инкубатора, на экскурсии по галерее фауны. Несмотря на огромные размеры, зверь
показался ей удивительно грациозным и подвижным. Даже милым. Рядом с ним
домашний любимец бабочек, гигантский богомол, смотрелся бы медлительной и
неказистой букашкой. Да он и был насекомым, не более того. Кот же был
ТЕПЛОКРОВНЫМ, и именно поэтому к бабочкам был в какой-то степени ближе. Однако
отсутствие крыльев - у него и у нескольких более мелких теплокровных (исключая,
само собой, птиц), населяющих Землю (все они были грызунами), - казалось Ливьен
патологией.
гусеницу, отросток сзади туловища указывал на то, что предки монстра все же
летали: у птиц хвост имеет важное аэродинамическое значение. Но почему этот
рудиментарный отросток не только не исчез вместе с крыльями, но и развился до
неимоверной длины казалось загадкой, точнее - просто капризом природы.
безопасным для экскурсантов, Ливьен ловила себя на мысли, что не может не
любоваться изяществом этого полного оптимизма животного. Сейчас же, очнувшись и
увидев над собой склонившуюся кровожадную полосатую морду, она испытала приступ
парализующего волю ужаса.
выстрелов, ни каких-либо других звуков искусственного происхождения, а ведь в
лагере сейчас должен царить форменный переполох.
во всяком случае, сейчас все еще ночь. Боль нигде не ощущалась. Значит, она не
ранена. Кот сидел перед ней и внимательно наблюдал. Она шевельнулась, и кот с
обострившимся любопытством склонил голову набок.
но мощно лапа кота придавила ее к земле и, подтянув на прежнее место, отпустила.
взлететь не успела. Удар лапой повалил ее на землю. Кот встал, потянулся, сделал
пару шагов к ней и, приблизившись, уселся вновь.
Сейчас он сыт и будет так мучать меня, пока не проголодается, а я окончательно
не выбьюсь из сил. А потом - сожрет".
провести его было непросто. Вытянув лапу, он выпустил коготки и осторожно
притронулся к ее бедру. От укола Ливьен дернулась... Притворяться дальше не было
смысла, и она вскочила. Кот отреагировал неожиданно: он вдруг подпрыгнул и,
встав на задние лапы, навис над ней всей своей тушей. В страхе она упала
опять... Кот, мгновенно успокоившись, вновь уселся перед ней. Ливьен разрыдалась
во весь голос. Было ясно, что живой из этой переделки ей не выбраться. Но пусть
бы он убил ее сразу!
лапой, приглашая продолжить предсмертные игрища.
несколько шагов. "Если бы знать, в какой стороне лагерь, - пронеслось в ее
голове, - можно было бы так, "играя", понемногу приблизиться к нему..." Даже
если бы это и не удалось, если бы это не спасло ее, появилась бы хоть какая-то
надежда и цель... Но сориентироваться не получалось.
наклонилась, схватила замеченный под ногами обломок сухой ветки, двумя прыжками
подскочила вплотную к зверю и, целя в глаз, с размаху ударила. Но попала чуть
ниже - в щеку.
спину, шерсть его распушилась, пасть издала громкий шипящий звук... Но этот
псевдоиспуг моментально перешел в баловство. Кот неожиданно упал, перевернулся
на спину и, задрав морду, чтобы не потерять бабочку из виду, несколько раз
поочередно то правой, то левой передними лапами легонько ударил ее по бокам.
Относительно легонько. Ливьен не сумела удержать равновесия и в какой уже раз
свалилась на землю.
подняла глаза. Кот снова стоял на ногах. Тряся головой, он старательно тер лапой
нос, словно пытаясь избавиться от назойливого муравья. Нет, не от муравья, а от
вонзившейся в плоть стрелы. Стрелы дикарского лука!
первой, другая застряла в кончике кошачьего уха, пробив его насквозь.
прыжками умчался в чащу. Но облегченно вздохнуть она не успела. Слетая с
травянистых листьев папоротника, к ней высыпало не меньше двух десятков
вооруженных луками диких бабочек-ураний. Все они были самцами. Их одежду
составляли лишь набедренные повязки из свежих цветочных лепестков, тела были
покрыты черными и фиолетовыми разводами боевой раскраски.
они окружили Ливьен.
поправлять одежду. Но это не очень-то удавалось ей: ударяя, кот зацепил когтями
воротник форменной шелковой блузы, и все ее левое плечо было теперь оголено, а
вместе с ним наружу стремилась и маленькая упругая грудь.
безоружна, подтянулось к центру, и множество рук и спереди, и сзади принялись
ощупывать ее, стягивать с нее лохмотья. Глаза самцов горели вожделением, а
лепестки их набедренных повязок не скрывали эрекции.
и обхватив себя за плечи, дергаться и не позволять дикарям касаться груди.
издевательством кота, как хлынули новые - слезы унижения и страха перед
насилием. Но мало-помалу ее душу стала наполнять ярость.
обиднее было, пожалуй, трудно: регулярные наплывы тараканьего племени - бич
Города маака. Непрошеные гости не кусались, не являлись разносчиками инфекций и
не были слишком уж прожорливы. Но они были ПРОТИВНЫ. Противны, огромны и ужасно
плодовиты. Еще вчера твое гнездо принадлежало только тебе, и вдруг за одну ночь
его оккупировала толпа невесть откуда взявшихся тварей высотой по щиколотку и
такой силы, что, не будь они пугливы и осторожны, они вполне могли бы сбить тебя
с ног. Они везде бесцеремонно суют свои грязные усы, они топчутся по обеденной
подстилке, переворачивая посуду... Ночью, когда ты спишь, они могут даже пройти
по тебе, того и не заметив; или наоборот - выясняя, съедобна ли ты, усами и
лапками тебя ощупывать... Точно так же, как сейчас эти дикари. Мерзость!
Тараканов следует уничтожать!
самцов.
всем телом в махаонском боевом приеме и ударила пяткой в челюсть ближайшего
дикаря. Затем расправила крылья для полета - пусть уж они лучше расстреляют ее
своими стрелами...
взлететь ей не удалось бы все равно: жадные руки самцов уже ухватились за края
ее крыльев, и теперь она не могла даже повернуться, чтобы ударить кого-нибудь
еще. Она сделала несколько попыток, но лишь ощутила боль в местах срастания
крыльев с телом, и при каждом рывке боль эта усиливалась.
тут ее нарушил чей-то гортанный окрик. Дикари отпустили Ливьен и неохотно
расступились. И перед ней предстал самец неожиданного вида: если бы не дикарская
одежда и краска на теле, она была бы уверена, что перед ней - маака. Ни
расцветкой, ни формой крыльев он ничем не отличался от горожанина. Единственным
отличием было более мощное телосложение.
лицо Ливьен пронзительным взглядом небесно-голубых глаз и обратился к ней на
неожиданно сносном языке маака:
грудь.
и потянул к себе. Но ей удалось выдернуть пальцы из его ладони и на шаг
отступить. Окружавшие их дикари неожиданно громко загоготали.
недовольство, но вместо этого обнаружила лишь удивление и тень обиды.
Некрасивый?
что из того?
должна выбирать себе мужа.
Ты - у нас. Пойдем. - И, снова ухватив сраженную его железной логикой Ливьен за
запястье, повлек в чащу трав.
Но Рамбай, не обращая на это внимания, продолжал говорить: