Чтение 4–й страницы книги ~Хождение за три мира~

меня не то недоверчиво, не то равнодушно, - что было потом?

Я недоуменно пожал плечами.

- Не помнишь?

- Не помню.

Я действительно ничего не помнил и только по возвращении узнал от Гали
о том, что произошло у нее дома.

- Бред, - сказал я.

Галя, с ее любовью к точным формулировкам, сейчас же поправила:

- Если бред, то очень последовательный. Как хорошо отрепетированная
роль. Так не бредят. И потом, бред - это симптом болезни, а ты не
производил впечатления больного.

- А обморок на бульваре? - вмешалась Ольга. - И в такси?

Она как врач искала медицинских объяснений. Но Галя по-прежнему
сомневалась:

- А что же между обмороками?

- Какое-то сомнамбулическое состояние.

- Что я, лунатик? - обиделся я.

- Если это сон, то наяву, - насмешливо уточнила Галя. - И потом, мы
видели этот сон, а не он. Кстати, о снах: ты все еще видишь их?

- При чем здесь сны? - буркнул я. - Я был в обмороке и никаких снов не
видел.

Я хорошо понимал, что Галина никого не мистифицирует. Поэтому ее
рассказ о моих похождениях в сомнамбулическом состоянии - пришлось
все-таки прибегнуть к такой оценке моего поведения - меня сильно
встревожил. Я никогда не падал в обморок, не гулял по карнизам в лунные
ночи и не терял памяти. Но разумных объяснений случившегося найти не мог.

- Может быть, гипноз? - предположил я.

- А кто это тебя загипнотизировал? - поморщилась Ольга. - И где? В
редакции? На бульваре? Чушь!

- Чушь, - согласился я.

- А ты, случайно, не пишешь фантастической повести или романа? - вдруг
спросила Галина. - Твое довольно толковое сообщение о множественности
миров меня даже заинтересовало... Понимаешь, Ольга, - засмеялась она, -
два смежных мира в пространстве, как подобные треугольники. И там, и здесь
- Москва; и там, и здесь - Сергей Громов. Только тебя нет. Там он на мне
женат.

- Так тайное становится явным, - пошутила Ольга. - И сомнамбула,
конечно, это гость из другого мира в Сережкином обличье?

- Он мне так и объяснил. Москва, говорит, такая же, только немножко
другая. Памятник Пушкину у нас на площади, а у них на бульваре. Я чуть не
расхохоталась.

Ольга почему-то задумалась.

- А знаешь, что можно предположить? - оживилась она: ей все-таки очень
хотелось найти разумное объяснение, как и мне. - Сережка ведь знал, что
памятник когда-то перенесли? Знал. Так, может быть, такая записанная в
мозгу информация и определила этот бред? Возбуждение, сигнал - и
пожалуйте: миф о смежном и подобном мире.

У меня эти рассуждения вызвали только досаду.

- Слушаю вас, и уши вянут. Какой-то новый вариант стивенсоновской
сказки. Прямо доктор Джекиль и мистер Гайд. Только кто Джекиль и кто Гайд?

- Ясно кто, - отпарировала Галя, - себя-то ты не обидишь.

Ольга не поняла:

- Вы о ком?

- Оленька, - сказал я, - это агенты международного империализма,
переброшенные к нам на самолете без опознавательных знаков.

- Я серьезно.

- И я серьезно. Есть такой английский писатель, по фамилии Стивенсон.
Читают его обычно в юности. Даже медики. Для них, кстати, этот рассказ
почти пособие по курсу психиатрии, ибо Джекиль и Гайд - это, по сути дела,
один человек, вернее, квинтэссенция добра и зла в одном человеке. С
помощью открытого им эликсира, или, на языке медиков, некоей смеси
сульфаниламидных препаратов и антибиотиков, благородный Джекиль
превращается по ходу действия в подлеца Гайда. Изложил точно? - спросил я
Галю.

- Вполне. Поищи в карманах - может быть, Гайд оставил какие-нибудь
следы своего превращения?

Я порылся в карманах и выбросил на стол пакетик с таблетками от
головной боли.

- Должно быть, вот это. Я тройчатки не покупал.

- Может быть, это ты ему положила? - Галя спросила Ольгу.

- Нет. Наверно, это купил он по дороге домой.

- Ничего я не покупал, - рассердился я, - и вообще я не был в аптеке.

- Значит, это был Гайд. А других следов он не оставил?

Я машинально провел рукой по нагрудному карману.

- Погоди. Блокнот не на месте. - Я вынул блокнот и раскрыл его. - Тут
что-то написано. Где мои очки?

