сколько оттого, что Муха не счел нужным оказать сопротивления. Это успеется.
неприятные вещи.
выпыты зи мною вже нэ хочэтэ! Сьогодни свято нашэ, хрыстияньске! А вы,
москали, Хрыста розпьялы! -- С этими словами он схватил со стола наполненный
до краев стакан.
вавилонском столпотворении смешались все языки и народы. Но своей пламенной
речью он разогрел себя на более решительные поступки. Муха заметил
напряжение мышц его обнаженной до плеча руки, уловил подготовительные
движения и зажмурился на четверть секунды до того, как этот толкователь
евангельской истории совершил святотатство -- плеснул Мухе в лицо водкой из
стакана.
самом деле он только смахнул паленую "Гжелку" с бровей, чтоб действительно
не натекло. Коротким, незаметным для остального войска ударом в солнечное
сплетение он вырубил атамана. То, что главарь вдруг грохнулся на
противоположную полку и уронил стакан, его захмелевшими компаньонами было
приписано действию спиртного. Своим поведением атаман выполнил весьма
полезную для Мухи работу -- освободил проход, который Олег не преминул
занять. Воины вырубившегося командира сидели за столиком друг против друга
-- один оказался по правую руку, другой по левую. Так им и досталось. Одному
правой, другому -- левой. У одного пострадало левое ухо, у другого --
правое. Две головы почти синхронно безвольно мотнулись, и уши, которым
удалось избежать Мухиных кулаков, не избежали оконной рамы. После такой
тяжелой работы Муха плюхнулся напротив атамана и невозмутимо налил себе
водки на палец, отломил кусок домашней колбасы, поднял стакан и, дождавшись,
когда казаки начнут приходить в себя, провозгласил тост:
спиной послышалось сопение, и Муха почувствовал руку, деликатно касающуюся
его плеча.
перебрали... Сами понимаете, до дому едем, а тут ще праздник...
спать.
свет. Проскочили какой-то переезд с обязательным грузовичком, фыркающим
перед куцым шлагбаумом. Не спеши, паровоз, не стучите, колеса! Командир
думать будет!
изобрели еще в Москве. Посадили Муху в другой вагон, чтобы прикрыл на
вокзале. Все.
туристы, закрывали личные дела, я часа три проторчал в управлении,
знакомился с материалами, которые смогут пригодиться. В одиннадцать
собрались на Киевском вокзале. Муха прибыл отдельно, но мы проходили мимо
его вагона, видели, с кем он едет. Боцман, Артист и Док, недолго думая,
завалились спать. Мухе, скорее всего, приходится поддерживать интеллигентную
беседу с пьяными работягами. Представляю себе эти братания и заверения в
нежнейшей дружбе.
завтра целый день в поезде, обсудим ситуацию коллективно. Надо было
выспаться.
стороны своих попутчиков. Робко заглядывая в глаза и потирая уши, его
уговорили позавтракать. А когда на первой же станции Муха, высунувшись из
окна, приобрел у разносчицы дюжину пива для своей новой свиты, ему
показалось, что он вполне может брать этих хлопцев с собой в разведку --
если только время от времени бить их по ушам и поить пивом.
непринужденную фазу, не предусматривающую, впрочем, панибратства. Строители,
в сущности, были неплохими парнями, просто не те у них были воспитатели.
Трое сезонников-заробитчан с апостольскими именами Йван, Петро и Павло, как
выяснилось, жили в деревне Верхнее Си-невидное, что находится не доезжая
двух станций электричкой до той самой Тухли, которая фигурировала в послании
Бороды. Жизнь в глуши, нищета, заработки вдали от дома и единственная
предложенная хлопцам идеология поиска врага привели их, простых лесорубов, к
тому моральному одичанию, которое так вовремя приостановил бывший лейтенант
Олег Мухин.
горам. Но на Кавказе война, Альпы или Пиренеи не по карману, вот он и решил
насладиться прелестями более доступных, но оттого не менее таинственных и
романтических Карпат. Лесорубы горячо поддержали Олегов выбор.
бывший атаман, которого звали Петро. -- А какие реки! А какие озера! Нащо
тебе ще путевку покупать! Поселишься у меня. А в горы пойдешь с чабанами,
сейчас как раз отары на полонины гонят!
Пастухом -- отпустит он Муху со своими "коллегами" чабанами в загадочное
место, именуемое полониной, или будет против.
борода! Всем бородам борода. От глаз, вернее, от очков и до груди. Косматая,
рыжая. Сам рослый, выше любого из нас, но сутулый, грудь впалая. Рахитом в
детстве болел, как заметил Док. Борода нас узнал, несмотря на то что нас
было четверо вместо пятерых. Встречу сыграл хорошо, будто мы с ним сто лет
знакомы. Впрочем, кроме нас, из вагона вываливались только пьяные
заробитчане да какие-то вполне благополучные семейные люди. Только мы и были
похожи на заядлых горных туристов.
требовалось, чтобы изобразить давнее знакомство, и Борода повел нас в город.
Я приметил Муху на вокзальной площади, когда мы ловили машину. Он торчал
поблизости в окружении каких-то помятых типов, видимо своих соседей по купе,
с которыми успел побрататься. Я тут же перехватил у Бороды инициативу по
отлову алчного частника и, когда местный лихач открыл дверцу, громко спросил
у него:
дурацкие истории из своей жизни. И мы не терялись, ржали в нужных местах. Со
стороны можно было подумать, что встреча доставляет обеим сторонам
несказанную радость. С другой стороны -- перед кем здесь было устраивать все
эти трюки? Перед водилой? А не переигрывает ли наш новый знакомый? Впрочем,
еще в поезде я решил во всем подыгрывать Бороде. Подыгрывать и ждать
событий, которые прояснят картинку. Вот только какими будут эти события?
оказался уютной двухэтажной виллой, спрятанной в запущенном палисаднике.
Борода жил в полуподвале, у него там были две комнаты и странное помещение,
совмещающее кухню и сортир. Одна из его комната была жилой, другая была
оборудована под художественную мастерскую. Художник. Что ж, посмотрим, на
какие художества он способен.
подозрительной подливой и бутерброды, а сам удалился в свой сортир варить
кофе. И угощение, и обстановка то ли отчаянно вопияли о нищете, то ли гордо
молчали о бедности. Мы подкрепились, хозяин принес горячий кофе смоляной
консистенции, и только тогда пошел какой-то обмен информацией.
Дмитрий, Иван и Сергей, -- я показал, кого как называть. -- К людям, с
которыми вы вели переписку, мы не имеем почти никакого отношения. Считайте
нас своего рода инициативной группой.
вам обстановку, а вечером со всеми перезнакомлю, тогда вместе и подумаем,
что нам делать.
сойти и за русскую и за украинскую. Этим и пользуюсь. Кое-кто из моих
однокурсников, я в политехе на архитектурном учился, ушел в национализм.
Некоторые из них неплохие в целом ребята, просто дураки. Не понимают, во что
их втягивают. Так вот, перед ними я делаю вид, что поддерживаю их идеи.
Противно, конечно, но что мне остается?
Перумов Ник
Маккарти Кормак
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Ибсен Генрик