рукавами, расстегнутую на груди. Ноги, обнаженные по всей длине, были
перекрещены в явном усилии, и левая, закинутая выше правой, упиралась
в педаль. Небрежные пряди волос спадали на правое плечо, щеку и
частично прикрывали лоб.
подруге. Та промолчала, отрицательно качнув головой, и показала на
третью звездолетчицу. Почти обнаженная, с вызывающим сознанием
особенной силы своего тела, она выпрямилась с высоко поднятой грудью,
обхватив ладонями немыслимо тонкую талию и опустив глаза. Старинная
короткая прическа обрамляла ее суживавшееся к заостренному подбородку
лицо. Всезнающая, неласковая усмешка играла на ее губах с ямочками в
углах рта. Одно плечо прикрывали тонкие складки высеченного из черного
камня шарфа, перекинутого из-под руки за спину. Может быть, скульптор
был влюблен в этот образ, во всяком случае, Олла Дез, инженер связи и
с(r)емки, воплотилась в поразительно живую статую, полную чувства и
женственности.
экипажа звездолета Соль Саин не смотрел на нее. Высунувшись из-за
пульта машины, инженер-вычислитель сощурился в нежной усмешке,
избороздившей лукавыми морщинками его худое лицо. Казалось, он
старался заглянуть на ту сторону памятника, где стояла самая близкая и
любимая, теперь навсегда скрытая от него.
подкралась внезапно. Но тотчас же, подчиняясь присутствию посетителей,
автоматически вспыхнули лампы оранжевого света, скрытые в кольцевом
козырьке над статуями. В искусно перекрещенных лучах изваяния
сделались еще живее, в то время как все кругом исчезло в непроглядном
мраке. Ученики затаили дыхание - они словно остались наедине с героями
"Темного Пламени". Несколько минут ожидания, и звездолетчики вздохнут,
улыбнутся и протянут руки своим потомкам. Но время шло, и застылая
неподвижность фигур тяготила все больше. Может быть, впервые чувство
неизбежности смерти, невозвратной утраты проникло глубоко в сознание
молодых людей.
статуе Фай Родис и склонился перед ней жестом прощания, едва не
наткнувшись на угол каменной книги, которую она держала перед собой.
Его товарищи разбрелись, останавливаясь в задумчивости перед наиболее
понравившимися изваяниями. Другие, отойдя подальше, рассматривали
скульптурную группу целиком. Большинство учеников задержалось перед
западной группой. Эти люди так и не вернулись на милую Землю, не
прикоснулись снова к ее целительной природе, не увидели в предсмертные
часы ни единого человека родной планеты. Мир Торманса, находившийся на
не доступном ничему, кроме ЗПЛ, расстоянии, казался еще безнадежнее,
опаснее и тоскливее, чем мертвые планеты, обнаруженные у близких
солнц, или миры непонятной жизни на экранах Великого Кольца.
отправление первого ЗПЛ было подобно нырку в неведомую бездну. Они
забыли про то, что жертва Земли на Тормансе не была напрасной, и
стояли перед памятником, как провожавшие "Темное Пламя" более века
назад в его никем еще не пройденный путь, полные смутной тревоги и
вполне реального сознания великой опасности экспедиции.
"звездочки" Дома Истории, стереофильма с описанием экспедиции, большей
частью снятого на натуре. Другие события были восстановлены по записи
памятных приборов и рассказам вернувшихся членов экспедиции. Молодым
людям пришлось напомнить о необходимости возвращения. Несколько
человек предложили переночевать на месте, но большинство приняли совет
учителя - возвратиться ночным поездом, чтобы завтра же просмотреть
"звездочку", которая потребует дня с перерывом на отдых.
сквозь рощу. Едва последний человек сошел с площадки подножия, как
освещение памятника погасло. Модель звездолета и статуи его команды
исчезли во мраке, будто провалились в черную бездну антимира Тамаса.
