Чтение 4–й страницы книги ~Разящая наповал Долорес~

Мускулы на ее лице напряглись, когда она взглянула на меня. Потом пес
проснулся, ибо его яростно сбросили с коленей. Возможно, оно и к лучшему,
Долорес могла бы его раздавить в припадке ярости.

- Это всего лишь мысль, - вежливо пояснил я, затем прикрыл за собой
дверь, пока она не очухалась и не запустила в меня чем-нибудь тяжелым.

Выходя из клуба, я взял шляпу и бросил пару долларов девице, чтобы
доказать ей, что я большой транжира, хотя ночь еще только начиналась.

Оказавшись на улице, я остановился и еще раз присмотрелся к афише при
красном свете неоновых трубок. Стоял не менее пяти секунд, от недавнего
ностальгического настроения не осталось и следа. Потом я решительно зашагал
к своему "остину-хили" и успел вернуться домой как раз к десяти.

Я поставил "В ночные часы" Синатры и приготовил себе выпивку. Сидя в
кресле, вслушиваясь в величайшую вокальную интерпретацию "Голубого
настроения", которую я когда-либо слышал, я внезапно почувствовал, что стены
комнаты слегка сжались. Мне страшно захотелось раздвинуть их на пару футов в
стороны. Время принадлежало мне самому, я мог выбирать. Я мог вот так сидеть
и пить всю ночь, мог лечь спать, так какого черта у меня появилось такое
подавленное настроение? Еще пара стаканчиков, подумал я, и черт с ней, с
этой Разящей наповал Долорес.

После этой спасительной мысли я лег спать.

На следующее утро, хотя яркое солнце лилось в мои окна, настроение мое не
улучшилось. Пару секунд я подумывал, не отправиться ли мне прямиком в офис,
но мысль о физиономии шерифа Лейверса, погруженного в чтение моего рапорта
по делу Джефферсона, отвратила меня от этого. Человек должен смотреть прямо
правде в глаза, а правдой было то, что я мучился от одиночества. Человек
должен рассуждать логически, а логика подсказывала, что надо что-то
предпринимать в этом отношении. Не сиди и не вздыхай, приятель, отправляйс
туда и сделай все, что в твоих силах. Тебе нужно это сомнительное заведение
одиноких сердец? Ну так разыщи его.

Я нашел "Клуб счастья Аркрайта" примерно через час на тринадцатом этаже
здания в центре города, однако возможно, что номер этажа был чистой
случайностью. Я знал одного парня, который когда-то провел неделю в Майами с
приятельницей своего лучшего друга тоже по чистой случайности: они заказали
один и тот же номер в одной и той же гостинице. То, что случилось с моим
бывшим лучшим другом, могло случиться и с "Клубом счастья Аркрайта", могло
случиться даже с собакой, с самой паршивой дворняжкой, - и я вернулся снова
к Долорес Келлер.

Внутри офиса я почувствовал себя немного разочарованным, потому что он
выглядел примерно так же, как любой другой офис: ни тебе розовых купидонов
из пластмассы, намеревающихся выпустить стрелу в самый деликатный участок
чьей-то анатомии, ни тебе даже вазы, наполненной сердцами и цветами. Затем
впервые взглянул на секретаршу в приемной, сидевшую за большим письменным
столом, и совершенно неожиданно мое сердце запело, может, и не в тон, но оно
таки пело!

Она была брюнеткой с довольно небрежной прической и удивительно красивым
загаром, буквально созданным для знойного великолепия ее лица. А когда она
взглянула на меня, я убедился, что взгляд ее был добрым и ласковым. Мне
ничего не стоило представить себе ее совершенно обнаженной на фоне
восхитительного тропического рассвета, а затем вообразить, как она ныряет в
кристально прозрачную воду, чтобы достать для меня еще несколько драгоценных
жемчужин до завтрака.

- Доброе утро, - произнесла она вибрирующим, чуть хрипловатым голосом,
именно таким, каким должно было изъясняться это чудесное создание.

- Ух! - с героическим усилием выдохнул я.

- Садитесь, пожалуйста! - Эти два слова в ее исполнении прозвучали как
самая настоящая любовная серенада. - Я - Шерри Рэнд, а вы, мистер?..

Я тяжело плюхнулся в ближайшее кресло, и оно вздохнуло совсем как пассат,
теребящий пальмовые листья.

- Уилер, - неразборчиво пробормотал я. - Эл Уилер.

Она улыбнулась, и зубы ее были словно бесценные жемчужины, и какого черта
мы с ней делали в этом душном офисе, когда нам следовало плыть на каноэ по
таинственной реке, я не мог объяснить.

- Пожалуйста, не стесняйтесь, - принялась она уговаривать меня. - К нам
приходят сотни людей по той же самой причине, что и вы. Все они милые,
симпатичные люди, но они одиноки и хотят познакомиться с другими одинокими
людьми, однако не знают, как это сделать, поэтому обращаются к нам. Как вас
зовут, извините, я не разобрала? Мистер Хупер?

- Хупер? - В одно мгновение куда-то исчез тропический рай. Я в
негодовании посмотрел на нее. - Уилер! Неужели я похожу на парня,
страдающего приступами удушливого кашля по утрам?

