самый, помнишь?
чернью - который достался жене от каких-то давних предков. Перстень был
мужской, и Ксения никогда не надевала его на руку, но всегда носила с
собой. В свое время Арцеулов, не веривший ни в чох, ни в вороний грай,
изрядно подшучивал над этой привычкой, считая ее чем-то вроде шаманства.
Да, перстень он помнил очень хорошо, но никак не мог надеть его -
серебряная безделушка, которой так дорожила Ксения, была похоронена вместе
с ней в братской могиле неподалеку от екатеринбургского госпиталя. Он
узнал это от врача, который передал ему то немногое, что осталось от вещей
покойной...
прикрыл глаза ладонями и тут же почувствовал легкий толчок в плечо. Он
открыл глаза и увидел все тоже купе; в окошко, сквозь заиндевевшее стекло,
светило совершенно обычное зимнее солнце.
черного гусара.
действительно сон.
Стучал к вам, но вы не отвечали. Сморило вас, видать...
службе, в общем-то, не полагается. - Слушаю вас, унтер-офицер.
момент, показалось ему каким-то недоразумением. Он хотел было переспросить
вестового, но решил все же этого не делать. В конце концов, отчего бы
Верховному не вызвать одного из офицеров конвоя, хотя за все эти месяцы
Арцеулов был на аудиенции у адмирала лишь один раз, еще в октябре, после
своего очередного рапорта с просьбой направить на фронт.
мельком посматривая по сторонам. Он заметил, что эшелон обезлюдел больше
чем наполовину, стоявшие на постах часовые исчезли, а встречавшиеся по
пути офицеры то и дело забывали козырять в ответ на приветствие. Арцеулов
почувствовал позабытый холодок в спине - похоже, это был действительно
конец. Ставка Верховного попросту разбегалась и к вечеру здесь едва ли
удастся собрать боеспособную роту. Далекие костры на сопках, виденные им
ночью, внезапно перестали быть чем-то абстрактным. Наверно, если бы не
чехи, повстанцы уже давно были бы здесь.
стоял офицерский караул, а в кресле адъютанта все так же сидел лейтенант
Трубчанинов. Услыхав шаги, он поднял глаза, и Ростислав заметил, что
молодой офицер смертельно бледен. Трубчанинов - и это знали все, - пил
крепко, но теперь он был трезв, и эта странная, неживая бледность на
всегда румяном и самодовольном лице адъютанта не понравилось Арцеулову
даже больше, чем все, происходящее на станции.
скрылся в кабинете, но почти сразу же вернулся и попросил зайти.
Андреевским флагом, с гигантским столом из мореного дуба и раскладной
английской койкой у окна. Внешне здесь ничего не изменилось, да и
Верховный, насколько успел заметить Арцеулов, выглядел по-прежнему.
Гладкое лицо было тщательно выбрито, волосы аккуратно разделены "вечным"
офицерским пробором, разве что обычно яркие губы стали какими-то серыми, а
под глазами легли темные круги.
Он сидел за столом и смотрел невидящими глазами перед собой. Прошла
минута, затем другая, Арцеулов уже хотел напомнить о себе, когда адмирал
внезапно поднял голову, затем пружинисто встал и вышел из-за стола.
дара речи. Казалось невероятным, что Верховный потерял счет времени.
Впрочем, Ростислав быстро пришел в себя.
большевистскому календарю...
усмехнуться?). - Сойдет и большевистский... Значит, у вас три дня,
капитан. К седьмому числу вы должны быть в Иркутске.
как можно попасть в Иркутск из нижнеудинской западни.
военного министерства. Запомнили?
Иркутске не было никакого военного министерства, там заправлял эсеровский
Политцентр, который едва ли окажет ему помощь в розысках совершенно
неизвестного генерала. Похоже, адмирал подумал о том же.
случае. Найти и передать ему мое письмо. Вы меня поняли?
собирается продолжать.
"Приказываю завершить проект "Владимир Мономах". Руководитель проекта
прибудет к двадцатому января. В случае неудачи все должно быть
уничтожено." Повторите, капитан.
стоял неподвижно, а затем поднял глаза на Ростислава. В адмиральском
взгляде сквозило нечто, похожее на удивление.
было неясно не "что-нибудь", а абсолютно все, от начала до конца. - Я
найду генерала Ирмана...
его живым или мертвым...
ли сможет точно выполнить ваш приказ.
обычную суровость. - Извините, капитан, зарапортовался. Если Ирмана не
будет в живых - слышите, только в этом случае! - найдите полковника
Лебедева. Он тоже служит в этом же управлении министерства. Больше об этом
никто не должен знать. Еще вопросы?
маленькие серые глаза впились в Ростислава. - Ваше дело, капитан, точно
передать все Ирману. Впрочем, если он будет столь же непонятлив... Под
неудачей я имею в виду неудачу самого проекта. Затем, если его
руководитель не прибудет к двадцатому января, и возникнет опасность
захвата объекта красными. Или еще кем-либо... До двадцатого января
уничтожать проект запрещаю! Запомнили?
сторону. - Имейте в виду, я уже посылал полковника Белоногова. Похоже,
красные что-то знают об этой операции. Желаю вам быть более осторожным...
Возьмите письмо.
какой-либо надписи на обратной стороне. Арцеулов успел заметить, что в
самом письме никак не больше трех строчек.
наизусть. Но уничтожать только в самом крайнем случае. Без письма Ирман
вам может не поверить.
английского френча.
любом случае, я рад, что эти месяцы рядом со мной был такой отважный и
преданный офицер, как вы... Прощайте, господин капитан.
что Верховный уже не верит в продолжение борьбы. Значит, никакой Монголии
не будет. Что ж в этом случае приказ адмирала оставлял ему хоть какой-то
смысл дальнейшего существования. По крайней мере до двадцатого января,
когда должен быть завершен совершенно неведомый ему проект "Владимир
Мономах".
даже не откликаясь на вопросы - кое-кто из знакомых офицеров уже успел
узнать об аудиенции и спешил поинтересоваться случившимся. Арцеулов качал
головой - теперь, когда был дорог каждый час, он должен покинуть поезд
немедленно, покуда это еще возможно. Не удержавшись, он выглянул в окно и
вздрогнул - прямо у эшелона, всего в нескольких шагах, стояла ровная и
плотная цепь легионеров. Веселые парни в теплых полушубках довольно
скалились, поглядывая на поезд Верховного. Очевидно, за последний час
многое изменилось, и все люди, оставшиеся с адмиралом, оказались в
западне.
нагрудного кармана письмо. Он не ошибся - в нем было всего три строки.
Наверху стояло: "Генералу Ирману. Лично"; внизу была хорошо известная ему
подпись Верховного, а посреди... Вначале Ростислав ничего не понял, затем
вчитался, и, наконец, до него дошло.
церковно-славянского алфавита. Что ж, очевидно, загадочный генерал Ирман
должен иметь обо всей этой тарабарщине куда более точное представление.