и фанатично притом.
что и белые в 1917 году. То есть решились до конца отстаивать свой старый,
привычный строй, многие годы казавшийся вполне справедливым, правильным и
даже лучшим в мире. Соответственно, если он поймет психологию белых в
гражданской войне, то поймет и психологию нынешних красных. А если уж
приведет его судьба на новую гражданскую войну, то он будет знать, как себя
вести и на какой стороне сражаться...
потом спокойно прошел мимо постового милиционера, дежурившего на выходе из
архива.
Однако... Уж очень занятным оказалось содержание дневника. Никита
перечитывал его раз за разом, иной раз наизусть запоминая отдельные фразы.
какое-то время беспокоился, вдруг мать найдет? Но потом все эти беспокойства
оказались отодвинутыми на задний план, потому что сержант Ветров попал на
войну. Правда, не на гражданскую классовую, а на чеченскую,
межнациональную...
слабо освещенного фонарем, качающимся на тросах посреди улицы.
замок, тем самым говоря о том, что хозяина дома нет. Более того, его наличие
тут в шесть утра как бы намекало на то, что Ермолаев тут и не ночевал.
приехать. И тот ответил, что готов принять его в ближайшие выходные. Стало
быть, сегодня, в субботу, дед должен был быть дома...
что и как - ведь разделяет их всего-навсего тонкий и невысокий заборчик.
"Подожду часика два, рассветет... - подумал он. - Тогда и схожу еще разок
узнаю, куда Василий Михайлович подевался".
обратно к пятиэтажке, а затем подняли на четвертый этаж. Но позвонить в
дверь он тоже застеснялся.
полутемной чердачной площадке. Дальше была только узкая стальная лесенка,
упиравшаяся в дверь, ведущую на чердак.
холодил, уселся. Достал сигареты, закурил. Хотел даже вздремнуть. Но что-то
мешало, беспокоило, хотя в прошлом Никите приходилось успешно засыпать в
условиях намного менее комфортных.
хотя Никита пытался убедить себя, что здесь, на чердачной лестнице, в
невоюющем городе, ему нечего бояться, это ощущение не проходило. Оно
собирало нервы в комок и заставляло готовиться к самозащите. Так, как это
было там, на войне...
самое ошеломляющее время - через несколько дней после штурма "Белого дома".
Никита к началу октября 1993-го уже уволился с работы и болтался без дела,
пропивая помаленьку выходное пособие. Нет, он, конечно, не таскался по
чердакам и подворотням со шпаной. У него не было таких опасных знакомств.
Его друзьями были хорошие мальчики и девочки, из интеллигентных и
демократически настроенных семей, которые очень сочувствовали тому, что ему
не удалось откосить от армии. Некоторые даже пытались ему помочь, обещали
познакомить с врачами, которые выпишут ему справку о сотрясении мозга в
результате уличной драки, от которой никто не застрахован. Собирались обычно
у кого-то на квартирах, пили пиво, изредка прикладывались к водке, а потом
шли гулять в Центр. 2 октября 1993 года, слегка подвыпившие тусовщики
ввязались в месиловку на Смоленской площади, побуянили от души,
поскандировали вместе с маляровскими комсомольцами "Банду Ельцина - под
суд!", перевернули несколько киосков, соорудили что-то вроде баррикад,
поорали "Слава России!" в компании баркашовцев, а потом пошли к какому-то
другу, который жил поблизости от Арбата. Там переночевали, с утра
похмелились, послушали "Deеpesh mode", от которого были тогда без ума,
сходили на Арбат в чебуречную, купили пару бутылок и вновь отправились к
тому же другу. Погуляли до вечера. Одни приходили, другие уходили, а Никита
оставался и пил. Потом пришел еще один парень и сказал, что на Крымском
мосту бьют ментов. Но Никита к этому времени был уже в нетранспортабельном
состоянии. Пожалуй, крепче напился, чем Аллин Андрей. Может, оно и к
счастью. Потому что остальные, скорее случайно, чем сознательно, затесались
в толпу, которая сгоряча двинулась на "Останкино". Один оттуда попал в морг,
другой - в Склиф. Остальные пришли в шоке.
А пушки бухали совсем рядом. Громко, так, что стекла дребезжали. На экране
снаряды долбили стены, а из окон Дома Советов понемногу вытягивался черный
дым. Позже его можно было увидеть и в окно...
одного из мотострелковых полков.
