ходные состояния. Сознание очень медленно начало возвращаться ко мне.
Мне кажется, мое сознание было пробуждено острым чувством боли в области
шеи. Боль постепенно затихала. В то время я не понял, что это значит.
Когда мы с Керном делали опыты оживления собачьих голов, отсеченных от
тела, мы обратили внимание на то, что собаки испытывают чрезвычайно ост-
рую боль после пробуждения. Голова собаки билась на блюде с такой силой,
что иногда из кровеносных сосудов выпадали трубки, по которым подавалась
питательная жидкость. Тогда я предложил анестезировать место среза. Что-
бы оно не подсыхало и не подвергалось воздействию бактерий, шея собаки
погружалась в особый раствор Ринген-Локк-Доуэль. Этот раствор содержит и
питательные, и антисептические, и анестезирующие вещества. В такую жид-
кость и был погружен срез моей шеи. Без этой предохранительной меры я
мог бы умереть вторично очень быстро после пробуждения, как умирали го-
ловы собак в наших первых опытах. Но, повторяю, в тот момент обо всем
этом я не думал. Все было смутно, как будто кто-нибудь разбудил меня
после сильного опьянения, когда действие алкоголя еще не прошло. Но в
моем мозгу все же затеплилась радостная мысль, что если сознание, хоть и
смутное, вернулось ко мне, то, значит, я не умер. Еще не открывая глаз,
я раздумывал над странностью последнего припадка. Обыкновенно припадки
астмы обрывались у меня внезапно. Иногда интенсивность одышки ослабевала
постепенно. Но я еще никогда не терял сознания после припадка. Это было
что-то новое. Новым было также ощущение сильной боли в области шеи. И
еще одна странность: мне казалось, что я совсем не дышал, а вместе с тем
и не испытывал удушья. Я попробовал вздохнуть, но не мог. Больше того, я
потерял ощущение своей груди. Я не мог расширить грудную клетку, хотя
усиленно, как мне казалось, напрягал свои грудные мышцы. "Что-то стран-
ное, - думал я, - или я сплю, или грежу..." С трудом мне удалось открыть
глаза. Темнота. В ушах смутный шум. Я опять закрыл глаза... Вы знаете,
что когда человек умирает, то органы его чувств угасают не одновременно.
Сначала человек теряет чувство вкуса, потом гаснет его зрение, потом
слух. По-видимому, в обратном порядке шло и их восстановление. Через не-
которое время я снова поднял свои веки и увидел мутный свет. Как будто я
опустился в воду на очень большую глубину. Потом зеленоватая мгла начала
расходиться, и я смутно различил перед собою лицо Керна и в то же время
услыхал уже довольно отчетливо его голос: "Пришли в себя? Очень рад вас
видеть вновь живым". Усилием воли я заставил мое сознание проясниться
скорее. Я посмотрел вниз и увидел прямо под подбородком стол, - в то
время этого столика еще не было, а был простой стол, вроде кухонного,
наскоро приспособленный Керном для опыта. Хотел оглянуться назад, но не
мог повернуть голову. Рядом с этим столом, повыше его, помещался второй
стол - прозекторский. На этом столе лежал чей-то обезглавленный труп. Я
посмотрел на него, и труп показался мне странно знакомым, несмотря на
то, что он не имел головы и его грудная клетка была вскрыта. Тут же ря-
дом в стеклянном ящике билось чье-то человеческое сердце... Я с недоуме-
нием посмотрел на Керна. Я еще никак не мог понять, почему моя голова
возвышается над столом и почему я не вижу своего тела. Хотел протянуть
руку, но не ощутил ее. "В чем дело?.." - хотел я спросить у Керна и
только беззвучно шевельнул губами. А он смотрел на меня и улыбался. "Не
узнаете? - спросил он меня, кивнув по направлению к прозекторскому сто-
лу. - Это ваше тело. Теперь вы навсегда избавились от астмы". Он еще мог
шутить!.. И я понял все. Сознаюсь, в первую минуту я хотел кричать, сор-
ваться со столика, убить себя и Керна... Нет, совсем не так. Я знал
умом, что должен был сердиться, кричать, возмущаться, и в то же время
был поражен ледяным спокойствием, которое владело мною. Быть может, я и
возмущался, но как-то глядя на себя и на мир со стороны. В моей психике
произошли сдвиги. Я только нахмурился и... молчал. Мог ли я волноваться
так, как волновался раньше, если теперь мое сердце билось в стеклянном
сосуде, а новым сердцем был мотор?
не он, вы победили бы астму и были теперь здоровым человеком... Он вор и
убийца, и вы помогаете ему вознестись на вершину славы. Вы работаете на
него. Он, как паразит, питается вашей мозговой деятельностью, он сделал
из вашей головы какой-то аккумулятор творческой мысли и зарабатывает на
этом деньги и славу. А вы!.. Что дает он вам? Какова ваша жизнь?.. Вы
лишены всего. Вы несчастный обрубок, в котором, на ваше горе, еще живут
желания. Весь мир украл у вас Керн. Простите меня, но я не понимаю вас.
И неужели вы покорно, безропотно работаете на него?
последней человеческой возможности: покончить с собой.
Керн пользуется моим мыслительным аппаратом. В конце концов какое значе-
ние имеет имя автора? Важно, чтобы идея вошла в мир и сделала свое дело.
