которой не дотянешься до бананов. Брось лопату - она уже не нужна". Кто
это сказал, я так и не понял, словно кто-то во мне, потому что, кроме
ребят, никого кругом не было. Ряженые бородачи вместе со своим сундуком
бесследно растаяли на солнце как мираж. "Наведенный", - добавил кто-то во
мне. "Кем?" - спросил я мысленно. "Не поймешь". - "А они кто?" -
"Привидения, которых вы так боитесь". - "А сундук?" - "Клад, который вы
ищете". - "Значит, он все-таки зарыт?" - "Нет, его смыла волна вместе с
твоим скелетом". - "Когда, где?" - безмолвно вскрикивал я, и кто-то в моем
мозгу хладнокровно, равнодушно парировал: "Должно быть, алчность всеобща.
Горсть золотых монет - и человек звереет. Я ощущаю это опять. Успокойся,
сундук разбило, а монеты на дне занесло песком. Слишком давно и слишком
глубоко для ваших водолазов".
прочитанной книги. Может быть, я тоже сошел с ума? Но мысленную подсказку
вспомнил: "Снеси их в лодку". Лодка все еще стояла в центре прозрачной
бухточки, а стащить в нее несопротивлявшихся юношей было не столь уж
трудно, тем более что они сразу пришли в себя, как только погрузились в
лодку. Внезапное сумасшествие, если только это было сумасшествием, прошло,
как летучая головная боль. Ребята рассказали о своих снах наяву: один был
футбольным мячом в матче двух американских колледжей, другой - счетной
машиной, вслух решавшей, как он выразился, оптимальный вариант перцептрона
на языке математических формул. Парень был филологом, о том, что такое
перцептрон, и понятия не имел, да и с математическими формулами еще в
школе не ладил. Тем не менее он точно повторил, как сомнамбула:
"Оптимальный вариант перцептрона". Вы переглядываетесь, вы знаете, что это
такое, а я нет, я просто запомнил пересказ парня и, уверяю вас, передаю
точно. Что случилось с последними двумя, можно было только предположить:
оба ничего не помнили, кроме блаженного состояния нирваны, что
свойственно, как известно, младенцам и наркоманам.
видел пиратов, пропавший клад, но почему так ясно и так реально все это
привиделось мне, спросить было некого. Несомненной для всех была только
связь физических и психических феноменов во время нашего пребывания на
острове. О моем индивидуальном феномене - странной мысленной беседе
кого-то с кем-то в сознании - я и не заикнулся. Честно говоря, побаивался
психиатрической экспертизы. Да и вообще о происшедшем все решили молчать:
не можем объяснить научно, так нечего подогревать суеверия.
Рослов, подумав, сказал по-русски:
перцептрона".
тому же Бермуды не американская, а британская колония.
красных. К некоторым островам нас и на полмили не подпустят.
сны и магнитные бури. Их взаимосвязь.
может действовать в разных сферах по-разному.
достаточно ли она безумна, чтобы быть правильной? Как бы Нильс Бор не
пожалел в гробу о сказанном.
она требует проверки на месте.
касаются. Пусть ими занимаются физики. Но психические явления, если только
это не плод фантазии нашего собеседника, предполагают наличие мощной
индукции. Что это за супериндуктор, какова его природа, организация, сфера
действия? Где он находится? В атмосфере? В воде? В коралловой толще
острова? Биологический или механический?
иной реакции. - Вы именно те, кто мне нужен: я уже давно навел справки.
Сайрус Мак-Кэрри не будет приглашать невежд и авантюристов. У вас есть
время, средства и английские визы. Почему бы вам по дороге в Лондон не
заглянуть в Гамильтон? Несколько часов на самолете - есть специальные
рейсы. Я обещаю вам интересный вояж, всяческое содействие местных властей
и встречу с привидениями "белого острова".
не владелец острова, не психиатр и не физик.
есть предчувствие большого открытия, господа.
