машину в горизонтальное положение и заложил круг.
В Тибетском автономном районе словно все вымерло, как и во всей древней
восточной цивилизации. При свете звезд он увидел под собой морщинистый
горный кряж, покрытый редкой хвойной тайгой. Нечто подобное было на севере
Китая, на Монгольском Алтае, в районах, примыкающих к Читинской области
Казахстану, да, пожалуй, и в предгорьях Тибета (никогда там не летал); по
его же курсу сейчас должен быть совершенно иной рельеф и ярко выраженная
пустынная растительность - саксаул, например, верблюжья колючка и сами
верблюды...
В третий раз Шабанов запросил координаты по "круизконтролю" и, когда
получил на компьютере данные своего местонахождения, не поверил глазам
своим: специальный спутник, висящий в космосе, отбивал координаты, точно
соответствующие положению Гуйсана.
Но почему тогда внизу лес? Горный кряж?
Между тем топлива в баках оставалось на семь минут полета. Эфир по прежнему
молчал, но вдруг заговорила "Рита" - прибор, приятным женским голосом
рассказывающий о неисправностях бортовых систем. Нет, вернее, не
заговорила, а начала бредить, поскольку если ее послушать, выходит оба
двигателя вышли из строя, отказала система навигации, контроля, и вообще на
самолете давно начался пожар.
Причем несла эту чушь в эфир!
Ее страстная, эротическая речь вдруг стала успокаивать Шабанова. Он видел,
что машина в порядке, не дымит, не мигает, и если что отказало - то сама
"Рита"...
И при этом до гибели оставались считанные минуты...
Подобная оплошность была для комэска капитана Шабанова не просто трагичной
- фатальной, ибо грозила полной дисквалификацией и ставила жирную точку в
его летной карьере: почти новый, прошедший специальную подготовку и
проданный уже МИГарь был оборудован "Принцессой" - изделием сверхсекретным,
что автоматически утраивает спрос во всех инстанциях от командира полка и
маркитантов из Росвооружения до особого отдела и военной прокуратуры. Эти
придворные, желая выслужиться перед высокородной дамой, в клочья порвут...
Шабанов снизился до четырехсот метров, в надежде увидеть какую-нибудь
дорогу с твердым покрытием, однако время побежало стремительно, а земная
хлябь внизу по-прежнему была непорочной, как после всемирного потопа. Не
было смысла заламывать круги; Герман вел погибающую машину по прямой, краем
глаза отслеживая приборы, и когда датчик топлива показал нуль, ощупью нашел
ручку катапульты между ног и стал ждать мгновения, когда начнет падать тяга
одного из двигателей.
- Прощай, товарищ! - погладил ручку, послушал бред, который несла "Рита". -
Ты был хороший самолет. А бабу эту не слушай, врет...
В тот миг он не жалел ни машины, ни дорогостоящей секретной "Принцессы", ни
даже собственной карьеры; в голове сидела единственная унижающая его
достоинство и уничижительная мысль, что он никогда не добудет бенгальского
тигра, точнее, его шкуру, обещанную женщине словом собственной чести...
С Магуль Шабанов познакомился за два месяца до этого злосчастного полета.
Пришел на почту, чтобы отправить матери денежный перевод и в сводчатом,
низком окошечке, вырезанном в матовом стекле, увидел тоненькие пальчики,
считающие купюры. Сначала он влюбился в них, поскольку никогда не видел
ничего подобного: бледные, почти бескровные, они так нежно касались денег,
в так невозмутимо перелистывали пачку пятидесятирублевок, что он угадал в
них родственную натуру.
- Девушка, а что вы делаете вечером? - совсем банально спросил он, не видя
ее лица.
В ответ последовала тишина, а сзади теснили пожилые граждане, жаждущие
получить пенсию. Так что Германа буквально отогнали от окошка и не дали
склониться, чтобы в амбразуре увидеть ее лицо. Выйдя из здания почты, он
побродил возле офицерской гостиницы, где проживал эти два месяца, после
чего во второй раз сделал попытку знакомства. В военном городке Пикулино к
тому времени Шабанов знал всех свободных женщин, включая разведенных и
покинутых, однако, точно, эти пальчики ему были не знакомы. А всякую
новенькую барышню в городке требовалось брать сразу и чуть ли не силой,
чтобы не упустить, ибо охотников вокруг было множество. Безлошадный из-за
нехватки топлива полк истребительной авиации сходил с ума от тоски и
безработицы. Каждое утро по часам напрочь заземленные пилоты собирались на
командном пункте, чего-то ждали, и в результате, выслушав привычные слова
виноватого командира, брели на опостылевший тренажер, после чего, у кого
имелся свой транспорт, отправлялись в Читу за товаром или разбредались по
рабочим точкам: большинство летчиков торговали на рынке в близлежащем
городе Заборске, стоящем на древних купеческих путях. Топлива на ближайшую
пятилетку не ожидалось, и вся надежда была на Росвооружение, активно
продававшее самолеты по всей Юго-Восточной Азии и еще черт-те где. Гордость
ВВС сузилась до перегона авиатехники в развивающиеся страны, и полк
выполнял задачи, далекие от защиты воздушных рубежей Отечества.
