Чтение 4–й страницы книги ~Крысолов~

Собственно, она была уже давно распродана, расчленена и препарирована, и меж
ее руин бродили крысы и гиены всех мастей, выхватывая тут и там кусочки
пожирнее.

Не успел я додумать эту мысль, как на экране возникла физиономия
престарелого кудесника и мага из бывших южно-союзных краев, который мог
обставить Сержа, как дитя, в искусстве превращений: был он первым
секретарем, стал президентом, но не исключалась и дальнейшая трансформация -
в хана, султана или короля. Слушать его мне не хотелось, я переключил канал
и напоролся на рекламу мебельного салона ?Венеция?, который не обещает
клиентам морковок, не делает из них петрушек, но честно экономит их капусту.
Прослушав это объявление, я восхитился, сделал себе овощной салат и съел
его, размышляя о венецианских маврах, венецианских дожах и венецианской
мебели.

И приснилось мне в эту ночь, что я поехал не в Испанию, а в Италию, в
Венецию, и там, у собора Святого Марка, встретился с Сержем: он стоял
подобно монументу на груде долларовых пачек, загадочно усмехался и
протягивал мне блестящий шарик из оптического стекла. А с тыла к нему
подбирались мормоныш и остроносый.

Глава 3

Утром в субботу я встал пораньше, плотно перекусил, добрался до вокзала и
вместе с толпой дачников влез в пригородную электричку. Путь от Питера до
Приозерска неблизкий, часа три, и, скучая на жесткой скамье, покрытой
изрезанным рваным пластиком, я размышлял о разных разностях. К примеру, о
том, отчего бы России не вступить в НАТО. Геополитический фактор за нас:
альянс нуждается в усилении, а мы - в финансах; получим их и достроим
Байкало-Амурскую магистраль, чтобы пресечь китайские амбиции? Почему бы нет?
Политика - это искусство возможного, а парадоксам истории несть числа? В
такт моим раздумьям за окнами мелькали стволы карельских сосен, кто-то из
пассажиров включил магнитофон, и томный голос певца посоветовал: не
прогибайся под этот изменчивый мир, пусть он прогнется под нас.

Я, собственно, не собирался прогибаться. Психика у меня устойчивая,
закаленная жизненными испытаниями, учебой, армией, аспирантурой и Проматом.
Эти четыре периода моей жизни резко различались между собой, но было и
сходство: подчинение вышестоящим, отсутствие нижестоящих и вечное
безденежье. Даже в армии я никем не командовал, а подвизался в качестве
лейтенант-программиста при чуде отечественной техники компьютере ?Пурга?.
Этот компьютер, по задумке, должен был заменить в бою пятерых генералов, но
в мирную эпоху его - и меня вместе с ним - рассматривали как чистый нонсенс.
В лучшем случае как нонсенс, а в худшем - как опасную диверсию
империалистической шлюхи-кибернетики. Оно и понятно: генералам вовсе не
улыбалось, чтоб их заменили компьютеры.

Но теперь, впервые за много лет, моя позиция стала иной. Теперь я был
крысоловом, человеком свободной профессии, уважаемым в определенных кругах;
я обладал репутацией почти непогрешимого пророка, я не имел конкурентов,
зато имел заказчиков и даже кое-какие деньги.

Собственно, я математик и занимаюсь теорией игр. Играю, разумеется, не в
шашки и не расписываю пульку на четверых, зато могу промоделировать третью
мировую войну или какой-нибудь политический катаклизм: что, например,
случится, если Дума заломает президента или наоборот. Само собой, эти
прогнозы носят гипотетический характер, однако они гораздо более
определенны, чем смутные догадки политиканов, финансистов или дельцов
теневого бизнеса. Прежде я трудился над такими проблемами, как оптимизация
зон поражения при обстреле потенциального врага со спутников, а теперь
больше рассчитываю вероятности выигрыша во всевозможных ?пирамидках? и
лотереях. И не жалею об этом. Как-то, в бытность мою в Промате, пришлось нам
моделировать последствия аварии на ЛАЭС - иными словами, играли
дяди-математики в Чернобыль, но только под Петербургом. Поверьте, выглядело
это страшно, даже в компьютерном исполнении. Так что я ничуть не сожалею,
что переквалифицировался в крысолова. Надо отметить, что данный термин несет
троякий смысл - прямой, жаргонный и переносный. Прямой очевиден: крысолов -
это борец с вредоносными грызунами, искусник по части капканов, ловушек и
ядов. Жаргонный обозначает одну из категорий квартирных воришек, которые (о
польза чтения словарей!) подразделяются на ?обходчиков?, ?наводчиков?,
?хвостовщиков?, ?балконшиков?, ?форточников?, ?сычей?, ?ходящих по соннику?
и ?крысоловов?. Но переносный смысл этого термина не столь очевиден и весьма
глубок. Происходит он, разумеется, от крысы, только не серой, а финансовой,
каких в условиях демократических свобод расплодилось видимо-невидимо; ну а
где крысы, там и крысолов.

