Чтение 4–й страницы книги ~Тайна черной жемчужины~

профессора, на губах которой трепетала едва заметная улыбка, обращенная ко
всем и ни к кому. - Днем-то серебряные гербы будут видны хорошо, а ночью?
Господин профессор, я читал в газете, что химики открыли какие-то лучи,
заставляющие металлы светиться. Надо бы добавить в серебро то, что придаст
гербам особый блеск, чтобы кубачинский подарок светился в темноте. Или наша
наука еще этого не умеет, а умеет только немецкая?

Профессор вспыхнул:

- И немецкая не умеет, батенька, что вы тут такое выдумываете?

- Господин Стасов одобрил замысел кубачинских мастеров. И он утверждал,
что вы знаете ответ на этот вопрос.

- Я вам и отвечаю - никакая наука не в состоянии это сделать. Излучение
это слабое и видно не простым глазом, а только с помощью приборов. Что ж,
теперь каждому петербуржцу обзавестись таким прибором?

- Прекрасная идея! - воскликнул Раймонд Шлегер. - И может быть, весьма
прибыльная. Надо бы посчитать, во сколько она обойдется. Сколько стоит
прибор?

- Прибор громоздкий, весьма дорогой. - Николай Николаевич пожал плечами.
- Извините, господин Золлоев, на сегодняшний момент идея неосуществима.

- Ничего, можно прибор упростить и удешевить, - не отступал Шлегер.

- К юбилею все равно, видимо, не успеть, - остановил ненужный спор
Стасов, слушавший до сих пор беседу молча, полуприкрыв глаза. - Дай Бог
воплотить в жизнь ваш замысел, господин Шлегер. Он тоже еще под вопросом.

- Но вполне готов к реализации. - Господин Шлегер вынул из кармана
изящный портсигар, взглянул на барышень и, вздохнув, убрал его обратно. -
Замысел великолепный. Все чертежи и расчеты у меня имеются. Комиссия по
подготовке к юбилею ознакомилась с моей заявкой и не отвергла ее. Кроме
того, у меня есть деньги, а это уже немало, с деньгами можно сделать
невозможное. Я вообще думаю, что Нобель был не прав. Зачем он оставил
капитал для награждения ученых за открытия, которые ему неизвестны и, может
быть, нам не нужны?

- Вы мечтаете учредить аналогичную премию? - с сарказмом спросил
профессор.

- Пока еще не нажил такого состояния. - Розовые губы предприимчивого
господина растянулись в улыбке.

- Потому что в наше время надо не благотворительностью заниматься, а
изобретением взрывчатки, продажей динамита, - театрально захохотал
Иллионский-Третий, скользнув взглядом по Муре.

В Муриных глазах дрожали смешинки; ей нравился забавный полный господин,
актер до мозга костей. Что ему могло понадобиться от профессора химии, какая
консультация?

- Я думаю, найдется человек, который также оставит свое состояние на
развитие науки, но только на конкретные открытия, - мечтательно произнес
румяный хлеботорговец.

- У меня, конечно, еще миллиона нет, - подхватил господин Шлегер. - Но
содействовать развитию российской науки я готов. Предприниматели и
коммерсанты должны вкладывать деньги в новые идеи и изобретения. - И,
заметив пристальный взгляд Муры, добавил:

- Кажется, и Мария Николаевна согласна с этим.

Мура отпрянула и покраснела.

- Николай Николаевич, - продолжил Шлегер, - если бы мой фонд объявил
крупную награду изобретателю сверхлегкого и сверхпрочного стекла, разве в
России не нашлось бы пары-тройки талантливых ученых, которые бы изобрели
его, да в короткие сроки?

- Ответить не берусь, - замялся профессор, - хотя талантливой молодежи у
нас очень много.

- Вот мы и дошли до сути дела. Представляете, чудесное майское утро над
Невой. Светит солнце, плывут корабли. Государь наблюдает с балкона
прекрасную панораму - Стрелка с Биржей, Петропавловская крепость, новый
Троицкий мост... И вдруг - из-за моста поднимается огромное прозрачное
облако, оно растет и через несколько минут взорам Государя и удивленных
обывателей предстает парящий чуть ли не под облаками Хрустальный Петербург!
Нет, конечно не весь, допустим, - одна Петропавловская крепость... Миллионы
лучей отражаются от поверхности Хрустального Петербурга, он парит в воздухе,
как сказка...

В гостиной наступила полная тишина.

- Такого еще не было, - прервал молчание Раймонд Шлегер. - Средства есть.
Уже почти два года мой фонд, который так и называется "Хрустальный
Петербург", собирает пожертвования. Нет только одного - сверхлегкого и
сверхпрочного стекла.

- А ваш хрустальный Петербург не улетит? - не сдержала любопытства Мура.

- Все рассчитано, - заверил ее коммерсант, - сооружение будет держаться
на воздушных подушках, закрепленных якорями.

- А что потом, - не успокаивалась Мура, - после юбилея? Хрустальный
Петербург так и останется висеть в воздухе над Троицким мостом?

