Чтение 4–й страницы книги ~Странник~

хотелось спрашивать. Ему показалось, что он, наконец, понял Астахова.
Движение к цели, полное надежд, отрадней самого прибытия, - так писал
Стивенсон. Астахов ищет свой Остров сокровищ. Может быть, у него уже есть
карта, но никогда не хватит воли сесть на корабль и выйти в океан, чтобы
отыскать остров в безбрежных просторах.

- Что с тобой, Ким? - сказал Астахов. - Ты не слушаешь. Я говорю, что
три года назад мы жили с Олей в Минске. Тогда-то я понял: пришло время
сделать последнюю пробу.

"О чем он говорит, - подумал Ким, - какую пробу? Астахов - эрратолог,
он создал новую науку. Зачем ему звезды?"

- Опыт я провел на Минской статистической станции. И получил
результат. Верную идею. Работа моя закончилась. Я не сказал об этом никому
- даже Оле. Не мог заставить ее ездить со мной, начать все сначала.
Говоришь себе: дело прежде всего. А потом проходят годы... Жена. Дочь.
Друзья. Ученики. Опять все бросить. Уйти...

Астахов улыбнулся, и Ким, сам того, может быть, не подозревая,
позавидовал Ольге. Трудно им вдвоем, невидимая стена эрратологии стоит
между ними, и все же им хорошо. Ким подумал, что ему с отцом приходится
труднее, хотя внешне все прекрасно. Но ни отцу, ни матери не придет в
голову взвалить на сына часть своих забот. Когда родители переживают
какую-нибудь неудачу, осложнение, он в стороне. Ольга - нет. Может быть,
ей нелегко, но он, Ким, хотел бы... А Астахов боится. Все они, родители,
одинаковы. Они думают, что так - тихо и спокойно - жить легче? Да,
наверно, - внешне. А стена между ними станет расти, потому что все, что
любит Ольга в отце, - увлеченность, безумие стремлений - Астахов старается
теперь запрятать: для ее же блага. Стена вырастет до неба, и когда-нибудь
Ольга скажет отцу, как Ким скажет своему:

- У нас все разное, папа, даже сложности...

И неожиданно Ким, будто со стороны, услышал свой голое - напряженный
и тихий:

- Вы трус, Игорь Константинович...

Отец стоял у люка доставки и вкладывал в его разинутую пасть
книгофильмы и личные вещи. Ким взглянул на приборный щиток: шифр Уфы. Отец
захлопнул крышку, обернулся.

- Едем домой, - сказал он. - Рудник мы сегодня пустили, контроль
теперь понадобится лет через пять.

- Мы уезжаем, - сказал Ким. - А школа?

- Вернешься в старый класс, к учителю Гарнаеву.

Помолчали.

- Ты встретишь другого Астахова, - мягко сказал отец. - Наконец,
существуют стереовизоры.

- Конечно, - вздохнул Ким. Как же так, сразу? Он еще не додумал. Это
очень важно для него - понять все, что связано с Астаховым, с Ольгой. Он
не может так уехать. Что подумает Ольга? Укатил домой - тихо, спокойно.

- Я хотел бы остаться на несколько дней, - нерешительно заговорил
Ким.

- Оставайся, - неожиданно легко согласился отец. - Оставайся до конца
семестра. А я не могу - работа...

Утром, когда Ким с ребятами ждал Астахова, в класс вошла высокая
женщина, педагог старшей группы. Ким понял сразу, сказал:

- Можно мне выйти?

Он побежал через корт - так было короче - и сорвал у кого-то игру.
Ольга сидела на ящике с моделями непостроенных космолетов.

- Не могла сообщить? - сердито спросил Ким. - Куда вы едете? Зачем?

- Кому сообщать? Папа сказал, что ты улетел вечерним рейсом. Я сама
не знаю точно, куда мы едем. Кажется, на Фиджи... И все из-за тебя.

"Вы трус, Игорь Константинович".

- Не понимаю, - сказал Ким.

- Будто? Ты наговорил вчера столько глупостей. Целый вечер папа ходил
по комнате. Потом спросил: "Ты тоже считаешь, что я трус?" Представь, что
твой отец спросит у тебя такое. Пока я соображала, папа пошел говорить по
стереовизору. Тогда ему и сообщили, что Яворские уехали. Наверно, твой
отец сдал местный номер. Папа связался с Фиджи. Там работает Годдард...

- Годдард. Направленные мутации человека, - вспомнил Ким.

