губами, докладывался. Мареев треснул еще раз. И еще. Вахтер солдатски
кивал в трубку. Выпорхнул обрывок: "который обманной внешностью". Закончил
разговор, осмыслил глаза, обнаружил Мареева на прежнем месте. Приподнял
щит на сантиметр, чтобы только звук проходил. Звук прошел:
этому вахтеру! Он ему!.. Так они в своей охране и делают план в борьбе за
дисциплину. Промурыжат у "вертушки", бдительность проявят, а потом:
"Гражданин опоздал!"
последнюю минуту успел! Его Тренажер ждет, его работа ждет, парни ждут, а
тут!.. Он сейчас непосредственно Кириллову позвонит, он ему скажет!
они все?! А, отозвались! Люська, секретарь.
Люська.
перепуганным.
Тут меня этот кретин не пропускает!
Просто говорил, чтобы что-то сказать.
отнял и "вертушку" закрыл! И по 34-03 еще звонит! Какую-то обманную
внешность приплел!.. Ну?!
Наверно, с утра пораньше взгрели из головного института. Тем более полезно
эмоцию перебить.
говоришь? По 34-03?.. Ничего не поделаешь. Что-нибудь надо придумать.
Попозже. Завтра... Или послезавтра...
стряслось. - Что с тобой стряслось?!
нотой.
инженерного в административный корпус. Вечные курящие безработники жались
к стенкам: па-аберегись!
Головы не подняла, а наоборот еще ниже склонилась над столом. Путь в
кабинет она перекрывала, как только она и умела. А умела. Граница на
замке! Только непреклонности не было в Люське, ее всегдашней
непреклонности: через мой труп! А была в ней обреченность. Как если бы
напирали превосходящие силы, и надежды удержаться никакой, но надо до
последнего, а там - пусть через труп, у которого, главное, совесть
осталась чиста. Пугающие Люськины серьги, свисающие до ключиц розовыми
гроздями, мелко дрожали.
силы?! Свихнулись, точно! Это же он, Мареев! Он и Кириллову на дню минимум
трижды звонит и минимум однажды заявляется приватно поскандальничать.
Люська!
у нее по пуду. И, держа вес, натужно выдавила: - Он уехал. Срочно. Ему в
головном по наряду получать аппаратуру. И ревизировать.
плащ-ветеран Кириллова. Чтоб Марееву не был знаком этот плащ! Еще со
студенческой скамьи.
сказал, что - дела...
корреспонденции. Ножницы, хрустя, лязгая, чавкая, расстригали
широкоформатные конверты в один мах. Большие ножницы, впору газон ими
ровнять. Два конца, два кольца. Оба кольца были схвачены судорожно-белыми
пальцами, а концы - опасные, пронзительные - упреждали возможный рывок
Мареева к двери кабинета. Целили в живот, в грудь, в лицо. Ничего себе!
ведь этот балаган кончиться! И он будет тут сидеть, пока... Все равно
некуда деваться.
уткнувшись в книгу, ощущаешь присутствие и уже не читаешь, а ждешь, когда
же взрыв: "Расселись тут, молодежь! А их так воспитали!" Вот и Мареев не
мог сосредоточиться на тексте, ждал. И взорвалось:
умоляюще-умиротворяюще. - Матвей Сергеевич все равно сегодня не примет! У
него дела, понимаете?! Де-ла! Он же предупредил! Он с утра как белка в
колесе! Его нет! И не будет! Он устал! Взмок! Пот градом катит!
и вообще...
Благо, книжка вот она.
дермантиновой двери квадратно-гнездовой обивки. Ножницы растопырились
рачьей клешней.
Марееву работать надо, а тут...
- Он достал пачку и стал намеренно-нервно выбивать оттуда сигарету.
Потому что не курит толком, а так, под настроение. Как раз и настроение.
Сейчас вечный стрелок Люська загорится при виде "Родоп", и они мирно, как
бывало...
тоже неадекватно. И по сути, и по тону, и по... выговору. Вот именно. С
самого начала. Будто... Будто... А, вот! Станции метро так объявляли в
Олимпиаду. По-русски, но не по-русски. Секретарь Кириллова - Люська. Для
Кириллова не просто секретарь. Уж Мареев-то знает. Она же два раза в месяц
- кассир.
зажарили в бельевом тазу и съели. А сами сели, да!.. Бредятина!
подожду.
Кто-то с кем-то. Не сама же с собой! Вслушался. Люська:
предупредил, а вы как хотите!) и резко дернул ручку.
Кириллова был закрыт. Но только что. Голову на отсечение - только что!
Взрезанная корреспонденция порхнула со стола вверх и в стороны, как
поднятая свистом голубятня. Свиста не было, а вот волна воздуха была. От
двери. Но не входной, а дермантиново-кабинетной. И ее не только захлопнули
миг назад, но еще навалились всем телом с той стороны - не пуская, если
будут ломиться. Очень ясное впечатление возникло.
стаю. Хрупко звякали серьги, волосы упали вперед, занавесили лицо, обнажив
затылок. Затылок прямо-таки провоцировал, чтобы по нему треснуть в
сердцах.
осведомился:
медкомиссию. (Кивок). Ну, я пошел. (Кивок). А то еще надо успеть подорвать
всю эту контору к псам собачьим!
забирать, мне надо... Но, оказалось, готовил зря... Обычно неколебимые
мужики (у нас тоже ребенок! у нас - на смену заступать! у нас тоже
срочно!) специфически расступились, как перед "звездой" экрана ли, футбола
ли, эстрады ли - впереди-позади-вокруг толпа, но не препятствует движению,
смыкаясь за, размыкаясь перед. А толпа - ого-го! Сказано же: "Все