протягивая вывернутый наизнанку плащ. - Вот такая же метка. Я сама ее
вышивала. Я всегда вышивала на одежде молодого сеньора его инициалы.
мастерица?
служанки - сроду я не видел грамотных служанок.
мистической истории с книгой. Рассказал о стаях голодных собак,
хозяйничающих на свалке. Рассказал, что этот лоскут - единственное,
что мне удалось отыскать, да и то случайно. И вскользь заметил, что
мне не нравится монастырь на отшибе - надо бы туда наведаться с ротой
солдат и пошарить по скитам, по кельям. В храм заглянуть - там
наверняка имеется чердак, вон, какой свод высоченный.
Остальные не сумели найти даже грязного лоскута. - И он выложил передо
мной не четыре монеты, а целых двадцать.
предложенное вино и сгреб монеты в ладонь.
замолчал большую и, похоже, очень важную часть рассказа. А я всегда
старался делать свою работу хорошо. Но с другой стороны - как
рассказать? На месте дожа я бы взашей вытолкал сыскаря, плетущего
подобные байки, еще бы и батогами попотчевал.
ли Ксавьеру Унсуе и его невероятному рассказу?
чистейшим вздором. Ну, сами посудите - заброшенный монастырь, какая-то
загадочная книга, пропавшие люди, ну, прям, чистейшей воды
умбертоэковщина. К тому же, трупов никто не видел. Да и стоит ли
верить Ксавьеру Унсуе? Он слыл в Картахене человеком неглупым и
образованным, но не следовало забывать и о его возрасте. Во всем
городе вряд ли сыщется человек старше его. Кто знает, может быть
некогда ясный и цепкий ум стал с годами сдавать? И старый книгочей
вдруг обнаружил себя живущим в мире призраков и потусторонних сил,
которых никто, кроме него самого, не замечает?
берлоге и не вставать раньше полудня.
которого он якобы посылал в монастырь поискать беспокойную книгу. Это
оказалось довольно трудным делом, и преуспел я только к обедне.
коренаст, волосат и вшив. Пришлось сморщить свой привередливый нос и
некоторое время дышать сквозь зубы. Муньос принадлежал к той породе
людей, которым неведомо понятие "завтра". Он жил текущей минутой, а
там - хоть трава не расти. Обитал он в сложенном из хвороста шалаше за
рынком Эдмундо Флорес, на обширном пустыре. Задворках торговых
кварталов, на месте бывшего болотца. Люди посостоятельнее строиться
здесь не пожелали - слишком топко, и этот пятачок посреди города
облюбовали нищие, попрошайки, калеки - все те, кто познал лишь гримасы
судьбы и уже не надеялся дождаться от этой капризной сеньоры
приветливой улыбки.
Фолла я мог чувствовать себя королем. В кармане у меня позвякивало
целых четырнадцать монет - наверное, больше, чем у всех обитателей
пустыря вместе взятых.
Муньос. Нечистая борода его зашевелилась, и я заметил под волосами
розоватый шрам на горле. - Да, старый Ксавьер Унсуе посылал Муньоса к
монастырю Эстебан Бланкес. И обещал за это целую горсть медяков. И не
обманул, храни его дева Стефания! Аугустин Муньос много лет не пил
столько пива сразу, сколько выпил пару дней назад с приятелями...
немалых трудов вытянуть из него рассказ о самом монастыре.
безлюдный. Ворота покосились, паутина везде... В храме - пылищи-то,
пылищи! Ей-ей, в Селеш Родригес столько пыли не бывает, даже в сезон
ветров.
обложке? Нет, на обложке пыли не было... А-а-а! Муньос догадался! Если
бы на обложке тоже лежала пыль, это означало бы, что книга забыта на
лестнице давно, верно? Верно, клянусь девой Стефанией! Нет, Муньос не
умеет читать, поэтому не открывал книги. Да ничего особенного не
заметил, взял ее под мышку и поковылял к выходу. Нет, все было тихо,
даже эхо там какое-то глухое, наверное из-за пыли. Собаки? Как же,
собак там полно, все такие злющие, ровно... ровно... ну, злые, словом.
Но у Муньоса был с собой посох, так что собаки боялись приближаться.
в таверну "Карменчита", там пиво очень дешевое...
Я не видел ни одной причины, по которой Аугустин Муньос стал бы
сочинять небылицы, да и вряд ли он был способен сочинить что-либо
путное или хотя бы складное. Каждое его слово казалось мне правдой,
наблюдением ничем не запятнанной бродячей души.
Бланкес и действительно принес оттуда какую-то книгу.
невозможно. По словам Муньоса книга была "такая, с закорючками на
обложке и толстая, как каравай хлеба, клянусь девой Стефанией."
медяков, я покинул Муэрта Фолла, исполненный сомнений и растерянности.
припортовых кварталов (там почему-то много долгожителей). Все трое
прекрасно помнили темную историю с исчезновением Вернера Шпреедихта -
впрочем, я и сам помнил эту историю. Тогда даже бездельники из
магистрата некоторое время бегали рысцой и пытались неуклюже выведать
подробности пребывания немца в Картахене. Его так и не нашли, как,
впрочем, и подробностей.
Веракруса - говорил, что целых четыре дня по Картахене расхаживали
горластые глашатаи и зазывали знать послушать эту птицу в субботу
вечером в гостиницу "Фиеста Кастилья". Кое-кто, говорят, пришел, да
только самого рифмоплета в назначенный час разыскать не удалось;
старик смутно помнил кое-какие отголоски этого скандала.
показали, что умер тот в возрасте не то шестидесяти с чем-то лет, не
то пятидесяти с чем-то. Умер тихо и мирно в хижине посреди Муэрта
Фолла, упокой небо его невинную душу.
Бланкес, вернулись солдаты. Они обшарили весь пустырь, основательно
разворошили свалку, словно грабители хозяйские перины в поисках
спрятанных драгоценностей. Нашли останки убитого ножами подростка и
труп старика, обглоданный собаками. Они исходили все монастырское
подворье вдоль и поперек, и не отыскали ничего, кроме пыли. Ничего
солдаты не нашли и в кельях, и в скитских башнях, и в трапезной, и в
зале храма, и в подземельях храма, и на чердаке храма.
расплывчато, и я понял, что особенно далеко никто не забирался.
Сальвадор Камараса, говорят, имел бледный вид, когда выслушал доклад
капитана, но не проронил ни слова.
монастыря?
подземелья никто давным-давно не приближался. Зато совсем недавно
кто-то шастал по храму. Двое людей прошли к лестнице на чердак и
поднялись, а еще двое дошли только до лестницы, а затем вернулись и
ушли прочь. Первые двое, по словам следопытов, с чердака не
спускались. Чердак же остается совершенно пустым, и на нем следов
никаких нет. Такое впечатление, что эти двое поднимаются по лестнице,
и на самом верху растворяются в воздухе.
Фернандо Камараса.
уставившись на огонек светильника.
монастырский храм и я сам бы все это рассмотрел и распутал. Но что же
меня не пустило? Предчувствие?
связана с книгой, зовущейся "Око бездны"? Что за странное, наконец, и
зловещее название для философского трактата?
горе-сыскарь? Дыхание каких сил коснулось тебя?
Во сне я видел книгу, она сама собой раскрывалась, но я никак не мог
прочесть ни единого слова, буквы словно бы расплывались, а потом вдруг
из глубины страницы отчетливо проступило чье-то молодое лицо,
искаженное не то мукой, не то яростью, и я откуда-то знал, что это