- Это тебе, - Ольга протянула Киму капсулу с микрофильмом. - Я должна
была отослать в Уфу, но раз ты здесь...

"Не может быть, что это только из-за меня", - подумал Ким. - Конечно,
Астахов хотел вернуться к работе, хотел и не решался. Неустойчивое
равновесие - достаточно было малого толчка, одной не очень умной, но злой
реплики, и решение принято.

- Ты рада, что едешь? - спросил Ким.

Ольга пожала плечами:

- Будет трудно...

Ким видел: она и смеется, и плачет. Губы дрожат, а глаза улыбаются.
Пусть Ольга не отвечает. Она считает, что отец прав, и это главное.

Ким вставил капсулу в проектор.

- Из трехсот тысяч идей машина выбрала одну и сделала ее центром
новой гипотезы...

Голос Астахова будто раздвинул невидимую преграду. На скале у обрыва
стоял гигант, закованный в цепи. Он пытался сбросить путы, но тяжелая цепь
лежала недвижимо.

- С прикованным гигантом сравнил человека автор идеи, - сказал
Астахов. - Человек покорил природу, но не научился управлять собственным
телом. Можем ли мы усилием воли изменить цвет глаз? Замедлить рост ногтей?
Регулировать работу сердца? Нет, потому что не хватает сил - биотоки
слишком слабы, они могут передать в клетку сигнал, но заставить ее
работать в ином режиме биотоки не в состоянии. Нужно усилить сигналы
мозга!

Скала дрогнула, гигант распрямил плечи и, неожиданно освободившись от
цепи, мощным движением бросил ее в пропасть.

- Ошибочная, наивная идея, - сказал Астахов. - Дело не в слабости
биотоков. Аппарат наследственности исключительно сложен и устойчив.
Наследственность - вот наши цепи. Природа поступила как инженер прошлого
века: создала механизм очень надежный, но не способный к быстрым
изменениям. А вот вторая ошибочная идея.

Изображение подернулось туманом, и Ким, будто на объемной модели,
увидел длинную извивающуюся спираль.

- Наше тело построено из кирпичиков-молекул. Какое расточительство!
Все равно, что закладывать в фундамент дома не кирпичи, а электронные
осциллографы. Молекула сцеплена из атомов, атомы - из элементарных частиц.
Природа искала и ошибалась, конструируя живое, и выбрала кирпичи слишком
массивные и сложные.

Двойная спираль - молекула ДНК - на глазах у Кима рассыпалась,
брызнули осколки, невидимая пушка разбивала их на атомы, на отдельные
частицы.

- Нужно строить живое из элементарных частиц. Поручить хранение
наследственной информации спрессованным в плотный комок нейтронам,
протонам, электронам... Ошибочная идея. В мире элементарных частиц глава -
принцип неопределенности. Наш элементарный ген окажется подвержен самым
неожиданным мутациям. Попробуйте хранить что-то в сосуде, который вечно
меняет форму, размеры, а то и просто расплывается лужицей не столе...

Голос Астахова на секунду исчез, из глубины проектора будто полилось
пространство: черное, огромное - вся Вселенная со звездами и галактиками.
Ким мчался куда-то, он не видел себя, но знал - он не в звездолете, он
просто бродит среди звезд с вещмешком за плечами, в стоптанных ботинках...

- Две ошибки. Машина объединила их. И еще тысячи... Появилась идея.
Построим ген из элементарных частиц и будем управлять им с помощью
биотоков. Принцип неопределенности станет союзником, он будет расшатывать
систему, помогать слабым сигналам мозга. Человек сможет стать камнем, или
птицей, или лучом света... Местом его странствий будет Вселенная...

- Помоги, - сказала Ольга, и Ким поднял тяжелый ящик, отнес к
махолету. У кабины, под ветром трепещущих крыльев, постояли.

- Ты сообщишь свой адрес? - спросил Ким.

- Не-а, - протянула Ольга, глядя вверх, крылья выходили на рабочий
режим. - Зачем? Ты и сам знаешь, чего хочешь...

Звездолет был птицей - огромным бело-черным лебедем с распростертыми
крыльями звездных датчиков, с длинной гибкой шеей, отделявшей генераторные
отсеки от жилых помещений, и с маленькой изящной головой, в которой все
давно было знакомо и привычно, от слабого серого налета на пультовых
клавишах до зеленого чучела скалистой горлянки, привезенной Кимом с Марса
еще в бытность студентом. Это был его корабль, его душа и тело. Ким стал