отца.
Почему-то влюбленные упирают именно на этот факт - "С ним (или с ней)
можно что хочешь говорить!" - когда характеризуют предмет своей любви. Да
выйди на улицу и говори о чем угодно! Хоть с кем можно поговорить о чем
угодно, хоть - с трамвайным попутчиком: "Здрасьте!" "Цены сегодня
падают..." "Как это - падают???.." "А так!!! Падают и бьют всех по
головам." "До свидания!" "Какой приятный попутчик!" (Дома - жене.) "Какие
коты умные пошли! Я ему: "Цены падают!" А он - "Мур-р! Да-а!" (Тоже дома.
Второй жене.)
только живая? Или - только мертвая? Сарина замучила Томаса своими
философскими, понятными только ей одной, вопросами. Где истина? Как ее
найти? Очень трудно ответить на вопрос, если истина внутри тебя. Томас
молчал. Сарину раздражали его ответы: "Не знаю" или - молчание; и она
говорила одна, не прерываясь на то, чтобы его спросить. Какой смысл
спрашивать, если ответ не ясен?
он был монах, он был мужчина - то есть другой человек. Он впервые видел
девушку, которая не нуждалась ни в ком, и тем не менее пришла сюда и
говорила не столько с ним, сколько - около него. Сарина поставила Томаса в
тупик. Это иногда бывает даже с такими мужчинами, как Томас. Он хорошо
знал ее отца и ее деда - они вместе начинали жить в этой стране, даже их
дома - монастырь и падишаховый дом (об этом я расскажу позже) - были
построены одним архитектором и по одному проекту. Но дом, как собака,
имеет свойство приобретать лик того человека, который в нем находится.
Если дом Падишаха расползся в стороны, как лежащий на кровати
домовладелец, и расслабился донельзя - многочисленные комнатки внутри и
снаружи, перегородочки, ненужная роскошь, то дом монаха представлял собой
образец рационального использования пространства. Прямо из комнаты, что
напротив выхода (газетчики любят этот штамп - "что напротив выставки" или
- "дом, что рядом с домом") на втором этаже, шел коридорчик, и из него -
две дверцы. Одна вела в сад - по мелкой крутой лестнице, через арку и
ступеньки крыльца. Да что там - сад! Круто сказано! Пара кустов
можжевельника, привезенные монахом еще с родины - он их очень любил;
несмотря на то, что можжевельник не цвел, как кипарис или магнолия, куда -
в чашку цветка - зарываешь свой нос, и воздух вокруг становится
магнолиевым - мохнатые веточки рассекали его пальцы, когда он прикасался к
ним, а твердый ствол шуршал своей кожурой-корой и рассказывал далекие
истории, когда монах наклонялся и окапывал куст.
девятнадцати. Но, если встречаются два человека, они равны, независимо от
возраста и положения, если, конечно, хотят этого равенства. А Сарина в
свои девятнадцать лет забивала монаха глупыми вопросами, на которые он
давно нашел ответ - так давно, что забыл, какой ответ должен быть. Сарина
же, наоборот, искала. Поэтому ему хотелось, чтоб она ушла. Страсть к
познанию не всегда полезна, особенно, если дело касается мужчины и
женщины.
себя свободной. Никто не стоял над душой, не выклянчивал любви (а Сарина
считала, что папа выклянчивает любовь - она его и так любит, что еще?).
Никто не прогонял ее и не звал остаться. Конечно, она бы предпочла, чтобы
монах звал ее - все мы хотим обожания; чтобы нас закидывали цветами,
лепетали нежные речи, а когда приходит обожание, становится так скучно,
что не знаешь, куда бежать.
мир. Почему так? Я ни с кем не могу ужиться." "А себя ты любишь?" -
спрашивал монах. Он не спрашивал, но она представляла, как он спросит, и
что она ему ответит - громадная умственная работа происходила в ней. Даже
укрывшись тонким ковром, она продолжала думать о нем - о его мыслях,
ответах ей, о своих мечтах - все ее мечты сводились к одной - она не
хотела быть, как все. Трудное осознание себя в мире и слитности с миром не
пришло еще к ней, а монах не понимал, как может быть иначе ведь он - часть
Сарины, и она - часть него. Любовь - только стремление к цели, а не сама
цель. Сама цель - мир.
мощный вязаный платок - не стоило шутить с природой. Одетая женщина
интересней раздетой, а одетая до пят - интересней вдвойне. Так считают и
мужчины, и женщины. Ах, как здорово ходить в длинном платье! Оно льется за
тобой, как хвост, и складки прыгают на ветру, и ты - такая стройненькая,
просто прелесть!