- Дай сюда. - Галя вырвала блокнот и прочла вслух: - "Если со мной что
случится, дайте знать жене, Галине Громовой. Грибоедова, 43. Сообщите
также в Институт мозга профессорам Заргарьяну и Никодимову. Очень важно".
Даже подчеркнул, что очень важно, - засмеялась она. - А Галя, конечно,
Громова. Я же говорю, что бред последовательный. Только почему Грибоедова?
Старо-Пименовский - это улица Медведева.

- А есть ли у нас улица Грибоедова? - спросила Ольга. - Я что-то не
слышала.

- Есть, - вмешался я. - Это бывший Малый Харитоньевский. Только такого
дома там нет. Видимо, Гайд имел в виду какой-то проспект, а не улицу.

- А кто это Заргарьян? - заинтересовалась Галя. - Никодимова я знаю.
Это физик, и, между прочим, довольно крупный. Только он не в Институте
мозга, а в Институте новых физических проблем. А кто такой Заргарьян, не
знаю.

- А ведь это не Сережка писал! - вдруг воскликнула Ольга. - Не его
почерк... хотя у "в" такая же закорючка и палочка у "т" такая же.
Посмотри.

Я нашел очки и прочел запись.

- Почерк-то похож. Я студентом так писал. А газетная писанина почерк
испортила. Сейчас я так не напишу.

Я повторил в блокноте запись. Она сильно отличалась от первой.

- Да-а, - протянула Галя, - графологической экспертизы не потребуется.
А может быть, почерк меняется в сомнамбулическом-состоянии?

- Не знаю. Это - область психиатрии. Какое-то молниеносное психическое
расстройство. Иначе я объяснить не могу. И мне все это очень не нравится,
- сказала Ольга.

- Мне тоже, - подтвердила Галя.

Она читала и перечитывала обе записи в моем блокноте. На лице ее
отражалась не только сосредоточенная работа мысли, но и сдержанная
тревога: ясный, логический ум Гали не хотел отступать перед необъяснимым.

- Ну просто объяснить не могу. Хотя бы не научно, а только логически,
житейски так сказать. Совершенно здоровый психически человек - и вдруг
какая-то сомнамбула! Ну, обмороки - это понятно, врач найдет объяснение. А
бред о множественности миров - это какая-то цитата из фантастического
романа. И эти просьбы о ночлеге, о крыше над головой, когда у человека
собственная отдельная квартира.

- Очевидно, мой Гайд искал убежища, - засмеялся я. - Не мог же он пойти
в гостиницу.

- Вот это мне и не нравится. Гипотеза о Гайде объясняет все. Но я
предпочитаю иметь дело с наукой, а не с фантастикой. Хотя... здесь все
фантастично. Ну, почему ты напросился к Лене? Ты же не знал, что она живет
у меня.

- Я и сейчас этого не знаю. Я Ленку десять лет не видал. Даже не
представляю себе, как она выглядит.

Моя авантюра в Галином рассказе удивила меня больше всего. Мы с Леной
не встречались, не переписывались; вероятно, даже забыли о существовании
друг друга.

- Это его пассия? - спросила Ольга.

- Мы все вместе учились еще в школе, до войны. Вместе собирались на
медфак. Да не вышло: Сережка с Олегом ушли на фронт, а я предпочла физику.
Только Ленка поступила на медицинский. Кажется, она действительно была
влюблена в тебя.

- В Олега, - сказал я.

- Все девчонки за ним бегали, - вздохнула Галя, - а я самая несчастная.
Выиграла и потеряла. - Она поднялась. - Мир дому сему, а мне пора. Совет
детективов окончен. Шерлок Холмс предлагает экскурсию в область физики.

- Психики - ты хочешь сказать.

- Нет, именно физики. Я бы поинтересовалась Заргарьяном и Никодимовым и
тем, что они делают в Институте новых физических проблем.

- Зачем? - удивилась Ольга. - Я бы обратилась к психиатру.

- А я бы к Заргарьяну. Кто такой Заргарьян? Чем он занимается? Связан
ли с Никодимовым? И если связан, то в какой именно области? Ты
когда-нибудь слыхал эти фамилии? - обратилась Галя ко мне.

- Никогда.

- Может быть, читал где-нибудь и забыл?

- И не читал, и не забывал.

- Вот это и есть самое интересное в твоей сомнамбулической истории.
Физика, милый, физика. Институт новых физических проблем. Новых, учти!
Знаешь что? - обратилась она к Ольге. - Позвони Зойке и узнай о
Заргарьяне. Она всех знает.

Зойке мы решили позвонить утром.