кабинет, откуда доносился запах крепкого кофе, и объявил, что, когда дом
взорвется, пусть его не упрекают в том, что он не предупредил полицию.
позавтракать, долго добирался из Ир-ганим в Неве- Яаков, пропустив занятие
в ешиве, а потом случилось то, о чем его предупреждал И.Д.К. и о чем он
размышлял всю дорогу, и теперь голодный и трясущийся от возбуждения и
страха ешиботник готов был запустить в закрытую дверь собственным
ботинком, лишь бы на него обратили внимание.
вошел в кабинет.
облагораживает речь, но при виде мрачного комиссара заученнные слова
вылетели из головы, и Илья Давидович, запинаясь, сказал только:
квартиры.
приказал оцепить дом и лишь после этого спросил посетителя, на вид
типичного ешиботника, с чего тот решил, что в мешке бомба.
прочитать в любом учебнике истории еврейского народа:
Синай. Одиннадцатая заповедь. В ней все сказано.
тревогу, но тут (на счастье будущего Мессии, ибо иначе его ждали крепкие
тумаки) аппарат зазвонил сам, и полицейский доложил, что у двери указанной
квартиры действительно что-то лежит. Что-то, похожее на заплечный мешок,
довольно грязный, и в нем наверняка какой-то твердый предмет с острыми
углами. Может, и бомба. Во всяком случае, не яблоки.
руководить операцией.
прошло хорошо. Все прошло так, как было задумано. Только бы дальше не
сорвалось. Илья Давидович вспомнил свой долгий вчерашний разговор с
тронутым на компьютерах физиком и внутренне улыбнулся. Фанатик. Кремер
никогда не был фанатиком, он знал свою способность - идти вслед, это он
умел. И еще он умел идти вслед так, чтобы сам ведущий оставался в тени, а
вот таланты ведомого были оценены по достоинству. В родном Киеве кто
считался лучшим специалистом по цветной фотографии, кого приглашали
снимать на все престижные торжества? Его, Илью Кремера, двадцать лет
проработавшего в ателье на Крещатике. А кто знал, что истинным мастером
был не Кремер, а его помощник Карен Восканян, тщедушный мужичонка, умевший
как никто правильно поставить свет, выбрать ракурс, обработать
фотоматериал? Но Карен был страшно некоммуникабелен, открыть рот для него
означало - умереть. Он оставался на вторых ролях, и его это устраивало.
восемьдесят восьмом, когда на далеком Кавказе началась заварушка по
нелепой причине - кому должен принадлежать Карабах, - в Карене вдруг
проснулось национальное самосознание. Кремер знал эту общую армянскую
черту: национализм, который просыпается в самый неподходящий момент. Что
понимал Карен, не знавший ни географии, ни истории, в проблеме Карабаха,
которая, по мнению Ильи Давидовича, была вообще высосана из пальцев
партийных секретарей двух республик? Ничего он не понимал, кроме одного:
наших бьют. В январе девяностого, после бакинских погромов, он принес
заявление об уходе и отправился в Ереван, чтобы предложить услуги в
качестве фотокорреспондента с места боевых действий. Слава Богу, что не в
качестве Александра Матросова.
прахом. Заработки упали, клиенты начали понимать, что исчезнувший в горах
Карабаха Восканян был вовсе не заштатным шестеркой при мастере-шефе.
Потерять репутацию - потерять все.
юг как перелетные птицы. Хуже, чем здесь, не будет, - сказала любимая жена
Дина, когда Илья Давидович заявил, что пора ехать. Лучше бы, конечно, в
Америку, но туда дорога уже прикрыта, а родственников в штате Айдахо у
Кремеров отродясь не было...
кого-нибудь около этого мешка?
Это тебе не борьба с палестинским террором. Полицейский уже знает, что
находится внутри мешка, от этого не уйдешь, он просто вынужден будет
действовать. Илья Давидович пока не очень понимал механику придуманного
И.Д.К. плана, но после вчерашнего разговора у него не возникало сомнений:
нужно выполнять все, что скажет этот человек. Впрочем, И.Д.К. не был уже
человеком в представлении Кремера.
очевидно, что Марк не в состоянии справиться с ней самостоятельно.
попросил к телефону комиссара полиции Северного Иерусалимского округа.
Моше, оказавшийся здоровенным детиной- марокканцем в форме сержанта,
втащил мешок и взвалил его на стол начальника.
Неве-Яакове обнаружен подозрительный мешок. Саперы не могли взорвать
предмет в жилом помещении. Проведенная операция разминирования показала,
что мешок не представляет собой опасности, но внутри оказался... э-э...
камень с выбитой на нем надписью. Судя по виду, древний... Да, с
археологами я свяжусь, но... Нет, господин Кацар, не по телефону. Что?
Непременно буду докладывать...
описанный им в разговоре плоский камень, на одной поверхности которого
действительно был выбит текст - строчек двадцать или двадцать пять. Камень
выглядел старым, а надпись - сделанной Бог знает в какие времена,
некоторые буквы почти совсем стерлись, а иные выглядели так, будто
человек, выбивавший их, терял силы, и зубило соскальзывало, оставляя
неровные полосы.
издалека, стараясь разобрать написанное.
хотелось ему приглашать никого из бейт-кнессета, а этот ешиботник сам
оказался, вот пусть и разбирается.
столу и для начала округлил глаза:
Господь наш!..
потом.
Давидович и смолк, раздумывая над тем, правдиво ли он играет изумление и
растерянность.
пять тысяч семьсот пятьдесят девятого придет Мессия, сын Давида, в святой
город Иерусалим, отстроенный племенем твоим. И имя ему будет Элиягу
Кремер, и будет ему от роду лет сорок пять. И возвестит Мессия, сын
Давида, царствие мое, и возродится племя иудейское, и воздвигнется Храм
мой. А народы, не избранные мной, воскликнут: где племя твое? Ибо одни
останутся они пред ликом моим. И сказал Моше: что делать, Господи? И
сказал Господь Моше, говоря: трудиться во имя мое. Не нарушать заповедей
моих. Знать место свое, путь свой. Не здесь, в пустыне Синайской, и не
там, в земле Ханаанской, подаренной мной. Но везде..."
он оказался перед выбором, который должен был сделать сам, и выбор этот
касался не его лично, а всего народа его, и он трусил, он был самим собой
и не трусить не мог, но он был ведомым по сути своей и попал уже в
психологическую кабалу к личности, куда более значительной, и не мог при
этом не возвыситься сам. Хотя бы в мыслях своих.
не было тоже. Но Илья Давидович боялся. Что в этом странного?
сообщить о находке, важность которой он, несмотря на всю свою нелюбовь к
пейсатым, отлично понимал.
означало - не раньше завтрашнего утра. Рав Бейлин из Большой синагоги,
мучаясь одышкой, пробормотал, что с Его помощью надеется разобраться, хотя
и понимает, сколь иллюзорны... Короче говоря, это означало, что Божьи
слуги прибудут немедленно.
синагоги и рав Йосеф Дари, которого оторвали от решения компьютерной
головоломки. Прибывшие устремились к лежавшему на столе камню, не обратив
внимания на Илью Давидовича, который, увидев собственное начальство, еще
плотнее вжался в угол, моля Бога сразу о двух несовместимых вещах: чтобы
его не увидели и чтобы на него непременно обратили внимание.
и сел рядом с пристукнутым ешиботником, явно не доросшим до понимания
сущности момента. Если можно говорить о некоем духе, запахе старины, то