3. ОБЕД У ГУБЕРНАТОРА
кузова, Рослов сел рядом с водителем - он любил встречную скорость пейзажа
в ветровом стекле автомобиля. Город как бы трансформировался в движении
геометрически и архитектурно: вертикальные плоскости срезали
горизонтальные, параллельные где-то пересекались вдали, летящие к небу
параллелепипеды из стекла и бетона вдруг расплющивались одноэтажностью
вилл и особняков, и причудливо закрученные цилиндры колонн открывались или
затягивались узорчатой чугунной сеткой ограды. К тому же город был
незнакомым и экзотическим - лоскуток полуевропейской, полуамериканской
цивилизации на белом коралловом острове в субтропической зоне Атлантики.
Даже с самолета Гамильтон привлекал своей подсиненной белизной, прихотливо
расшитой вечной зеленью тропиков, а сейчас, когда машина рассекала его
поперек от старинной французской гостиницы близ порта к загородному
бунгало губернатора, он показался Рослову еще более белым, словно
присыпанным блестящей сахарной пудрой.
коралловой сущностью острова и города. Шестидюймовая корочка почвы
позволила им украситься зеленью кедров и тамариндов, неистощимым буйством
цветов и трав, ухоженностью банановых и пальмовых насаждений. Но зелень
только расцвечивала белую канву коралла. Дома из коралла, белые коралловые
дороги в белом коралловом грунте, крыши и дворики из белых коралловых плит
- все это сохранилось и поныне, лишь кое-где уступив назойливому соседству
геометрических гигантов из стекла и бетона. К старомодным коралловым
виллам присоединились модернизованные отели и рестораны, универмаги и
казино, какие Рослов видел и в Довилле, и в Ницце, но здесь они не
подавляли провинциального и все же ослепительного белого великолепия
города.
и тут же прибавил: - Мне лично эта белая шелуха осточертела. Мечтаю о
доброй гранитной брусчатке.
Смайли все еще только присматривался. Не то чтобы он не понимал американца
- никакой загадочности ни в облике, ни в поступках Роберта Смайли и в
помине, как говорится, не было, но Рослов не забывал замечания Смайли о
"великом открытии", вскользь брошенного им при первом знакомстве, и
упорного нежелания его расшифровать эти слова. "Приедем - увидите", -
отвечал он на все наводящие и прямые вопросы.
подали тотчас же по прибытии в отель. Даже выкупаться в океане не удалось:
поговорив с кем-то по телефону, Смайли объявил им о приглашении на обед к
губернатору. Сэр Грегори Келленхем ожидал их всех у себя в загородной
резиденции. Он не баловал своим вниманием даже очень богатых европейских и
американских туристов, но советских ученых, да еще с такой высокой
международной репутацией, собирался принять с викторианским
гостеприимством. Этого требовала не только дипломатия, в которой сэр
Грегори был искушен еще со времени своей службы в министерстве иностранных
дел, но и простой человеческий интерес к новому для него типу людей.
Поэтому, кроме двух русских и одной польки, к обеду ожидались близкие
друзья губернатора: директор местного географического музея, настоятель
собора английской епископальной церкви и начальник полиции острова, не
менее лорда Келленхема заинтересованные в знакомстве с гостями из Москвы и
Варшавы. Что успел рассказать о них Смайли губернатору, Рослов не знал, но
прием, по-видимому, ожидался не официальный, а частный, то есть наиболее
для них желательный. "Сразу возьмем быка за рога", - пообещал Смайли.
разговор за столом долго не позволял перейти к заветной теме. С легкой
руки гостеприимного хозяина, немолодого, но моложавого англичанина с
заметной военной выправкой и чем-то напомнившего Рослову доктора Ватсона с
иллюстраций к рассказам о Шерлоке Холмсе, даже тень чопорности и присущей
британцам сдержанности не омрачила застольной беседы. Кроме Янины за
столом присутствовала только одна женщина - леди Келленхем, жена сэра
Грегори, не выпадавшая или старавшаяся не выпадать из "костра радушия",
общими усилиями зажженного за обедом. Ни епископ, подчеркнуто
представившийся как "мистер Джонсон", чтобы избавить советских гостей от
Русанов Владислав
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман
Андреев Николай