Глаза? Тускло-зеленые с оранжевым ободком - они висели в воздухе, как
фонарики. Живые фонарики. Не светят, а всматриваются, не вспыхивают, а
приближаются, не блестят, а приказывают. А ему не хочется подчиняться, не
такой он человек, чтобы смириться со всей этой мистикой. Пусть кто угодно
думает, что глаза таинственных лесных существ, о которых говорят предания
индейцев, наблюдают за ними. Мифологическое выдает за действительное,
сказку - за реальность. Ну а ему, геологу, исходившему тысячи километров в
дебрях трех континентов, это все ни к чему. Сейчас он подойдет поближе к
этим пугающим глазам и выпалит по ним из обоих стволов. А там посмотрит,
уберутся ли они подобру-поздорову.
глазам-фонарикам. Теперь он знал точно - волны страха идут от них.
Телепатия? Но кто кого боится; он - их или они - его?
меняя места, уменьшаясь в объеме, превращаясь из фонариков в светлячки и
совсем уже угасли, отступив в темноту. Женэ вздохнул облегченно, дрожащие
руки опустили двустволку. И тут случилось то, что можно наблюдать только в
тропиках.
наступило, и в каньоне проявилась детская пестрота красок, положенных
невпопад, - синева мха, ржавчина леса, оранжевые тона камня, фиолетовые
плетения лиан. "Сириус, - усмехнулся Женэ, - наблюдателен все-таки Брегг".
Он оглянулся: тот спал, оглушенный удвоенной дозой снотворного; Санчес же,
мирно дремавший у потухшего костра, открыл глаза.
мхом обрыва. Шаровидных кустов уже не было: кто-то согнал их или они сами
спорхнули вниз. Но мох был примят треугольными следами, похожими на лапы
большой птицы, и широкими плоскими вмятинами. "Их" следы, подумал геолог и
спустился, не прибегая к веревке, на нижний уступ. С дозиметром он не
сверялся: и так знал, как повышается по мере приближения ко дну каньона
уровень радиации. Его интересовало другое: изменения в ландшафте, тонах,
появление новых диковинок флоры. Животные, оставив ночные следы, утром не
появлялись. Но лес густел. Начиная примерно с пятого уступа, он уже
непрерывным массивом тянулся ко дну, шевеля на ветру потрескивающими
ветвями. Женэ взглянул на дозиметр и криво усмехнулся: больше четырехсот.
Смертельная доза! Но горстка таблеток, проглоченных перед спуском, делала
свое дело. В кончиках пальцев покалывало - первый признак действия
гамма-стимулятора. Однако дальнейший спуск был уже невозможен.
обрыву трудно: лес сплошной, тянется далеко и слишком густ. Может быть, по
верху, по кронам?
лишь сейчас заметил что-то новое в его облике. На первый взгляд - все тот
же скелетообразный лес с кривыми стволами, паучьими ветвями-щупальцами и
корнями-клещами, цепко ухватившимися за камни. Ни одного листика. Как и на
верхних уступах. Он был прозрачнее любой лиственной рощицы поздней осенью.
Но тут, в глубине каньона, он почему-то казался живым сборищем не
деревьев-растений, а деревьев-существ. Стволы походили на тела,
выраставшие прямо из камня, они покачивались, сгибались, вытягивались,
стараясь коснуться друг друга скрюченными ветками.
пробраться по этим кронам к обрыву. Веревку и ружье он оставил на камнях:
в паутине ветвей они будут только мешать. Он легко вскарабкался по
ближайшему стволу на верхние сучья и, запутавшись в сплетении веток, лег
на них, как в гамак. И тут он почувствовал, как "гамак" качнулся под ним,
вытянулся, спружинил и подвинул его ближе к обрыву. Еще минута - и его
сдвинули еще на несколько сантиметров. Женэ попробовал оттолкнуться от
толстого сучка под ногами, но тот тоже спружинил и отбросил его еще ближе
к обрыву. Женэ начал вырываться из цепких ветвей, но те не отпускали.