Слабым фосфорическим сиянием засветились края дороги. Путники могли
уверенно идти и в непроглядной тьме рощи, и под звездным небом через
перевал круга холмов.
обстановка Спиральной Дороги, свет и множество людей ослабили
впечатление, и молодежь принялась возбужденно обсуждать увиденное.
Вопрос: кто кому больше понравился - горячо дебатировался, пока не
пришел поезд и усталые путешественники не прилегли на мягких сиденьях.
случайно! - твердил Кими, устраиваясь поудобнее.
Рифт показался самым глубоким, твердым и умным!
не понял, что "Темное Пламя" погиб бы на Тормансе или в пути и мы
никогда ничего не узнали бы!
по-разному отнеслись к людям экспедиции. Дальве в восторге от боевого
Гэн Атала и Неи Холли, а ты не сводил глаз с Фай Родис и Див Симбела.
после "звездочки".
к учителю, устроившемуся в заднем конце салона. Юноша жестом спросил
разрешения и получил утвердительный наклон головы.
кого из них вы избрали бы своим другом?
тебе не пример.
вкуса. Мы все так разошлись...
воспитать в вас с первых шагов в жизни. Потом, после определенной
суммы знаний, возникает общность понимания.
совсем непохожие.
будем начинать сложного разговора. Но скоро тебе придется узнать уже
не разумом, а чувством всю неизбежную полярность ощущений, диалектику
жизни, гораздо более сложную и трудную, чем все головоломные задачи
творцов теорий в науке и новых путей искусства. Помни всегда, что
самое трудное в жизни - это сам человек, потому что он вышел из дикой
природы не предназначенным к той жизни, какую он должен вести по силе
своей мысли и благородству чувств.
заключительные слова много раз возникали в памяти юноши в те часы,
когда "звездочка" памятной машины стала развертывать повесть о планете
Торманс в почти подлинной жизни экранов ТВФ.
пятом периоде ЭРМ в западной сфере мировой культуры нарастало
недовольство цивилизацией, выросшей из капиталистической формы
общества. Многие писатели и ученые пытались заглянуть в будущее.
Предчувствие художников внедрялось тревогой в думы передовых людей
перед близящимся кризисом в те годы, когда назревавшие противоречия
заканчивались военными конфликтами. Но с изобретением дальних ракет и
ядерного оружия опасение за грядущую судьбу человечества стало
всеобщим и, разумеется, отразилось в искусстве. В Доме Искусств
хранится картина тех времен. Короткая подпись под ней совершенно
понятна нам: "Последняя минута". На обширном поле рядами стоят
гигантские ракеты, подобные высоким крестам на старинном кладбище.
Низко нависло мутное, бессолнечное небо, угрожающе прочерченное
острыми пиками боевых головок - ужасных носителей термоядерной смерти.
Люди, трусливо оглядываясь, как бы сами в страхе от содеянного, бегут
гуськом к черной пещере глубокого блиндажа. Художник сумел передать
чувство страшной беды, уже неотвратимой, потому что в ответ на гибель
миллионов невинных людей оттуда, куда нацелены крестообразные
чудовища, прилетят такие же ракеты. Погибнут не те, которые бегут в
блиндаж, а изображенные на другой стороне диптиха мужчина и женщина,
юные и симпатичные, преклонившие колени на берегу большой реки.
Женщина прижимает к себе маленького ребенка, а мальчик постарше крепко
уцепился ручонками за отца. Мужчина обнимает женщину и ребят, повернув
голову назад, туда, где из накатывающегося облака атомного взрыва
высунулся гигантский меч, занесенный над жалкими фигурками людей.
Женщина не оглядывается - она смотрит на зрителя, и бесконечная тоска
обреченности на ее лице гнетет каждого, кто видит эту картину. Не
менее сильно выражена беспомощность мужчины - он знает, что все
кончено, и только хочет, чтобы - скорее.