Шабанова в буквальном смысле сослали в Забайкальский военный округ, как
когда-то ссылали на Кавказ, за действия, недостойные звания офицера
Российской армии; иными словами, за попытку возродить старые, порочные
традиции.
Герман сразу же после академии получил низшую должность - служил в
Подмосковье командиром звена перехватчиков: выпускников не знали куда
пристроить и майоров пихали на места старших лейтенантов. Он бы мог
смириться и с таким положением, понимая, что надо продержаться в кадрах еще
несколько лет, пока не изменится отношение Политиков и власти к собственной
стране. А оно обязательно изменится, ибо предательство никогда не
продолжается долго. Он отлично понимал, что пока не схлынет это мутное
половодье с России и к власти не придет государственник, в армии не будет
ни боеприпасов, ни топлива. Он был согласен терпеть все, как многие
офицеры, кроме одного - личного унижения. За полгода службы он поднялся в
воздух единственный раз, и то на учебно-тренировочной спарке. Чтобы выжить,
пилоты гоняли на своих автомобилях в Москву за товаром, а потом торговали
на местных рынках. Служба состояла из занятий на тренажерах и
техобслуживании самолетов - техников попросту сократили вдвое. Нелетающие
машины, как нежилые дома, старели и разрушались на глазах и требовали
постоянного ремонта.
И вот однажды в часть приехал депутат Госдумы, бывший старший
лейтенант-политработник и бывший начальник клуба Федотовской воздушной
дивизии, ныне управляющий всеми реформами в армии. Всех, кто был под
руками, срочно собрали в гарнизонном Доме офицеров, и промерзшие,
краснорукие и красномордые от ветра пилоты как ползали возле самолетов в
замызганных, рваных робах, так и пришли на встречу. Галерка оказалась
занятой, оставались места в первом ряду, и все равно, отогревшись в тепле,
все начали откровенно дремать во время выступления. И вот этот бледнолицый,
шизофренического вида депутат вдруг заговорил об офицерской чести, дескать,
опустились, неуважение и так далее. Шабанов особенно не вникал в его речи,
поскольку был злой, что оторвали от работы - две машины из трех попросту
было нельзя поднимать в воздух, а этот бывший завклубом, заикаясь и
дергаясь, как юродивый, молотит что-то, вроде бы стыдит и на него смотрит.
- Тебе чего? - проснувшись, спросил Шабанов. Тут из депутата и полезло - не
так сидишь, не так свистишь и вообще, кто такой. Герман оглянулся -
командиры молчат, подчиненные дремлют - отвернулся и тоже уснул. Когда
встреча закончилась и все побрели по своим местам, этот реформатор
вооруженных сил вдруг остановил Шабанова и снова стал приставать - теперь
относительно его внешнего вида и полусонного состояния.
- Да иди ты в звезду! - отмахнулся Герман и пошел.
Депутат и на сей раз не отстал, догнал его возле выхода и уже белый от
непонятной ненависти, с перекошенным от заикания лицом и открытым ртом,
силился сказать что-то гневное и при этом пристукивал ногой - Шабанов не
дождался и врезал ему по челюсти. Потом он никак не мог объяснить причину
своего поведения, ни себе, ни командирам, ни в военной прокуратуре, где
сначала возбудили и потом прикрыли уголовное дело. Германа судили
офицерским судом, разжаловали в капитаны, лишили очереди на жилье,
отстранили от несуществующих полетов на три месяца, а по неустанным
депутатским запросам отправили в Пикулино.
Тогда Шабанов и понял одну простую истину: дело было не в керосине. Этого
дерьма в империи хоть залейся.
Герман встретил Магуль на почте и потом шутил, что ее в буквальном смысле
послал Бог заказной посылкой. Несмотря на отсутствие топлива, здесь
стабильно выплачивали зарплату - говорили, что американцы выделяют на это
Мережковский Дмитрий
Зыков Виталий
Мацумото Сэйте
Никитин Юрий
Белов Вольф
Орлов Алекс