туфельках - спереди. Платок на плечах тоже был ажурный. Все - темного
цвета. Сарина не любила яркого. Как ночь любит свои краски, так Сарина,
оглядев себя в зеркале, находила, что ей лучше светло-серый или бордо. Гри
де перл - говорили древние - жемчужный. Но жемчужного не было у нее.
Коричневый, в лучшем случае - серый. Зато волосы - прекрасны. Спускаются
по плечам и абсолютно прямые. Так льется река из серебра коричневого цвета
- тяжелые и теплые.
Но, как ни великолепен котенок, прыгающий у вас на ковре и смотрящий на
вас огромными зелеными глазами, - это котенок. Когда Сарина наклоняла
голову и смотрела на Томаса (как всегда, отстаивая очередную свою теорию -
например, что власть может быть обильной, но не очень), он подходил, и она
выпрямляла шею, смотря прямо вглубь него - она действительно смотрела
вглубь него, как мы смотрим в космос, а не на себя или - от себя. И Томас
чувствовал, что она проникает вглубь него, но не до самой глубины. Что мы
видим, глядя на небо? Темноту и звездочки в ней. Что видела Сарина в
Томасе? Возможно, многое, но не до конца. А ей хотелось до конца. "Не
понимаю, - бормотала она, залезая в постель, - не понимаю."
откровенно - домом. То же расположение комнат с небольшими изменениями,
которые Сарина сразу же выучила. Две дверцы - одна ведет в сад, другая -
тайный ход. Но тайный ход давно зарос травой и грязью, и ходить по нему
нельзя. Это Сарина узнала от Томаса. Томас провел ее и показал ей - но она
скорее бы умерла, чем прикоснулась к нему - чем сильнее манит нас любовь,
тем мучительней последние шаги, и Сарина думала вполне прозаически:
"Почему он не любит меня? Почему мы не можем жить, как все люди? (Хотя она
первая отрицала принцип "жить, как все") - И прочую ерунду, которую думают
женщины, когда хотят замуж. Вы думаете, женщина рождается в первую ночь?
Ошибаетесь, мои дорогие. Женщина рождается из желания стать женщиной, то
есть, попросту говоря, властительницей мира.
настоящая родина - та, что осталась, манила его. Он видел, что ход
зарастает травой, а могучие лестницы рушатся, и, встав рядом, но - в двух
шагах от Сарины - он думал: "Где моя родина? Где?"
пояс, опоясывал здание. Каменные перила холодили руки, когда люди на них
опирались, но сейчас Сарина стояла, обняв сама себя руками, а Томас не
нуждался в подпорках. Они молчали. Сарина чувствовала, что сказала все,
что знала. А теперь чувствовала, что думает Томас. Мысли его были далеко.
Так далеко, что Сарина не могла разобрать, где. Он сел на каменный выступ,
который шел чуть ниже перил - спиной к саду и лицом к Сарине. Он впервые
оказался ниже ее.
много кипарисов, и воздух над ними свежий, густой, а чуть дальше - за
границей - видны были цветные плитки, которыми папа-Падишах выложил
границу. Ее никто не охранял - да и кому она нужна? Но каждый порядочный
человек считал своим долгом покинуть страну именно в золотые ворота,
которые выстроил Падишах в двух днях пути от своего дома - чтобы все
видели, что он богат! А на забор денег не хватило. Но и что! Так лучше! И
те, кто покидал страну на время - независимо от границ, люди живут там,
где им удобнее - старались пройти под этими воротами, чтобы было что
вспомнить. Томас тоже хотел покинуть страну легально. Хотя вот он - лес.
Прямо за цветными плитами и кипарисами, так, что тени от елей падали на
чужую территорию, росли ели, липы и эвкалипты. Не знаю, в какой меловой
период это происходило, но это сочетание - ели и эвкалипты - помню точно.
У меня на столе до сих пор лежит - рядом с лазерным приемником - веточка
от эвкалипта, шишка ели и шишечка кипариса с раскрывшимися створками, так
что семена высыпались и разбросались по комнате от ветра - я еще хотела
посадить, чтобы на балконе вырос эвкалипт - растут же пальмы в горшках!
Или кипарис - на память о том путешествии.
названия звезд. Для Томаса они все были - звездочки. Сарина ушла
раздосадованная. А говорят еще, что эти монахи предсказывают будущее по
звездам! Она хотела, чтобы Томас сказал ей: "Я люблю тебя. Я хочу быть с
тобой. Я хочу, чтобы ты была со мной." Но ничего такого не было.
души. Когда мы хотим чего-то, не можем об этом сказать. А скажем - и
волшебная цель уплывает куда-то далеко, и на месте нее - обыденность,
вроде этого одеяла - Сарина сидела, полуприкрывшись одеялом, в легком
ночном халате из пестрых кусков материи - тогда еще не умели ткать
Пехов Алексей
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Мацумото Сэйте
Буркатовский Сергей
Василенко Иван