Чтение 4–й страницы книги ~Роковые яйца~

- Над чем вы работаете? - сладко спросил молодой человек и вдруг
застрочил в блокноте.

- Да я... вы что? Хотите напечатать что-то?

- ДаБ - ответил молодой человек и вдруг застрочил в блокноте.

- Во-первых, я не намерен ничего опубликовывать, пока я не кончу
работы... тем более в этих ваших газетах... Во-вторых, откуда вы все это
знаете?.. - И Персиков вдруг почувствовал, что теряется.

- Верно ли известие, что вы изобрели луч новой жизни?

- Какой такой новой жизни? - остервенился профессор, что вы мелете
чепуху! Луч, над которым я работаю, еще далеко не исследован и вообще
ничего еще не известно! Возможно, он повышает жизнедеятельность
протоплазмы...

- Во сколько раз? - торопливо спросил молодой человек.

Персиков окончательно потерялся. "...Ну тип. Ведь это черт знает что
такое!"

- Что за обывательские вопросы?.. Предположим, я скажу, ну, в тысячу
раз!..

В глазках молодого человека мелькнула хищная радость.

- И получаются гигантские организмы?

- Да ничего подобного! Ну, правда, организмы, полученные мною, больше
обыкновенных... Ну, имеют некоторые новые свойства... Но ведь тут главное
не величие, а невероятная скорость размножения, - сказал на свое горе
Персиков и тут же ужаснулся. Молодой человек исписал целую страницу,
перелистнул ее и застрочил дальше.

- Вы же не пишете! - Уже сдаваясь и чувствуя, что он в руках молодого
человека, в отчаянии просипел Персиков. - Что вы такое пишите?

- Правда ли, что в течении двух суток из икры можно получить два
миллиона головастиков?

- Из какого количества икры? - вновь взбеленясь закричал Персиков. -
Вы видели когда-нибудь икринку... ну, скажем, квакши?

- Из полуфунта? - не смущаясь спросил молодой человек.

Персиков побагровел.

- Кто же меряет так? Тьфу! Что вы такое говорите? Ну, конечно, если
взять полфунта лягушачей икры... тогда пожалуй... черт, ну, около этого
количества, а может быть, и гораздо больше!

Бриллианты загорелись в глазах молодого человека и он в один взмах
исчеркал еще одну страницу.

- Правда ли, что это вызовет мировой переворот в животноводстве?

- Что за газетный вопрос, - завыл Персиков, - и вообще, я не даю вам
разрешения писать чепуху. Я вижу по вашему лицу, что вы писали какую-то
мерзость.

- Вашу фотографическую карточку, профессор, убедительно прошу, -
молвил молодой человек и захлопнул блокнот.

- Что? Мою карточку? Это в ваши журнальчики? Вместе с этой
чертовщиной, которую вы там пишете. Нет, нет, нет... И я занят... попрошу
вас.

- Хотя бы старую. И мы вам ее вернем моментально.

- Панкрат! - закричал профессор в бешенстве.

- Честь имею кланяться, - сказал молодой человек и пропал.

Вместо Панкрата послышалось за дверью странное мерное скрипенье
машины, кованное постукивание в пол и в кабинете появился необычайной
толщины человек, одетый в блузу и штаны, сшитые из одеяльного драпа. Левая
его, механическая, нога щелкала и громыхала, а в руках он держал портфель.
Его бритое круглое лицо, налитое желтоватым студнем, являло приветливую
улыбку. Он по-военному поклонился профессору и выпрямился, отчего его нога
пружинно щелкнула. Персиков онемел.

- Господин профессор, - начал незнакомец приятным сиповатым голосом,
- простите простого смертного, нарушившего ваше уединение.

- Вы репортер? - спросил Персиков. - Панкрат!!

- Никак нет, господин профессор, - ответил толстяк, позвольте
представиться - капитан дальнего плавания и сотрудник газеты "Вестник
промышленности" при Совете Народных Комиссаров.

- Панкрат!! - истерически закричал Персиков и тотчас в углу выкинул
красный сигнал и мягко прозвенел телефон. - Панкрат! - повторил профессор,
- я слушаю.

- Ферцайен зи битте, херр профессор, - захрипел телефон по-немецки, -
дас их штере. Их бин митарбейтер дес Берлинер Тагеблатс... <Извините меня,
герр профессор, за беспокойство. Я сотрудник "Берлинер тагеблат".. (нем.)>

- Панкрат, - закричал в трубку профессор, - бин моменталь зер
бешефтигт унд кан зи десхальб етцг нихт емпфанген! Панкрат!! <В данный
момент я очень занят и никак не могу принять вас!.. (нем.)>

А на парадном входе института в это время начались звонки.