- Крайне сожалею, мистер Уилер! - Ее нижняя губка слегка выпятилась, а
шелковая блузка выразительно приподнялась, когда она глубоко вздохнула. - Вы
сначала говорили слегка неразборчиво, мистер Уилер, но, надо признаться,
быстро справились со своей нервозностью. - Ее голос по-прежнему звучал
бодро, но сейчас в нем стали проскальзывать более сухие нотки. - Скажите,
пожалуйста, чем мы можем вам помочь, мистер Уилер? Полагаю, что вы ищете
милую девушку, возможно, с планами дальнейшей женитьбы, и мы с радостью
поможем вам найти именно то, о чем вы мечтаете. У вас имеются какие-то
особые вкусы в этом плане?

- Вы хотите сказать, что я должен сообщить размеры, как это делается,
если ты заказываешь воскресный костюм? - заинтересовался я.

- Мы не гарантируем, что отыщем в точности девушку вашей мечты, мистер
Уилер, - осторожно ответила она, - но, как правило, нам удается выполнить
почти все пожелания.

Несколько секунд я обдумывал, что сказать, затем произнес:

- Девушка, которую я ищу, должна быть персиковой блондинкой. Не цвета
меда, не соломы, не рыжеватая, именно персиковая. Я хочу, чтобы она
выглядела экзотической, но одновременно простой, домашней. К Тому же она
должна быть богата, уметь хорошо готовить и всегда носить нарядное белье.

Шерри Рэнд довольно долго смотрела на меня в каком-то оцепенении, потом
ее лицо расплылось в улыбке, и она залилась веселым смехом:

- Вы уверены, что вы не Хупер, а?

Веселье есть веселье, но приходит время заняться делом, как сказал жених,
когда ему пришлось отказаться от партии в скрэббл в первую брачную ночь.

- Я коп, - объяснил я виноватым тоном, - так что называйте меня не
"мистером", а лейтенантом.

Она перестала смеяться и осторожно воззрилась на меня, очевидно пытаясь
понять, не разыгрываю ли ее и на этот раз.

- Вы офицер полиции?

- Я понимаю, что это звучит довольно глупо, - признал я, - но все лучшие
копы перебрались работать в Голливуд на телевидение, так что тут, в
Наин-Сити, приходится обходиться копами второго сорта, вроде меня.

- Вы на самом деле лейтенант полиции?

- Мне даже дали значок!

Я положил его на стол перед ней, и она уставилась на него, как будто это
была трехдолларовая купюра.

- Я не понимаю, лейтенант, - наконец пробормотала она, на ее лице
сохранялось удивленное выражение. - Здесь у нас вполне законное учреждение,
и у нас никогда раньше не бывало...

- Ну что же, в любом деле бывает первый раз, - произнес я успокоительно.
- Я просто хочу навести справки о вашей бывшей клиентке Пэтти Келлер.

- Полагаю, вам лучше поговорить с мистером или миссис Аркрайт, - с
сомнением в голосе произнесла она.

Я ждал, пока она сообщала по телефону о моем приходе и намерениях
приглушенным голосом, который мог бы с успехом позаимствовать владелец
похоронного бюро. Наконец она опустила трубку на рычаг и сказала, что мистер
и миссис Аркрайт незамедлительно повидаются со мной и что мне следует войти
в дверь налево.

Я послушно открыл дверь слева и вошел в маленький, но аккуратный офис. На
этот раз на столе таки стояла ваза с увядшими гвоздиками. Впрочем, цветы
были под стать всей обстановке: занавесям, ковру, картине - все это выгорело
и поблекло. Мистер и миссис Аркрайт сидели за письменным столом, уподобляясь
выцветшей фотографии в семейном альбоме; у меня возникло неприятное чувство,
что хлопни любого из них хорошенько по плечу, все, что от него останется, -
это облако пыли.

Мистер Аркрайт был маленьким круглолицым субъектом в очках без оправы и с
жалкими остатками волос, осторожно зачесанными назад, чтобы максимально
прикрыть лысину. Он был облачен в немного помятый серый костюм, который пару
десятков лет назад, возможно, и считался верхом элегантности. Зато галстук
из золотых, черных и красных полос сразу бросался в глаза, отчасти потому,
что был затянут малюсеньким узелком на высоком, туго накрахмаленном
воротничке, из-за которого шеи вообще не было видно.

- Доброе утро, лейтенант, - произнес он скрипучим голосом, который сразу
наводил на мысль, что его очень давно не смазывали. - Мое имя Аркрайт,
Джейкоб Аркрайт, а это моя супруга Сара.

Сара была очень высокой и тощей. Ее физиономия, казалось, состояла
целиком из углов и впадин, а жидкие волосы были выкрашены в желтый цвет.
Бесформенное черное платье висело на ее костлявой фигуре как чехол,
неаккуратно натянутый на кресло с высокой спинкой. Глаза у нее были
водянисто-голубыми и мутноватыми. Говорила она резким и каким-то ломким
голосом, причем с таким выражением, будто привыкла выслушивать полуправду и
не намеревалась терпеть никаких глупостей также и от офицера полиции.

- Садитесь, лейтенант. - Она указала на пыльное кресло. - Шерри сказала,
что у вас имеются вопросы по поводу одной из наших клиенток.

Я уселся на выцветший кретон, слегка потертый по краям, и подумал, как
человек может мечтать о человеческом тепле в подобной дыре. Сара Аркрайт с
минуту внимательно смотрела на меня, затем уселась на прежнее место за
столом. Ее супруг продолжал стоять подле нее, его правая рука опустилась на
ее плечо в той самой позе, в которой они были запечатлены на фотографии
альбомного формата, сделанной примерно в 1927 году.