мраморе? Нет, никакой игры света здесь не было и не могло быть. Книжная
полка стояла в темном углу комнаты.
обкуренная трубка. Пять минут назад ее не было. Мало того, ее вообще не
было: я никогда не курил трубку. И в довершение всего я узнал ее: трубка
принадлежала Доуни. Он курил ее вчера, когда мы разговаривали у входа в
аудиторию.
Или я бессовестно стащил ее у него? Но Доуни не рассеянный профессор из
комиксов и я не клептоман. Да и память у меня еще не отшибло: в последний
раз я видел эту проклятую трубку в зубах у Доуни.
ее несколько минут спустя.
коттеджа Доуни. Я по-прежнему был игрушкой мистических сил. Еле-еле
дождался ленча и успел захватить Вэла и Сузи в нашем кафе. Там и состоялся
уже упомянутый мной разговор о рассказе Мопассана со странным названием
"Орля".
писателя.
нашим участием.
действии. Надеюсь, что мы ему не помешаем.
только движение элементарных частиц, волн и полей. Вот и попробуем научно
проанализировать трюки Орля.
энергия. Нечто объяснимое уровнем нашей науки или требующее привлечения
наук завтрашнего дня, вроде телекинеза и телепортации, невидимости и
сверхпроходимости. Поживем - увидим.
страшно. Может быть, Орля соблазнится и вступит в прямой контакт. Так и
порешили. Скоротав томительный вечер в "пабе", мы втроем пересекли улицу и
явились во владения Розалии Соммерфилд часам к одиннадцати, за час до
времени привидений, вампиров и ведьм.
двенадцатого, а без пяти час. Не час ночи, а час дня.
салфеткой и посмотрим наутро, что он или оно отведает.
пробкой и булку на тарелке, аккуратно прикрыв ее салфеткой. Подождали
чудес, но чудес не было - все оставалось на своих местах, ничто не
двигалось, не исчезало и не гасло. В двенадцать легли спать - мы с Вэлом в
столовой, Сузи в кабинете на плюшевом диванчике у открытой к нам двери:
ядерная физика не спасала ее от страха перед дедовскими поверьями.
Вэл тоже поднялся на локте.
стол и ковер под столом. А вода смерзлась в кусок льда, раздавивший стенки
графина. Звон треснувшего стекла на столе и разбудил нас. Только булка под
салфеткой лежала нетронутой.
на стол с грохотом утюга. - Чистый металл, вернее, сплав, оформленный в
виде булки.
найдено. Мы могли сотни раз спрашивать друг друга: кто, когда, как и
зачем, но ответа ни у кого не было.
его очевидны, но непонятны. Что дальше? Продолжать опыты. И ждать.
И не подобный нашему разум. Но разум. Во всех его, казалось бы, алогичных
проявлениях своя логика - стремление понять мир окружающих нас вещей,
материальных форм, твердых, жидких, газообразных, органических и не
органических. Думаю, что он не враждебен жизни. Земной жизни. Может быть,
это и поспешное заявление, но в действиях его я не вижу вреда. Свечи
гаснут, но не ломаются, лампочки зажигаются, но не перегорают, бюст
Шекспира исчезает, но возникает снова на том же месте, трубка переносится,
но не пропадает. С водой, булкой и молоком - элементарные эксперименты, по
существу безобидные попытки познать или видоизменить материал. Ни одному
из нас не причинено ни малейшей боли, даже мухи вон спят живехонькие.
не сослался на общеизвестное гамлетовское "есть многое, Горацио, на свете"
- Шекспир и Бен Джонсон не ограничили его кругозора. Не то что у Сузи с ее
точнейшей наукой. На вопрос Вэла: "Твой ход, Сузи?", она так и ответила:
объяснения.
главе, еще неизвестной людям.
ушли. Они не будили меня, зная, что спешить мне некуда, что проверкой
курсовых работ на кафедре я буду занят во второй половине дня. Проснулся я
легко, с ясной мыслью, без малейшей тревоги, так томившей меня вчера.
Следов ночных событий уже не было: Вэл и Сузи обо всем позаботились.
Молочник вымыли, осколки стекла убрали, а к булке приложили записку с
лаконичным приглашением: "Можешь отведать". Я осторожно надавил ее
пальцем... И что бы вы думали? Металлическая булка снова стала съедобной,
только чуть зачерствевшей со вчерашнего вечера. Никаких других изменений
не наблюдалось, все находилось в обычном порядке, ничто не пропало. Вода в
кране текла, душ работал, свет горел.
"Таймса", "Дейли миррор" и коммунистической "Морнинг стар", куда я
заглядываю по настоянию Вэла, дабы не ограничивать свой кругозор
твердолобым самомнением тори и желтой безответственностью Флит-стрит
[улица в Лондоне, где находится большинство редакций английских буржуазных
газет]. Обычно я делаю это основательно; проглядываю хронику происшествий,
иностранные телеграммы, отдельные статьи прочитываю целиком и решительно
пропускаю объявления, спорт и биржевые курсы за отсутствием у меня акций и
процентных бумаг. Но на этот раз я по неизвестной и непонятной для меня