Каравелло, таща на плечах и спине четырех наших славных защитников,
умудрился забить нам третий мяч, а подлые тринидадцы его посмели засчитать,
тяжелая тишина овладела стадионом. Медленно поднялся и направился к выходу
президент России, потянулись к другим выходам наиболее неуверенные в себе и
слабонервные зрители.
и начала скандировать все громче и увереннее:
разнесся механический голос из мощных динамиков:
Плюшкин дисквалифицирован Федерацией за нарушение режима и
антипатриотическое поведение. -- Плюш-кин! Плюш-кин!
к реву толпы: -- Плюш-кин! Плюш-кин!
победе, также остановились и стали кричать: -- Плющ-кин! Плюшь-кин!
кричали: -- Плю-ши-ки! Плю-ши-ки!
наушники. -- Когда меня гнали из команды, так никто и слова в мою защиту не
сказал.
толстяку. -- И мне очень грустно, что ваша преданность, верность и честность
не нашли должной оценки. Но если вы свободны завтра вечером, я могу
пригласить вас поужинать со мной.
осветительная вышка. Кришнаит тоже услышал и зарыдал.
до сих пор верен этой паршивой суке, то есть Тамарке. Но как вы думаете,
стоит ли мне идти на поле?
грубоватый голос:
выйдешь на поле, то я вернусь к тебе. -- Ууууууу! -- зарычал стадион. Рычал
он со сложными, смешанными чувствами. С одной стороны, он презирал Тамарку,
которая предала такого героя, с другой -- надеялся на то, что призыв
возымеет свое действие.
килограмм. Он пожал ей руку своей сильной, мягкой рукой и пошел не спеша
вниз, на футбольное поле.
Аргентинцы растерялись и уже пожалели о своих рыцарских словах и жестах. Они
побежали к тринидадскому судье, показывая на часы и торопя его продолжить
встречу. А тем временем руководство аргентинцев уже толпилось у ложи
комиссара, доказывая, что Плюшкин на игру не заявлен. Неизвестно, как дальше
проходили переговоры, но через минуту Плюшкин, переваливаясь, выкатился на
поле.
Ведь у многих дома висели фотографии Плюшкина, но никто не подозревал, что
человек может так растолстеть. Казалось, Славе не пробежать и трех шагов.
то до конца матча оставалось меньше получаса.
продолжалась при вспышках хохота с трибун, когда круглый и неуклюжий Плюшкин
никак не мог подпрыгнуть или дотянуться до мяча. И чем больше хохотал
стадион, тем злее становился бывший нападающий. Кора это чувствовала лучше
всех на стадионе, потому что ей очень понравился этот человек, способный на
такие жертвы ради любви.
ему громко, но на такой ноте, которая достигла ушей форварда: -- Слава, я
тебя понимаю!
Кору. Он поднял толстую руку, улыбнулся -- может, именно такой, дружеской,
искренней поддержки ему и не хватало.
нахальный, как русский банкир, Хуан Обермюллер, который явно решил забить
четвертый мяч в русские ворота и доказать всему миру, что настоящего футбола
в этой стране не знают.
Хуан, как и любой другой футболист, знал о трагической истории своего
русского коллеги и, скорее, сочувствовал ему. Но сочувствие в спорте
остается за оградой стадиона. Спорт не знает снисхождения.
мяча, и тот не успел сообразить в чем дело, как оказалось, что он продолжает
бежать к нашим воротам уже без мяча, а мяч, словно приклеенный к ноге
Плюшкина, мчится к другим воротам.
свалить Плюшкина с ног у самой своей штрафной площадки, и, может быть,
ситуация разрядилась бы иначе, если бы кто-нибудь из русских игроков
догадался о том, что происходит, и пришел на помощь Плюшкину, хотя бы для
того, чтобы получить от него пас. Но никто не пришел.
который, конечно же, хотел сам ударить по мячу. Но, незамеченный, он не
спеша потрусил к своим воротам, в которых стоял вратарь, -- все остальные
забивали аргентинцам гол.
же подхватил мяч и помчался к нашим воротам. А там не было никаких преград.
Только неповоротливый Плюшкин, которого нетрудно обыграть любому. По
необычной тишине на стадионе Плюшкин догадался, что дело неладно, и,
обернувшись, увидел, что мимо него, метрах в десяти, несется Каравелло.
Стадион грянул аплодисментами. Аплодисменты не понравились товарищам
Плюшкина по команде. Так что, когда Хохрянский кидал с аута, он нацелился
Плюшкину в лицо. Но Плюшкин сделал вид, что так и надо, чуть отклонился,
принял мяч на голову и, подбрасывая его, побежал к воротам аргентинцев,
причем остановить его было невозможно и засудить тоже -- никому не запрещено
пронести мяч к воротам противника на голове.
под перекладину.
обнимать и целовать Плюшкина, исщипали его и исколотили при этом, но Слава
не обидчивый. Ему главное -- сделать дело. Президент вернулся в
правительственную ложу. "Мерседес-ладу" выкатили на беговую дорожку. А время
шло.
сами, хотя это у них не получалось. И вот уже весь стадион кричал: -- Отдай
Плюшкину, мазила!
председатель Федерации и стали приказывать игрокам играть на Плюшкина, иначе
все зарубежные контракты будут аннулированы, а московские квартиры
экспроприированы. Тогда футболисты зашевелились. Они стали нехотя и не очень
точно пасовать Плюшкину, но тот бегал как заведенный и совершал чудеса.
Стадион сходил с ума от радости и надежды. За шесть минут до конца матча
Плюшкин забил второй мяч. Счет стал 3:2 в пользу Аргентины.
его свалишь, если он круглый?.. Покатится и опять на ногах...
нетвердый.
футболист был уже втрое тоньше, чем в начале тайма.
свисток, но не спешил, потому что ему же не хотелось бегать по стадиону все
дополнительное время, Плюшкина все же завалили в штрафной площадке. И с
облегчением тринидадский судья назначил пенальти, но реализовал его не
Плюшкин, а Железняк. Железняку Плюшкин и подарил один из трех своих новых
"мерседесов", так как у спонсоров четвертой машины не нашлось. Стадион
ликовал, и многие рыдали. Множество людей выбежали на поле, чтобы качать
игроков.
тринидадских судей.
толстый или уже худой?
Кора ждали, пока схлынет толпа, чтобы спокойно выйти со стадиона.
конце Галактики. -- Я дождусь, -- сказал футболист. -- Нет, -- возразила
Кора. -- Не надо таких сложностей. Что вы делаете сегодня вечером? -- Только
не это? -- закричал Милодар. -- Только не это! -- закричал кришнаит. -- Это
выход! -- обрадовался футболист. -- Это невозможно! -- Милодар был