- Кошмарное убийство на Бронной улице!! - завывали неестественные
сиплые голоса, вертясь в гуще огней между колесами и вспышками фонарей на
нагретой июньской мостовой, - кошмарное появление болезни кур у вдовы
попадьи Дроздовой с ее портретом!.. Кошмарное открытие луча жизни
профессора Персикова!!

Персиков мотнулся так, что чуть не попал под автомобиль на Моховой и
яростно ухватился за газету.

- Три копейки, гражданин! - закричал мальчишка, и вжимаясь в толпу на
тротуаре вновь завыл: "Красная вечерняя газета", открытие Х-луча!!

Ошеломленный Персиков развернул газету и прижался к фонарному столбу.
На второй странице в левом углу в смазанной рамке глянул на него лысый, с
безумными незрячими глазами, с повисшей нижней челюстью человек, плод
художественного творчества Альфреда Бронского. "В.И.Персиков, открывший
загадочный красный луч", гласила подпись под рисунком. Ниже под заголовком
"Мировая загадка" начиналась статья словами:

"Садитесь, - приветливо сказал нам маститый ученый Персиков..."

Под статьей красовалась подпись "Альфред Бронский (Алонзо)".

Зеленоватый свет взлетел над крышей университета, на небе выскочили
слова "Говорящая газета" и тотчас толпа запрудила Моховую.

"Садитесь!!! - завыл вдруг в рупоре на крыше неприятнейший тонкий
голос, совершенно похожий на голос увеличенного в тысячу раз Альфреда
Бронского, - приветливо сказал нам маститый ученый Персиков! Я давно хотел
познакомить московский пролетариат с результатами моего открытия..."

Тихое механическое скрипение послышалось за спиною у Персикова и
кто-то потянул его за рукав. Обернувшись он увидал желтое круглое лицо
владельца механической ноги. Глаза у того были увлажнены слезами и губы
вздрагивали.

- Меня, господин профессор, вы не пожелали познакомить с результатами
вашего изумительного открытия, - сказал он печально и глубоко вздохнул, -
прогнали мои полтора червячка.

Он тоскливо глядел на крышу университета, где в черной пасти
бесновался невидимый Альфред. Персикову почему-то стало жаль толстяка.

- Я, - пробормотал он, с ненавистью ловя слова с неба, никакого
"садитесь" ему не говорил! Это просто наглец необыкновенного свойства! Вы
меня простите, пожалуйста, - но право же, когда работаешь и врывается... Я
не про вас, конечно, говорю...

- Может быть, вы мне, господин профессор, хотя бы описание вашей
камеры дадите? - заискивающе и скорбно говорил механический человек, -
ведь вам теперь все равно...

- Из полуфунта икры в течении 3-х дней вылупляется такое количество
головастиков, что их нет никакой возможности сосчитать, - ревел невидимый
в рупоре.

- Ту-ту, - глухо кричали автомобили на Моховой.

- Го-го-го... Ишь ты, го-го-го - шуршала толпа, задирая головы.

- Каков мерзавец? А? - дрожа от негодования, зашипел Персиков
механическому человеку. - Как вам это нравится? Да, я жаловаться на него
буду!

- Возмутительно! - согласился толстяк.

Ослепительнейший фиолетовый луч ударил в глаза профессора и все
кругом вспыхнуло, - фонарный столб, кусок торцовой мостовой, желтая стена,
любопытные лица.

- Это вас, господин профессор, - восхищенно шепнул толстяк и повис на
рукаве профессора, как гиря. В воздухе что-то заскрежетало.

- А ну их всех к черту! - тоскливо вскричал Персиков, выдираясь с
гирей из толпы. - Эй, таксомотор. На Пречистенку!

Облупленная старенькая машина, конструкции 24-го года заклокотала у
тротуара и профессор полез в ландо, стараясь отцепиться от толстяка.

- Вы мне мешаете, - шипел он и закрывался кулаками от фиолетового
света.

- Читали?! Чего оруть?.. Профессора Персикова с детишками зарезали на
Малой Бронной!! - кричали кругом в толпе.

- Никаких у меня детишек нету, сукины дети, - заорал Персиков и вдруг
попал в фокус черного аппарата, застрелившего его в профиль с открытым
ртом и яростными глазами.

- Крх...ту... крх...ту, - закричал таксомотор и врезался в гущу.
Толстяк уже сидел в ландо и грел бок профессору.

5. КУРИНАЯ ИСТОРИЯ

В уездном заштатном городке, бывшем Троицке, а ныне Стекловске,
Костромской губернии, Стекловского уезда, на крылечке домика на бывшей
Соборной, а ныне Карларадековской улице, вышла повязанная платочком
женщина в сером платье с ситцевыми букетами и зарыдала. Женщина эта, вдова
бывшего соборного протоиерея бывшего собора Дроздова, рыдала так громко,