Я бунтовал только потому, что мне тяжко было привыкнуть к моему новому
существованию. Я предпочитал смерть жизни... Я расскажу вам один случай,
происшедший со мной в то время. Как-то я был в лаборатории один. Вдруг в
окно влетел большой черный жук. Откуда он мог появиться в центре громад-
ного города? Не знаю. Может быть, его завезло авто, возвращающееся из
загородной поездки. Жук покружился надо мной и сел на стеклянную доску
моего столика, рядом со мной. Я скосил глаза и следил за этим отврати-
тельным насекомым, не имея возможности сбросить его. Лапки жука скользи-
ли по стеклу, и он, шурша суставами, медленно приближался к моей голове.
Не знаю, поймете ли вы меня... я чувствовал всегда какую-то особую
брезгливость, чувство отвращения к таким насекомым. Я никогда не мог
заставить себя дотронуться до них пальцем. И вот я был бессилен даже пе-
ред этим ничтожным врагом. А для него моя голова была только удобным
трамплином для взлета. И он продолжал медленно приближаться, шурша нож-
ками. После некоторых усилий ему удалось зацепиться за волосы бороды. Он
долго барахтался, запутавшись в волосах, но упорно поднимался все выше.
Так он прополз по сжатым губам, по левой стороне носа, через прикрытый
левый глаз, пока, наконец, добравшись до лба, не упал на стекло, а отту-
да на пол. Пустой случай. Но он произвел на меня потрясающее впечатле-
ние... И когда пришел профессор Керн, я категорически отказался продол-
жать с ним научные работы. Я знал, что он не решится публично демонстри-
ровать мою голову. Без пользы же не станет держать у себя голову, кото-
рая может явиться уликой против него. И он убьет меня. Таков был мой
расчет. Между нами завязалась борьба. Он прибег к довольно жестоким ме-
рам. Однажды поздно вечером он вошел ко мне с электрическим аппаратом,
приставил к моим вискам электроды и, еще не пуская тока, обратился с
речью. Он стоял, скрестив руки на груди, и говорил очень ласковым, мяг-
ким тоном, как настоящий инквизитор. "Дорогой коллега, - начал он. - Мы
здесь одни, с глазу на глаз, за толстыми каменными стенами. Впрочем, ес-
ли бы они были и тоньше, это не меняет дела, так как вы не можете кри-
чать. Вы вполне в моей власти. Я могу причинить вам самые ужасные пытки
и останусь безнаказанным. Но зачем пытки? Мы с вами оба ученые и можем
понять друг друга. Я знаю, вам нелегко живется, но в этом не моя вина.
Вы мне нужны, и я не могу освободить вас от тягостной жизни, а сами вы
не в состоянии сбежать от меня даже в небытие. Так не лучше ли нам по-
кончить дело миром? Вы будете продолжать наши научные занятия..." Я от-
рицательно повел бровями, и губы мои бесшумно прошептали: "Нет!" - "Вы
очень огорчаете меня. Не хотите ли папироску? Я знаю, что вы не можете
испытывать полного удовольствия, так как у вас нет легких, через которые
никотин мог бы всосаться в кровь, но все же знакомые ощущения..." И он,
вынув из портсигара две папиросы, одну закурил сам, а другую вставил мне
в рот. С каким удовольствием я выплюнул эту папироску! "Ну хорошо, кол-
лега, - сказал он тем же вежливым, невозмутимым голосом, - вы принуждае-
те меня прибегнуть к мерам воздействия..." И он пустил электрический
ток. Как будто раскаленный бурав пронизал мой мозг... "Как вы себя
чувствуете? - заботливо спросил он меня, точно врач пациента. - Голова
болит? Может быть, вы хотите излечить ее? Для этого вам стоит только..."
- "Нет!" - отвечали мои губы. "Очень, очень жаль. Придется немного уси-
лить ток. Вы очень огорчаете меня". И он пустил такой сильный ток, что
мне казалось, голова моя воспламеняется. Боль была невыносимая. Я скри-
пел зубами. Сознание мое мутилось. Как я хотел потерять его! Но, к сожа-
лению, не терял. Я только закрыл глаза и сжал губы. Керн курил, пуская
мне дым в лицо, и продолжал поджаривать мою голову на медленном огне. Он
уже не убеждал меня. И когда я приоткрыл глаза, то увидел, что он взбе-
шен моим упорством. "Черт побери! Если бы ваши мозги мне не были так
нужны, я зажарил бы их и сегодня же накормил бы ими своего пинчера. Фу,
упрямец!" И он бесцеремонно сорвал с моей головы все провода и удалился.
Однако мне еще рано было радоваться. Скоро он вернулся и начал впускать
в растворы, питающие мою голову, раздражающие вещества, которые вызывали
у меня сильнейшие мучительные боли. И когда я невольно морщился, он
спрашивал меня: "Так как, коллега, вы решаете? Все еще нет?" Я был непо-
колебим. Он ушел еще более взбешенный, осыпая меня тысячью проклятий. Я
торжествовал победу. Несколько дней Керн не появлялся в лаборатории, и
со дня на день я ожидал избавительницы-смерти. На пятый день он пришел
как ни в чем не бывало, весело насвистывая песенку. Не глядя на меня, он
стал продолжать работу. Дня два или три я наблюдал за ним, не принимая в
ней участия. Но работа не могла не интересовать меня. И когда он, произ-
водя опыты, сделал несколько ошибок, которые могли погубить результаты
всех наших усилий, я не утерпел и сделал ему знак. "Давно бы так!" -
проговорил он с довольной улыбкой и пустил воздух через мое горло. Я
объяснил ему ошибки и с тех пор продолжаю руководить работой... Он пере-
хитрил меня.
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Роллинс Джеймс
Лукин Евгений
Лукин Евгений
Каменистый Артем