- А потом будет так, как скажет Государь. Пошлем это чудо на выставку в
Париж Или установим в Царском Селе. Но сейчас главное - материал: стекло,
сверхлегкое и сверхпрочное. Господин Муромцев, возможно ли за хорошую плату
разработать рецепт такого стекла?

- Разработки в этой области мы ведем, - ответил задумчиво профессор, - но
боюсь, что желанный результат получим нескоро.

- Если б удалось создать такое стекло к Рождеству, то к маю я бы успел
сделать все остальное! - воодушевленно завершил Раймонд Шлегер.

Мура смотрела на него с восхищением - безгранична человеческая фантазия!
Потрясающе красиво-в синем майском небе парящий Хрустальный Петербург!
Наверняка этот совсем не старый статный шатен с седоватой бородкой уже
осуществил немало удивительных проектов - и получил значительное состояние.
Портсигар у него изящный, белые холеные пальцы двигаются с волнующей
грацией, а имя у него волшебное - Раймонд. Как бы оно подошло к имени
Брунгильда!

Мура перевела восторженные глаза на сестру... Что-то в ее облике
показалось ей необычным. Сначала Мура заметила быстрый взгляд сестры - и
направление его. Брунгильда смотрела на безмолвного родственника
библиотекаря Кайдалова - Глеб Васильевич, так, кажется, его представил
Стасов. Мура внимательно оглядела юношу: лицо худощавое, нежная светлая
кожа, волнистые соломенные волосы убраны за уши, строгий пиджак, жилет,
белая рубашка... Глеб Тугарин был не старше двадцати двух лет. Карие глаза
его, чуть раскосые, на мгновение остановились на Муре и снова обратились к
ее сестре. Только тут

Мура поняла, что необычно в Брунгильде, - та сидела не так прямо, как
всегда: плечи ее подались вперед, голова чуть потуплена. Что же могло
произойти?

- Могу ли я надеяться, профессор... - Голос Раймонда Шлегера звучал почти
умоляюще. - От вашего слова зависит судьба моего проекта. Может быть, вы
знаете перспективных химиков, которые могли бы взяться за эту задачу?

- Сомневаюсь, что ее можно решить в сжатые сроки, - покачал головой
профессор, - не хочется вас обнадеживать понапрасну.

Я и не требую ответа прямо сейчас, - вскрикнул Шлегер, - я могу подождать
два-три дня. Я понимаю, что вам нужно время для размышлений.

- Хорошо, хорошо, господин Шлегер, обещаю подумать. - Профессор явно
хотел завершить разговор. Он старался скрыть досаду: маниловские проекты,
невежество, легкомыслие.

- Самое главное - не потешать народ, а накормить его, - с достоинством
заметил румяный хлеботорговец Арсений Апышко и продолжил:

- Я знаю, как устроить настоящий праздник. Вы вот говорили, что
российские предприниматели должны поддерживать отечественных изобретателей.
Я разыскал в одном из кабаков замечательного изобретателя, почитай уже и
спившегося. Кронштадтского мещанина Артемия Оголишина. Изобретатель машины
для выпекания блинов!

- А машина-то, наверное, посложнее заграничных электрических печей, -
обрадовался Стасов, - и свое, чисто русское, национальное изобретение. Как
она устроена?

- Охотно расскажу, - продолжил довольный хлеботорговец. Было в нем что-то
располагающее к нему - простота речи, непринужденность поведения, отсутствие
развязности, свойственной нуворишам. Он провел ладонью по коротко стриженным
волосам, бросил быстрый взгляд на Брунгильду и продолжил:

- Агрегат Оголишина - закрытый ящик с небольшой печкой. Когда печь
накаляется, специальная коробка наполняется маслом и в аппарат вливается
заранее приготовленная опара. Сбоку есть колесо-маховик, его надо постоянно
вертеть. Через некоторое время блины начинают выползать из аппарата. Вот и
все. Агрегат экономичен, а процесс приготовления блинов ускоряется в десять
раз!

- А машинные блины от обычных отличаются? - Черные соболиные брови Муры
поползли вверх.

- Отличаются, - улыбнулся Апышко, - машинные гораздо лучше грязной ручной
стряпни.

- И при чем здесь химия? - нетерпеливо поинтересовался профессор
Муромцев, его раздражало, что хлеботорговец чуть ли не после каждой фразы
косился на Брунгильду.

- Поясню, - ответил с достоинством покровитель горе-изобретателей. - Я
уже изготовил двадцать таких агрегатов. И хочу поставить их в день торжества
на Дворцовой площади. Допустим, вокруг столпа. Там же установим чаны с
опарой. И весь день гуляющие смогут получать бесплатные машинные блины. Но
мне хотелось бы, чтобы эти блины были золотыми.

- Вы предполагаете добавлять в тесто золото? - хмыкнул профессор
Муромцев.

- Разумеется, нет, уважаемый профессор, - улыбнулся Апышко, - мое желание
гораздо скромнее. Я хотел бы добавить в опару какое-нибудь безвредное
химическое соединение, чтобы оно не ухудшало вкуса блинов, но придавало бы
им ровный золотой цвет. Я понимаю, необходима серия опытов. Я готов
предоставить в ваше распоряжение один из агрегатов: не откажитесь