на БТР. Через полгода вернулся в полк, где еще полгода служил более-менее
спокойно. Конечно, младшему сержанту могло бы прийтись и туже, если б в
части была крутая дедовщина. Такая, о которой пишут в газетах и рассказывают
легенды будущим призывникам. То ли в этом полку "деды" были не такие, как в
других, то ли СМИ привирали насчет того, что "деды" свирепствуют везде и
всюду. Наоборот, Ветрову они даже помогали командовать, точнее, командовали
за него. От него требовалось одно: поменьше выступать, побольше прикрывать
и, конечно, никого не закладывать. И еще требовалось еженощно рассказывать
"дедушкам" что-нибудь интересное, если на улице шел дождь и им было в лом
идти за забор, где располагалась общага ткацкой фабрики. А тут еще одно
счастье подоспело: после годичной отсидки в дисбате в родную роту вернулся
парень по кличке Штопор, который когда-то жил в одной коммуналке с Никитой и
был его школьным другом. Поскольку Штопор был мужик крутой и конкретный, а
"старики" это хорошо помнили, ему было достаточно легко убедить народ в том,
что его "з"ма" - их ровесник, уже давно вышел из молодого возраста и
заслуживает повышения в статусе. К тому же этот земляк сильно озаботился
тем, что Никита дерется хоть и отважно, но уж очень неумело. А потому взялся
обучать его всяким ударам и приемам, которые скорее всего были надерганы из
разных боевых искусств или самостоятельно освоены по ходу многочисленных
уличных драк, в которых этот мужик принимал участие с раннего детства.
Пользу от этих уроков Никита ощутил не сразу, но когда увидел, как от его
ударов слетают на пол те, на кого он прежде и глянуть косо боялся, -
порадовался. Да и вообще стал чувствовать себя намного увереннее, начал
по-настоящему командовать отделением, и уже никто не рисковал отсылать его
по известным адресам. К тому же в октябре 1994 года он завершил год службы и
оставалось всего полгода - тогда 18 месяцев служили.
сиделось спокойно. Одним хотелось, чтобы им не мешали жить по-исламски,
другим не хотелось платить лишние бабки за трубу с нефтью, которая проходила
по этим исламским местам, третьим хотелось, чтобы этой трубы вообще не было
и нефть текла каким-нибудь другим маршрутом.
снайперов, пулеметчиков, гранатометчиков и прочих спецов, добавили дембелей,
и черпаков, и совершенных салабонов, последние из которых единожды в жизни
отстрелялись из автомата - начальное упражнение перед присягой выполнили.
БТР Никите достался такой старый и заезженный, что смотреть страшно. К тому
же какие-то козлы его разукомплектовали, то есть сняли с машины не один
десяток деталей.
отремонтировали. Но самым хреновым было то, что башня с огневой установкой
КПВТ-ПКТ попросту не вращалась. Даже не смыслящий в военном деле человек
может сообразить, что стрелять из такого БТР можно только в одну сторону, а
противник может находиться совсем в другой.
окраине БТР наконец сам сломался. Никите пришлось сначала выслушать кучу
матюков, а потом приказ сторожить "телегу" и ждать техничку или тягач. Потом
в городе началась пальба, из рации летел сплошной мат и какие-то непонятно
чьи команды. Вместо технички подкатили командирский "УАЗ" и штабной кунг
какого-то начальника. Отматюгавшись, командир велел им грузиться на танк,
который подвалил следом, и ехать дальше.
перекрестка, танкисты свернули в какой-то не то сквер, не то огород, повалив
забор, и Никита с товарищами, попрыгав с брони, нырнули в пустую траншею.
Через пару минут танк начал куда-то палить, елозить гусеницами, чтобы
вывернуть на более удобную позицию, и чуть не завалил траншею. Из нее успели
выскочить все. Потом был очень близкий взрыв, после чего Никита надолго
потерял память. При этом он, видимо, каким-то образом передвигался, потому
что очухался в подъезде какого-то старого кирпичного дома, вместе с ним было
еще трое из его отделения и двое каких-то совсем незнакомых, один из них был
лейтенантом, который ничего не соображал и только матерился без конкретного
адреса. А на лестнице лежал труп какой-то старухи в пуховом платке и
задрипанном пальто. Под ней была лужа замерзшей крови, но чем ее убило или,
может быть, она просто голову разбила, упав на ступеньки, - Никита не понял.
Это был первый труп, который Ветров увидел на войне.
близкий грохот и дышали гарью от полыхавшей техники. Шальные осколки и пули
Шломо Вульф
Акунин Борис
Шилова Юлия
Скальци Джон
Роллинс Джеймс
Лондон Джек