Потолок камеры едва серел при тусклом свете, неровные, уступчатые
стены из плиток голубоватого рудного мергеля были испещрены черными
пятнами - обугленными отпечатками древних растений. Здесь было более
сыро, чем в выработках, просекавших песчаники, и неподвижная тишина
нарушалась мерным, четким падением водяных капель. Местами черные
полосы пропластков, обогащенных медным блеском и углистой "сажей"
ископаемых растений, резко прочерчивали породу оставленных столбов. В
других выступах стены были испещрены синими и зелеными полосками
окисленной части рудного слоя.
быстро понижался к изогнутой полукружием галерее. В галерее чернели
три отверстия: одно из них должно было служить нам дальнейшей дорогой.
Стараясь угадать какое, я подумал о среднем и оказался прав.
отправиться дальше.
все равно уже ночь.
дальше-то хитрей будет.
открывший его?
дружок он мой был...
пятьдесят девятом году. В ту пору я парнишкой восемнадцатилетним был,
однако же по сметке и по выучке горным десятником работал. Андрюшка
Шаврин - постарше меня на два года - тоже в горных десятниках ходил.
Работали мы оба на Бурановском отводе и в Чебеньках - знаешь, где роща
березовая сейчас, на спуске к Уранбашу, где Верхоторская горная
контора тогда стояла. Против нее, по ту сторону речки, - Воскресенская
горная контора. С Андрюшкой мы дружили, да и кто с ним не
ладил - отменный парень был! Ну, не больно красив, но силен да статен,
а уж умен да ласков - какой-то прямо особенный! Работу горную очень
любил. Еще мальчишкой с моим да со своим отцом все по старым работам
ходил: по поручению управляющего смотрели, чтобы потом, что хорошее
осталось, взять. Хорошо выучился, книг много разных читал и, не в
пример другим, любил вечерами после работы сидеть допоздна в степи и
думать о чем-то... Все было бы хорошо. Работал Андрей - не
нахвалишься, да только гордый был паренек. Ну а крепостному-то
гордость очень вредная, особо когда управляющий, как наш Афанасьев,
строжак был. Графы-то Пашковы, к которым мы были приписаны, в горные
дела мало вмешивались. Управляющий и орудовал как хотел. А Шаврин еще
с соседями из Воскресенской конторы сдружился. Ихний управляющий -
Фомой Рикардом звали - все его хвалил и к себе звал работать. Да как
уйдешь? Кабы государственный был, еще можно бы сделаться... Андрюшка
часто у них пропадал и много чего лишнего понахватался - не по чину
получилось. И это еще не беда. Нрав у Андрюшки был тихий, да как до
Насти дело дошло, тут все перевернулось. Девка тут была одна, плотника
Ферапонтова дочка. Ничего себе, красивая, косы длинные, грудь высокая,
как сосенка статная. И певунья на редкость - голос на все конторы
славился. Андрюшка и втемяшился в нее, она в Андрюшку, Словом, любовь
у них такая пошла - сами не свои ходят, как зачарованные. Как вечер,
бежит мой Андрюшка на Покровский рудник к своей Настеньке. Узнал про
это управляющий и сильно освирепел. Он эту девку давно заприметил и то
ли для себя, то ли для своего сына в любовницы прочил. Позвал он Настю
к себе. Жил он тогда в большом белом доме на ферме, у Верхоторской
конторы. Этот дом не сохранился - в революцию пожгли. Стоял он в
большом саду, у пруда. А Шаврину управляющий приказ послал: немедля
собраться и ехать с завтрашним же обозом, что с рудой на завод в
Уфимскую губернию пойдет: переводит он, значит, Андрюшку на Ивановский
рудник, что недавно Пашковы за Демой купили. Андрюшка узнал - и свету
невзвидел. Как же ему с Настей-то расстаться? Словом, побежал Андрюшка
к Насте и узнал, что Настю управляющий к себе потребовал. А уж
смеркаться начало... Андрей-то недаром умен - сообразил, что неспроста
и его отсылают. Пустился он во весь дух на ферму. С Покровского-то
хорошо бежать - вся дорога под гору. Уже стемнело, когда добежал.
Быстро, никто его не заметил, пробрался в сад и затаился в кустах под
окнами управляющего.
- ни в какую, хоть в Сибирь ссылай, хоть убей. Афанасьев в конце
разъярился - не привык он к непокорству. Кликнул двух баб домовых -
здоровенные такие бабищи были, - одежду они с Насти сорвали при нем и
заперли голую в темный чулан, чтобы одумалась. Ну, Настя - девка
сильная и, пока они с ней управились, шуму много наделала, и Андрюшка
услыхал этот шум, влез на карниз и заглянул в окно. Увидел он, как
Настю бабы из комнаты утаскивают, и все в душе у парня перевернулось.
