Алымов уже сидел на подводе. Борис хлестнул лошадей и погнал их обратно к
лазарету.
Глава 2
напрасно: лазарет был пуст. Никого не было на крыльце, никто не выглядывал в
окна. Видимо, какая-то войсковая часть сжалилась над ранеными и взяла их с
собой. Подъехав ближе и убедившись, что никого не осталось, Борис развернул
лошадей и погнал их обратно к порту, чтобы не прозевать отправку.
очередь. Борис привстал и крикнул, подгоняя лошадей, но пулемет шпарил, не
переставая. Одна из лошадей упала в оглоблях, телега остановилась. Борис с
Алымовым скатились на землю и побежали зигзагами, пригибаясь к земле и
оглядываясь в поисках укрытия.
Красные валят!
давали развернуться, а с верхнего конца улицы катились галопом под горку
кавалеристы в буденовках.
топчась на месте, гасила всякое движение, офицеры увязли в ней, как в
болоте, да бежать уже было и некуда - с одной стороны катила красная
конница, а с другой - хлестал уже не один пулемет.
карабина, но соседний казак уставился на него огромными, от ужаса желтыми
глазами и вырвал из рук оружие, рявкнув:
перекрестился.
погрузиться на корабли.
человеческое стадо вниз, к морю. Скоро, приподнявшись на цыпочки и взглянув
над головами соседей, Борис увидел бухту и спешно уходящие от берега
последние пароходы. У самой пристани красные артиллеристы снимали с передков
и устанавливали в боевое положение трехдюймовое орудие. Возле горизонта
виднелись силуэты торопливо удирающих английских крейсеров.
пулемет, направили его на толпу и занялись какими-то непонятными
приготовлениями. Спустя несколько минут смысл их действий стал ясен, и над
толпой поднялся глухой стон ужаса.
от страха глазами.
нас жалко. Вот попали-то мы, Борис. А все ты, захотел перед сестрицей себя
героем показать!
причитать, снявши голову по волосам не плачут.
связаны приготовления красных. Распоряжался красноармейцами командир в
папахе с красной лентой и ладно пригнанном кожушке, отороченном мерлушкой.
размотал веревку, оглянулся на толпу, прикинул что-то, причем работа мысли
явственно отразилась в его глазах, затем взял принесенный с веревкой топор,
примерился и начал рубить веревку на равные куски.
красноармеец, суетясь вокруг.
толпу, - а ты не мешай, отойди от света-то, не засти... И от такого
будничного его разговора толпа пленных пришла в еще больший ужас, потому что
поверила в реальность происходящего.
учат.
сказано, что, мол, братья казаки, бросайте оружие, выходите сдаваться,
ничего, мол, вам не будет, отпустят домой, - он покопался в кармане, - нет,
потерял я ее где-то, листовку эту. А сегодня чуем - дело плохо, мы и поперли
как бараны сдаваться, оружие бросили. А они, значит, вон что задумали...
Чуяло мое сердце, что наврут, уж больно подлый агитатор был... чернявенький,
глазки бегают. Его бы за ноги да головой об стенку... А наши дурни уши
развесили: войне конец! Амнистия будет! Вот и дождались... Красноармейцы
принесли откуда-то две широкие доски и положили их в качестве сходней с
пристани на баржу. Четверо встали по бокам сходней: двое на барже, двое на
пристани. Завальнюк закончил свое дело, и командир закричал зычно:
винтовки. Бах! - еще выстрел. Но никто из красных не пострадал.
могу. Так и бросят нас в воду, как баранов связанных.
пробовал сопротивляться, его угостили прикладом в зубы. Завальнюк и еще один
ловко связали их за локти, спина к спине, а маленький и белобрысый суетился
рядом, разглядывая сапоги - вечную проблему бойца на войне. Сапоги у казаков
были сношенные, и белобрысый огорченно поцокал языком.
обреченно, хотя все понимали, что впереди тоже смерть, еще более
мучительная, в ледяной воде. Завальнюк с напарником споро вязали пленников,
как будто делали обычную крестьянскую работу. Пытавшихся сопротивляться
белобрысый, стоявший наготове тут же, бил прикладом по голове, так что
человек оседал сразу, теряя сознание на время. В толпе стоял глухой стон,
пару раз начиналось какое-то движение, но тут же командир кричал: "Костя,
давай!" - и пулеметчик пускал очередь - короткую, потому что берег патроны.
Раненые и убитые падали на землю, Борис не сомневался, что их потом тоже
подберут и бросят в море.
сапоги и заставлял смертников разуваться. Вот пришла очередь того самого
казака, что вырвал у Бориса карабин и кричал, что им, простым людям, ничего
не будет. Он совершенно помешался от страха, ноги его подгибались, он полз
на коленях и все порывался целовать солдатские ботинки, крича:
Ребятушки, милые, спасите!..
на баржу, и вот, очевидно решив, что от большого количества народа баржа
может пойти ко дну, начали топить. Толпе пленных было плохо видно, что
происходило с другой стороны баржи, но крики и плеск объясняли все.
помирать неохота.
разрезал новые, только вчера презентованные Саенко сапоги так, что портянки
торчали наружу. Потом он сунул нож за голенище.
выйдет, то прощай, Петр!
которого вышли несколько человек и среди них - очень знакомая Борису фигура
в кожанке и фуражке. Человек был высок и очень худ, держался несколько
скованно, но Борис, не веря своим глазам, узнал в нем своего знакомца Сергея
Черкиза - начальника особого отдела ЧК. Познакомились они, если можно так
выразиться, на допросе, когда Борис, по глупости или по невезению, попался
красным. Допрос окончился отправкой Бориса в депо - место, откуда каждую
ночь возили на расстрел. И если бы не верный Саенко... лежать бы Борису в
Ольховой Балке чуть присыпанному землей среди таких же как он. Борис
вспомнил, как долго и увлеченно говорил Черкиз о революции. Борис вначале
сомневался в его искренности, но потом понял, что этот человек болен, и под
свою болезнь, в которой переплелись его природный садизм и невротическая
восторженность, он подвел красивое коммунистическое обоснование - И где же у
вас этот паштет? - издевательски спросил Борис.
спать, потому что тело болело после давешних мытарств. Он отвернулся от
укоризненного взгляда Саенко, принесшего чистые стаканы.