Может, это и не ветки вовсе, а чьи-то щупальца, которые норовят скинуть
его в пропасть? Ведь крайние деревья лепятся на самом карнизе! И тут Женэ
вспомнил о ноже. С трудом вытащил его из чехла и рубанул по опутавшим тело
жгутам. Они отвалились, "гамак" уже не спружинил. Женэ стал яростно рубить
направо и налево, пока не почувствовал, что освободился. Медленно, от
сучка к сучку он стал спускаться вниз. А ветки-щупальца еще боролись, даже
обрезанные, они сгибались в его сторону, пытаясь сжать, сдавить, сдвинуть
его. Но он уже пробрался к противоположному от обрыва краю. Вон и
двустволка вместе с веревкой на каменистом выступе. С трудом перебирая
исцарапанными руками, он вырвался наконец из объятий деревьев-убийц. Его
шатало. Он поднимался вверх по уступам как во сне. Видно, он отсутствовал
очень долго. Обоих, и Санчеса и Брегга, он нашел растерянными,
встревоженными, готовыми спускаться в каньон на поиски.
радиацию? Вчера же точно определили по дозиметру.
дрожали, - а одну идею, все объясняющую.
молчали, пораженные. Брегг даже не ругался, а так и стоял с раскрытый
ртом, не решаясь спросить о том, что выговорил наконец Санчес.
организма. Известно, что корни иногда пробивают камень, а листья мимозы,
например, свертываются от прикосновения. Любопытно другое. Когда Брегг
запутался в паутине ветвей и лиан, его ничто не отбрасывало в сторону.
Значит, на верхних уступах каньона у тех же деревьев нет такой защитной
реакции, какую природа выработала у них на более глубоких уровнях. Что-то
меняется в этом мире вместе с усилением излучения.
молчали. О каньоне никто даже не упоминал, словно бы и не было в их жизни
этих зловещих трех дней. Но все обдумывали увиденное, сопоставляли с
известными им фактами. Работали по очереди веслом, отталкивались от
травяных заслонов, перекликались, закуривали, механически жевали наспех
приготовленные Санчесом сэндвичи.
прорвало - опять заговорили о пережитом.
насекомых, - задумчиво проговорил Женэ. - Вероятно, есть какие-то низшие
организмы, приспособленные к растительной пище, а все остальные - хищники.
Один пожирает другого.
Санчесом так и не разобрались, что к чему. Может быть, действительно,
споры неземной жизни?
привычной. Ей тоже, наверное, миллионы лет. Что же приключилось в каньоне
в далекую геологическую эпоху? Урановые руды здесь есть. Это теперь мы
твердо знаем. Но обычный распад ядер урана принял иные, быстротечные
формы. Почему? Не знаю. Я не физик и не химик и могу лишь предположить,
что в каньоне не тысячи и не сотни тысяч, а миллионы лет наблюдается очень
высокий уровень радиации, изменивший структуру белковых молекул. Так шла
эволюция в этой природной колбе, где самовоспроизводящий белковый цикл
приводил к образованию молекул-мутантов. Мутации - вот вам объяснение
загадок каньона. Именно мутации и взрастили его животный и растительный
мир. Отсюда - и свинцовая фольга сороконожки, и безлиственный лес, не
поддающийся излучению. Миллионы лет эволюции создали и шаровидные кусты, и
прыгающие грибовидные колонии, и выродившиеся до нейлоновой паутины лианы.
Все то же, что и в сельве, но все иное, не подвластное радиации и
одновременно порабощенное ею, потому что вне ее, за пределами каньона не
смогут жить ни деревья-скелеты, ни черепахи-шары. Вот так-то, друзья, не
пришельцы и не споры инопланетной жизни, а миллионолетний каприз природы.
за него Женэ.
трогать этот каньон. Он ценен сам по себе! Не как атомное горючее, а как
единственный в мире заповедник мутантов...
Здравствуй, сельва! Женэ смотрит на индикатор и говорит:
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Акунин Борис
Свержин Владимир
Каргалов Вадим