Если угодно, считайте меня сыщиком, аналитиком или специалистом в области
прогнозов, но я определяю свою профессию иначе: охотник на крыс. Случается
мне оказывать и другие услуги, в смежных и сопредельных областях - так что
если вам нужен деловой совет, если вы стонете под гнетом налогов, если вас
интересует рейтинг определенных фирм, если вы нуждаетесь в кредитах или в
финансовой ?крыше?, если вы подыскиваете партнеров или намерены утопить
конкурента - словом, если при минимуме затрат вы хотите добиться
максимальной пользы, навестите меня. Вместе мы пересечем океан коррупции,
инфляции и девальвации, минуем отмели монетаризма и рифы налогообложения,
уцелеем в мафиозных штормах, переживем обвальные лавины и окажемся на
благодатных островах, густо заросших ?черным налом?. В конце концов,
экономика должна быть экономной, и я продемонстрирую вам это на практике -
но, разумеется, не бесплатно. Еще я объясню вам законы нынешнего российского
рынка, согласно которым социалистическая экономика плавно переросла в
криминальную. Промелькнули Орехово, Сосново, Лосево, затем электричка
прогрохотала по мосту над Вуоксой. Внизу ревел, ярился и стонал широкий
поток; волны хищно облизывали скалы, две отважные байдарки мчались по самому
стрежню с маниакальным упорством самоубийц. В течение следующих сорока минут
поезд приближался к Приозерску, вагон постепенно пустел, а пейзаж за окном
становился все более девственным, суровым и диковатым. Местность тут, говоря
языком топографов, сильно пересеченная: овраги и буераки, холмы и скалы,
ручьи и речушки, а также болота, озера и лужи. Все это - за исключением
водных пространств - поросло соснами да елями, осинами да березами, все
обильно увлажнено, украшено папоротником, мхами и зарослями дикой малины.
Поселки тут небольшие, однако, по давней финской традиции, просторные - от
дома до дома не докричишься. Отличное местечко, чтоб спрятаться, когда
отоваришь пару-другую поддельных авизо. Я вышел на станции Морозное, в одном
перегоне от Приозерска. Отсюда до моей фазенды полчаса пешком: сначала по
шоссе, потом по грунтовке, ведущей к совхозу ?Три Сосны?, потом мимо озера
за холм к детскому лагерю ?Солнышко?, а от него - по колдобистой дорожке
через лес, потом снова через лес, но уже без дорог и тропинок. Дорожка
сворачивала к хутору Петровича, служившего пожарником в ?Трех Соснах?;
Петрович, основательный мужик в годах, его супруга Клава, их дочь, зять и
малолетние внуки были самыми близкими из моих соседей. Не в смысле духовной
близости, а чисто территориально.

Одолев дорогу в бодром темпе, я подошел к калитке, остановился и осмотрел
свои владения поверх штакетника. Дом - небольшой бревенчатый сруб с трубой,
под крашенной охрой железной крышей; слева - веранда с крыльцом и дверью,
справа - дровяной навес на четырех столбах и кубометра четыре неколотых
дров. Еще имелись деревянный столик со скамьей, будка - отхожее место,
колодец, большая ель, десяток сосен, кусты одичавшей смородины, а также
трава - в буйном и непобедимом изобилии.

Дверь на веранду была притворена, трава не примята, дым из трубы не
вился, на кустах смородины алели грозди ягод, еще не оприходованных
дроздами. Безлюдье, тишина, покой? Только с дровами случилось что-то
непонятное - они были раскиданы, словно под навесом порезвился средних
размеров носорог. Но старые, заляпанные краской лабораторные халаты, в
которых я красил крышу, по-прежнему висели на вбитом в столб гвозде. Халатов
было два: один - синий, другой - коричневый, и в кармане коричневого
хранились запасные ключи от веранды и от двери в дом. Сергей, разумеется,
знал про этот тайник.

Я окликнул его и, не получив ответа, направился к крыльцу, сшибая по
дороге желтые головки одуванчиков. Тягостное чувство вдруг охватило меня;
внезапно подумалось, что если звонок Сергея действительно связан с визитом
кавказских родичей, то ему положено находиться тут, на моей фазенде, вместе
с дочкой. А Маша была весьма непоседливым существом, достаточно шустрым и
активным, чтобы крыльцо и стол, трава и каждый смородинный куст носили явный
отпечаток ее присутствия. Правда, Сергей не говорил, что собирается сюда с
Машуткой? Ее могли отправить в Лодейное Поле или к какой-нибудь Жанниной
подружке? ?Или на Крит?, - мелькнула дурацкая мысль, когда моя ладонь
коснулась двери.

Она была не заперта, и ключи торчали в замке.

Веранду - почти пустую, если не считать колченогого столика с газовой
плитой, двух табуретов и полки с разбросанными по ней кастрюлями, тарелками
и сковородками - щедро заливал полуденный солнечный свет. Тени оконных
переплетов рисовались на желтом дощатом полу четкими прямоугольниками, и в
самом большом из них, скорчившись на боку, нелепо вывернув шею и выбросив
правую руку за голову, лежал мой бывший сосед Сергей Арнатов. Мертвый, с
черной дырой в виске, уткнувшись носом в черное пятно засохшей крови.

Лежал он здесь давно, и смрадный дух накатил на меня, заставив
остановиться на пороге.

Шока, однако, не было. Я привычен к виду трупов. Нервы у меня крепкие,
ростом и силой бог не обидел, и потому в скудные студенческие времена мне
доводилось прирабатывать, в морге Третьей Городской. Не каждый день, но уж,
во всяком случае, не реже, чем на Ленинградской товарной. На станции обычно
разгружали лес, а в морге приходилось ворочать покойников, обмывать их,
перекладывать с каталок на столы, где их обряжали либо вскрывали - словом,
подсобничать прозектору ?от и до?. Не самая лучшая, но и не самая худшая из
работ, какими мне приходилось заниматься; вдобавок она изгоняет мистические
надежды на бессмертие, на опыте подтверждая, что из праха мы вышли и,