Потом уже рассказывал он мне, что не в себе стал, плохо помнит, что
было дальше. Высадил раму, в комнату прыгнул - кабинет это был
Афанасьева - да прямо к двери, в которую Настю утащили. Афанасьев
увидел его - и скорей за ружье, что висело на стенке. Только взять он
ружье не успел. Андрей схватил со стола какую-то тяжелую штуку да как
ахнет управителя по зубам! Зубами Афанасьев всегда гордился - они у
него были, как у цыгана, крупные, белые. Андрюшка их одним ударом
вышиб. Парень здоровый, да еще осатанел совсем - ну, ясно, управляющий
и покатился, обливаясь кровью. Тут бы его Андрюшка и прикончил, да
голос Насти услыхал. Управителя бросил и кинулся искать ее. Пока то да
се, по дому тревога поднялась. Афанасьев тоже крепкий был мужик,
быстро очухался и заорал: "На помощь!" Сбежались тут конторские
сторожа и его, Афанасьева, охранители-кучера: звери, а не люди.
Навалились скопом на Андрюшку, сбили с ног, скрутили. Афанасьев на
Андрея глядит, ко рту платок прижимает и слова сказать не может -
рычит только. Наконец прохрипел: "В амбар, завтра рассчитаемся!"
Заперли Шаврина в крепкий амбар рядом с кузницей, сторожа выставили. А
в доме управителя любушка его сидит - тоже запертая, своей участи
дожидается. Вот как счастье-то их в один миг перевернулось, сгинуло!..
Ну ладно... Отдохнули мы, пора и дальше, - неожиданно оборвал рассказ
Поленов и, покряхтывая, поднялся с земли.
легко. Но зато воздух здесь был тяжел. Огонек нашего фонаря еле
мерцал, не давая даже возможности различить дорогу. Здесь, на
наибольшей глубине, естественная вентиляция через системы выработок и
продухи не полностью заваленных шахт почти отсутствовала. Дышать было
трудно, и я серьезно тревожился за старого штейгера. Вскоре перед нами
выросла огромная насыпь крупных глыб и породы, скат которой уходил
высоко вверх.
ох как осторожно нужно, Васильич!..
сотни зияющих щелей, поднимались мы метр за метром на горизонт 27-й
сажени. Я изо всех сил старался облегчить старику трудный подъем.
Поднимались мы очень долго, пока наконец не добрались до желанной
цели. Цель эта показалась мне весьма невзрачной. Широкая лавообразная
выработка целиком села, от кровли отделились огромные плиты по
три-четыре метра толщиной. Между новым потолком и севшими плитами
зияла широкая щель, не более полуметра вышины, ведшая в новую
неизвестность. Двадцать семь сажен толщины пород по-прежнему отделяли
нас от поверхности земли. Но здесь приятно было почувствовать тягу
воздуха, вздохнуть как следует. Пламя фонаря вспыхнуло и стало гореть
ярче. Долго лежали мы, отдыхая на гладкой плите, похожей на большую
льдину. Движение воздуха колебало огонек фонаря и холодило
разгоряченное лицо.
где-то близко выходные выработки.
большую Покровскую шахту, откуда воду берут в выселке на сырту. Ее
второй горизонт примерно с этим сходится, а сбойка была, но нам туда
не пробраться - село все, а понизу затоплено. Нет, наша дорога теперь
направо, в Верхоторский отвод - Мясниковский Новый по-другому
называется. Ну, давай полезли понемногу, - отдыхался я...
легкопроходимой. Из нее мы попали в узкий ход, а дальше - в большие,
правильные выработки и через несколько узких восстающих поднялись
метров на двенадцать выше. Потом потянулись низкие, неправильной
формы, изогнутые ходы. Они неуклонно заворачивали к юго-востоку, пока
не перешли в широкую галерею.
штольня кольцом вокруг пойдет, а из нее - орты внутрь, как колесные
спицы. Посередке большая камера - нам туда и надо... Да вот одна орта,
в нее и лезем...
Пришлось снова становиться на четвереньки и, испытывая острую боль в
натруженных коленях, продвигаться по слегка наклоненному вверх тесному
ходу. Несмотря на всю привычку, я стал уставать от ползанья.
зал. Как я ни поднимал фонарь, мне не удалось разглядеть потолок, и
только когда я зажег свечу, увидел его изрытую подсечками поверхность
на высоте больше десяти метров. Огромные черные бревна столбовой крепи
стояли колоннадой, подпирая своими терявшимися в темноте верхушками
боковые уступы, косо сбегавшие с потолка к стенам зала. Пол был ровен
Корнев Павел
Земляной Андрей
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Глуховский Дмитрий
Журавлев Владимир