если бы хотел, мог первенствовать и в неисчислимых рядах поклонников
Афродиты. Но он совсем не увлекался женщинами, и это тревожило его мать
Олимпиаду, божественно прекрасную жрицу Деметры, считавшуюся колдуньей,
обольстительницей и мудрой владычицей священных змей: Филипп, несмотря на
свою храбрость, дерзость, постоянное бражничанье с первыми попавшимися
женщинами, побаивался своей великолепной жены и шутя говорил, что
опасается в постели найти между собой и женой страшного змея. В народе
упорно ходили слухи, без сомнения поддерживаемые самой Олимпиадой, что
Александр - вовсе не сын одноглазого Филиппа, а высшего божества, которому
она отдалась ночью в храме.
своего избрания военным вождем союза эллинских государств в Коринфе он
развелся с Олимпиадой, взяв в жены юную Клеопатру, племянницу крупного
племенного вождя Македонии. Олимпиада, проницательная и хитрая, все же
сделала один промах и теперь пожинала его плоды.
мужчина, была никому не ведомая рабыня с берегов Эвксинского Понта.
Мечтательный юноша, грезивший приключениями Ахилла, подвигами аргонавтов и
Тесея, решил, что встретился с одной из легендарных амазонок. Гордо носила
свои корзины эта едва прикрытая короткой эксомидой светловолосая девушка.
Будто и не рабыня, а принцесса-воительница шла по обширным садам царского
дворца в Пелле.
следили соглядатаи, доносившие о каждом шаге юноши. Властная и мечтавшая о
еще большем могуществе, мать не могла допустить, чтобы ее единственный сын
сам выбрал возлюбленную, да еще из непокорных, не знавших языка варварских
понтийских народов. Нет! Она должна дать ему такую девушку, которая была
бы послушной исполнительницей ее воли, чтобы и через любовь Олимпиада
могла влиять на сына, держа его в руках. Она приказала схватить девушку,
остричь ее длинные, не как у рабыни, косы и отвезти для продажи на рынок
рабов, в дальний город Мелибою в Тессалии.
мечтательного юноши храм его первой любви, куда более серьезной, чем
обычная первая связь знатного мальчика с покорной рабыней. Александр без
лишних расспросов понял все, и мать навсегда потеряла ту самую
возможность, ради которой погубила любовь и девушку. Сын не сказал ей ни
слова, но с тех пор никто - ни красивые рабыни, ни гетеры, ни знатные
девушки не привлекали царевича. Олимпиаде не было известно ни про одно
увлечение сына.
к Таис вместе с друзьями, в том числе с повесой Гефестионом, знакомым со
всеми гетерами Афин, для которого денежная игра и добрая выпивка
первенствовали над забавами Эроса, уже потерявшими для него былую остроту
чувств.
всегда порождала у него жажду близости, обещала неведомые дотоле оттенки
страсти, тайны красоты тела - целый мир ярких и новых ощущений. Ожидания
обычно не оправдывались, но неутомимый Эрос снова и снова влек его в
об(r)ятия веселых подруг.
победителем в борьбе за сердце знаменитой гетеры. И пусть Филопатр
назначает хоть десять талантов!.. Жалкий трус!
оглянулся.
окаймленный отмелью мыс - место, куда плыла вся четверка македонцев...
Нет, тройка - он выбыл из состязания, а пришел раньше. По суше хороший
ходок всегда пройдет быстрее, чем пловец в море, особенно если волны и
ветер угнетают находящегося в его власти.
сбегавшего с обрыва. Он смыл с себя песок и пыль, оделся и тщательно
свернул женский плащ, данный ему мальчиком, слугой Таис.
дом со слепящими белизной стенами. Он казался совсем низким под кипарисами
гигантской высоты. Македонцы поднялись по короткой лестнице в миниатюрный
сад, где цвели только розы, и увидели на голубом наддверии входа обычные
три буквы, тщательно написанные пурпурной краской: "омега", "кси",
"эпсилон" и ниже - слово "кохлион" (спиральная раковина). Но в отличие от
домов других гетер имени Таис не было над входом, как не было и обычного
ароматного сумрака в передней комнате. Широко распахнутые ставни открывали
вид на массу белых домов Керамика, а вдали из-за Акрополя высилась,
подобная женской груди, гора Ликабетт, покрытая темным густым лесом -
недавним обиталищем волков. Как желтый поток в темном ущелье кипарисов,
сбегала вниз к афинской гавани, огибая холм, Пирейская дорога.
среднего для эллина и критянина роста, казался небольшим и хрупким перед
двумя рослыми македонцами и гигантом Гефестионом.
воспроизводившими длинные рога критских быков. Огромный Гефестион
предпочел массивный табурет, а молчаливый Неарх - скамью с изголовником.
Тончайший ионийский хитон Наннион прикрыла синим, вышитым золотом
химатионом с обычным бордюром из крючковидных стилизованных волн по
нижнему краю. По восточной моде химатион гетеры был наброшен на ее правое
плечо и через спину подхвачен пряжкой на левом боку.
тканью хитона, собранного в мягкие складки и зашпиленного на плечах пятью
серебряными булавками. Серый химатион с каймой из синих нарциссов окутывал
ее от пояса до щиколоток маленьких ног, обутых в сандалии с узкими
посеребренными ремешками. В отличие от Наннион ни рот, ни глаза Таис не
были накрашены. Лицо, не боявшееся загара, не носило и следов пудры.
соглашаясь. Птолемей, слегка ревнуя, впервые видел своего друга-царевича
столь увлеченным.
пальцев - три и пять. Птолемей, глядя на Таис, не мог сосредоточиться на
разговоре. Он раза два нетерпеливо передернул плечами. Заметив это, Таис
улыбнулась, устремляя на него сузившиеся смешливые глаза.
берегу у Халипедона.
девушка в красно-золотом химатионе, принеся с собой запах солнечного ветра
и магнолии. Она двигалось с особой стремительностью, которую утонченные
любители могли назвать чересчур сильной в сравнении со змеиными движениями
египетских и азиатских арфисток. Мужчины дружно приветствовали ее К общему
удивлению, невозмутимый Неарх покинул свою скамью в теневом углу комнаты.
метнув косой взгляд на Птолемея.
случай, когда лаконское произношение красивее аттического.
спартанка, - они придыхают в начале слова, как азиаты, мы же говорим
открыто.
лучше соответствует лакедемонянке.
македонский царевич нахмурился.
считают афинянок безмозглыми куклами, полурабынями, запертыми в домах, как
на Востоке, без всякого понимания дел мужа. Афинянки же называют
лакедемонянок похотливыми женами легкого поведения, плодящими тупых
воинов.
грудь, разворот прямых плеч и очень прямая посадка крепкой головы
придавали ей осанку коры Эрехтейона, когда она становилась серьезной. Но
брызжущее веселостью и молодым задором лицо ее быстро менялось.
красавицей.
изукрашенные черными и белыми полосами, напоминали ценившуюся дороже
золота древнюю посуду Крита.
из своей чаши богами поднеся ее Эгесихоре.
этеокритянкой древнего рода, бежавшей от пиратов на остров Теру под
покровительство Спарты. Там в Эмборионе она встретилась с отцом и родилась
я, но...
докончил Неарх, - вот почему у тебя столь древнее имя.
храма Афродиты Коринфской.