуха-порнуха, это...
яростно сверкала темными большими глазами.
ловек может что-то запретить другому и этот запрет будет эффективным.
Типичное материнское мышление. Когда один человек говорит: "Я запрещаю",
у другого может быть только две реакции. Либо "Ну и запрещай. А я все
равно буду это делать, и даже скрывать от тебя не стану", либо "Я все
равно буду делать, только постараюсь, чтобы ты не узнал". Не родился еще
человек, который в ответ на запрещение искренне подумал бы: "Ни за что
не буду больше так делать".
напрасно ты его ругаешь.
меня все-таки. Ладно, сдаюсь, ты прав. Если я способна так завестись
только оттого, что мы не сошлись в литературных вкусах, то из-за твоих
неприятностей я и в самом деле с ума сойду. Чего тебе принести? Выпить
хочешь?
мебельной стенки, где стояли рюмки и фужеры.
еще осталась, коньяк, ликер персиковый и какое-то вино, кажется, мадера.
Налить?
помин души только водку можно. Ладно, налей, только чуть-чуть.
с немудреной закуской и поставила все это на столик перед креслом, в ко-
тором сидел Платонов.
доброты и душевной чистоты, каких я никогда не встречал. Пусть земля ему
будет пухом!
прикрыл глаза.
от края стола и снова усаживаясь на пол.
назвать.
как он познакомился со своей женой, какую еду он любит, видит ли цветные
сны - а я этого не знаю. Друзья обычно знают такие вещи, а я про него
ничего такого не знал. И он про меня тоже.
же не перезваниваться, но, когда встречались, у меня появлялось удиви-
тельное ощущение, что рядом со мной находится человек, который никогда
меня не предаст. Никогда. Что бы ни случилось. Обычно так воспринимаешь
очень близкого и давнего друга, а он не был моим другом. Просто он
был... Нет, я не умею это сказать. Ощущение очень яркое, выпуклое, даже
осязаемое, а слов подобрать не могу. Мне будет трудно без него.
гичность и законченность. - Если вы так редко виделись и не были
друзьями, то почему тебе будет без него трудно? В чем именно ты не смо-
жешь без него обойтись?
ментальный козел".
наклоняясь и обнимая Лену. - Он был хорошим человеком, и мне жаль, что
он умер. Вот и все.
цатого, можно прекратить все разговоры и идти спать. Все-таки хорошо,
что он остался здесь. Ему очень хотелось выговорится, сказать вслух, в
полный голос о том, как ему больно. И еще ему очень хотелось помянуть
Юрия Ефимовича Тарасова. Помянуть не тайком, наливая рюмку за дверцей
холодильника и занюхивая водку рукавом, а открыто сказать хотя бы нес-
колько добрых и искренних слов в память об этом человеке, и чтобы эти
слова непременно хоть кто-нибудь услышал. Ему это удалось, и стало
действительно легче.
небольшие уютные рабочие комнаты. На легких черных "угловых" столах,
пришедших на смену тяжелым монстрам из орехового дерева с зеленым сукном
и вычурными завитушками, появились компьютеры, а вместо собраний сочине-
ний классиков марксизма-ленинизма навесные полки и книжные шкафы ломи-
лись от литературы по экономике, финансам, компьютерным технологиям. Не-
малое место занимал и законодательный материал, и книги на иностранных
языках.
нии швырнул плащ на кресло для посетителей, уселся, не зажигая света, за
стол и обхватил голову руками. Ему надо подумать, сосредоточиться и по-
думать. Как неожиданно все обернулось!
Березин Федор
Орлов Алекс
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Бажанов Олег
Суворов Виктор