додумались эти толстопузые лавочники. Но в любом случае - ничего хорошего.
очень нервным, раздражительным. Ему ничего не стоило вспылить по самому
пустяковому поводу, и разговаривать он начал резко и сварливо. Даже говоря
сущую правду, Чани выбирал наиболее оскорбительную форму для выражения
своих мыслей.
огнем ходили и днем, но сейчас это не было вызвано необходимостью.
Готовилось что-то иное. Влажно поблескивали плащи, мокрое железо кирас и
шлемов, долетали невнятная брань и лязг оружия. Чани сморщился, отчего
стал похож на оскалившего клыки волка, посмотрел на суету, а потом вдруг
сказал брату:
нам придется иметь дело не с перепуганными стражниками, а с толпой. Это
может совсем иначе кончиться.
наполняющее воздух. Он нехотя признался:
Именно бежать. Я не могу всего объяснить, но поверьте мне. У нас нет
лишнего времени.
только вы не мешкайте понапрасну.
украшавшую стены, и выбрал тот же короткий меч, с которым совершил
предыдущее путешествие. Чем-то он ему полюбился, хотя на стене висели
более грозные с виду сабли и ятаганы. Спрятав меч под полой куртки, Чани
спустился по лестнице к входной двери.
осторожно прислушиваясь. Хорошо знакомый капитан городской стражи,
внушительно надувая щеки и топорща усы, распахнул дверь и отпрянул, словно
налетел на острие копья. Чани приятно улыбнулся ему, но капитан неподкупно
закрыл глаза и на всякий случай сделал еще шаг назад. Натолкнувшись спиной
на скрещенные алебарды стражников, он остановился и открыл глаза.
придут незамедлительно, серьезно откашлялся и произнес:
закона.
и страшно напуганным. - Ваша вина доказана полностью и неопровержимо.
Постановлением магистрата вам приговорено отрубить головы. - Капитан
опасливо втянул свою поглубже в плечи, хотя на нее никто не покушался. -
Однако наш магистрат столь же милостив, сколь и всемогущ. В неизмеримой
милости повелено было заменить усекновение головы пожизненным изгнанием.
Хоть скажи, что же на этот раз нам поставили в вину?
усы, посмотрел на собравшуюся толпу и почувствовал себя очень смелым.
Занудно-канцелярским голосом он начал перечислять:
неповиновения и сопротивления городской страже в лице меня. Во-вторых:
употребление на территории великого и славного Акантона чужемерзкого
колдовства, выразившегося в пугании огнем городской стражи в лице
опять-таки меня и обжигании ее таковым же. В-третьих: проведение в город
чужестранцев без выданного на то разрешения городской стражи в лице снова
меня. В-четвертых: оскорбление и бунт против высокого сюзерена и
покровителя Акантона Славного - Морского Короля.
Что вам теперь до него?
особу Повелителя и Господина!
разъяснил Чани, пытаясь прикинуть: успел ли брат собраться. - И не был он
им никогда. Почему вы так упорно цепляетесь за него? Наоборот, радоваться
нужно, что возрождается великий и славный Акантон, Свободный Акантон.
отчетливо запахло какой-то заморской пряностью: может быть, корицей... Или
чем-то похожим. Сдвинув шлем на нос, капитан почесал затылок, потом
аккуратно водворил шлем на место. Наморщил короткий, пуговичкой, нос и
наконец с убежденностью попугая произнес:
смысл происходящего. Свободный Акантон? Ха. Свободный город... На что он
способен? Первый же король, который захочет, который не почтет за труд
заняться этим, сорвет знамя с серебряными львами с городских башен. И горе
побежденным! Нет и не может быть свободы для города. Можно быть великим
только в составе великой державы, под рукой могучего властелина. И наша
свобода - это свобода найти себе господина!
оловянные белки тускло блестели из-под век. По мере того, как он
произносил эту тираду, Чани медленно бледнел, на скулах у него заиграли
желваки.
силен и могуч, как вам кажется.
- Ты соскучился по хозяйской плетке? Жалкая тварь! Я доставлю тебе это
удовольствие здесь и немедленно, не нужно искать господина за тридевять
земель. Я сам поколочу тебя! - и он резким движением выхватил спрятанный
меч.
оказавшись за спасительной щетиной наклоненных алебард, завопил, срывая
голос:
Напоминание, что Чани колдун, не прибавило им смелости. Капитан взвыл:
половина зевак пытается удрать, а вторая половина стремится подойти
поближе, чтобы не пропустить увлекательного зрелища. В результате они
помешали друг другу, и никто не двинулся с места.
рукой он держался за дверь, готовый в любую секунду захлопнуть ее. В
воздухе мелькнули несколько камней, зазвенели разбитые стекла. Капитан
предусмотрительно отступил еще на несколько шагов. Наконец смятение
затихло, и поверх голов продолжавших застенчиво топтаться на месте
стражников высунулись тупые рыльца арбалетов. Чани мгновенно отпрянул,
одновременно захлопывая дверь, и сразу сильные удары потрясли ее. Но
дубовые доски выдержали и не раскололись, хотя кованое жало одной стрелы
пронзило дверь насквозь. Чани быстро задвинул тяжелый засов и прислушался.
как-то враз все заговорили. Зазвучали мясистые шлепки - кто-то плечом
бился о дверь, но старый дуб был рассчитан и не на такое. Окованную
железом дверь можно было пробить разве что тараном. Бессмысленность затеи
дошла вскоре даже до капитана, знакомый голос снова заорал нечто
невнятное. Говорить тихо капитан, кажется, разучился. Потом за дверью
снова завозились, зашушукались, из общего гомона пробивались отдельные
слова: "Ломать... Себе дороже... меч... бревно давайте... прикончат
ведь... колдунья... огонь... не выйдет... огонь! Нам же хуже..." Наконец
шум смолк, и до Чани долетел искаженный голос капитана:
Советники магистрата только спасибо потом скажут. Эй, там! Факелы! Живо!
комнату. Сквозь разбитые стекла по комнате гулял сырой холодный ветер,
несущий зеленоватые клочья. Пряный запах стал резким, почти неприятным.
Хани, с напряженным лицом, прижался к стене рядом с выбитым окном,
осторожно выглядывая на улицу.
словно не слышал приказа.
гарью. Гомон толпы стал громче.
стрелу ему совсем не хотелось, - Чани перебежал к брату и дернул его за
руку.