изводиться и других изводить. Да и то, пожалуй, что боятся. Люди же как
думают? Коли смогла вылечить, сможет и порчу навести. Так лучше беду
упредить. Вот и донесли. А кто - поди разбери. Да и стоит ли гадать? Этим
делу не поможешь.
слезы. Не дай Бог! Никогда он тут не плакал, даже в первые дни. Не ребенок
же он! Вышел из этого щенячьего возраста. Но как быть сейчас? Как
справиться с собой, если еще мгновенье - и по щекам поползут соленые
капли? Алоста... Ее голос - красивый, точно колесо радуги после теплого
дождя. Ее золотистые, чуть рыжеватые волосы, ее прищуренные зеленоватые
глаза. И родинка на правой щеке... Алоста...
голосом он произнес:
молить. Да и то - поможет ли? Грешные мы все, грешники великие. За то и
терпим.
Хенг. - Она что, воровала, разбойничала? Ей-то за что?
обронила тетушка. - Она вон тоже не понимала все. Те же самые слова
говорила. И впрямь - странная она девочка. Уже, почитай, больше года бок о
бок с ней живем, а вот не могу я ее понять. И откуда такие берутся?
я. Братья да сестры мои в детстве перемерли, одна я осталась. Ну, и муж,
покойник, недолго меня радовал. Убили его, в Орбаннскую войну еще. Деток
мы завести не успели. Ну и вот... Алосту я в деревне подобрала. Ты ж
знаешь, я по деревням хожу, когда ноги не болят. Шерсть покупаю. Там ведь
куда дешевле, чем на здешнем-то базаре. Там я ее и встретила. Болела она.
Сильно болела. Мне сказали, нищая она. Шла по дворам, хлеба просила, да и
свалилась. Пожалели ее все-таки, в избе одной лавку выделили. Да и то
изнылись. Ну, я как про это услышала - меня как что-то в грудь толкнуло.
Не все же, - думаю, - в одиночестве жить. Вот и взяла ее с собой. Хозяева,
те уж не знали как и благодарить меня. Такую обузу с ихних плеч сняла. С
Божьей помощью до города добрались, мужики из той деревни в город ехали,
торговать, взяли нас в телегу. И даже денег не запросили. Так тоже ведь
бывает. Вот и получилось. И сама я не пойму, племянница ли мне она стала,
дочка ли. Люблю я ее, люблю точно свою. Да, вот. А теперь...
причитаний. Это было страшно. Хенг стоял рядом, не зная, что делать,
растерянный, слабый. И не решившись что-либо говорить, он просто сел
рядом, обнял тетушку за плечи. Так они и сидели, пока заоконная мгла не
начала потихоньку сереть - приближался рассвет.
ни мыслей, ни желаний - ничего, кроме беспредельной пустоты. И лишь тоска
заполняла пустоту - вязкая, безнадежная тоска. Все было потеряно, мир
таял, исчезал - и не только этот, чужой и равнодушный, но и все миры, даже
Земля. Какой в них теперь смысл, если все потеряно?
Ведомства не вырвать. А даже если и вырвать - что делать дальше? Здесь, в
Олларе, ей оставаться нельзя - начнется такая охота, от которой никому еще
не удавалось скрыться. Взять ее с собой, когда подойдет срок - об этом
нечего даже и мечтать. На Землю ее отправить нельзя - не пропустят. Этот
закон действует уже больше века, и не было ни одного исключения. Остаться
здесь самому, бежать с Алостой в дальние пределы? Кто будет его
спрашивать? Вернут силой. Да и силы никакой не надо - стоит лишь
Наставнику нажать кнопку у себя на пульте. Там, на спутниковой базе. И
все, привет. Перенос произойдет автоматически. Транслятор настроен на
параметры его биополя. С транслятором не поборешься - легче уж выпрыгнуть
из своей кожи.
мгновение промелькнули они в голове, пробив каменные слои пустоты, но
легче не стало. И по-прежнему липкой своей паутиной обволакивала сердце
тоска, по-прежнему ломило висок, а ладони сами собой сжимались в кулаки.
тобой стряслось-то? Это ж надо, вечером ушел, а заявляется под утро! Я же
извелась вся!
тяжелый кованный засов. - Со мной-то ничего не стряслось...
Еще вчера утром.
бедную?!
что?
внимания на всхлипывания Митраны, пошел к лестнице. Он сам не знал, что
сделает, и есть ли в этом какой-нибудь смысл, но поднимался по узким
ступеням все выше.
скрипнула - петли надо бы смазать, - мелькнула совсем уж некстати
затесавшаяся в голову мысль.
приподнялся на подушке, нашаривая свечу на столике возле постели. Впрочем,
это было лишним - бледный утренний свет сочился сквозь щели в ставнях.
- Старик был удивлен. - Что тебе нужно?
на стул в изголовье постели. Усевшись, мрачно произнес:
тебе разрешал сюда ходить? Да я тебя! Или ты? - он внезапно замолчал, в
ужасе уставившись на Хенга. - Господи, заслони и оборони! - вырвался из
его груди хриплый возглас.
не собираюсь. Мы просто поговорим. И чем меньше вы станете делать
глупостей, тем лучше закончится наша беседа. Во всяком случае, для вас.
Уяснили, ваше благобдение?
нрав. Он молча кивнул и, помолчав, спросил:
надлежащем слуге поведении, поднял меня ни свет, ни заря? Между прочим, я
лишь под утро уснул. Всю ночь заснуть не мог, кости болели.
примеру, как? Не беспокоит? Или вам в Священном вашем Ведомстве ее
удаляют?
больше вам не слуга и дня не останусь в этом доме.
спать будешь!
заставлю вас проглотить любимую плетку. Надеюсь, вы понимаете, силы у меня
хватит.
чем говорить, говори. Если нет - уходи. Я не стану держать тебя силой.
Хотя мог бы поднять на ноги всю городскую стражу. И это кончилось бы для
тебя намыленной веревкой. Но этого я делать не стану. Я даже не стану
напоминать тебе, как прошлой зимой ты постучался в мой дом, голодный и
больной. Как я три недели выхаживал тебя, прежде чем ты смог произнести
свои первые слова. Я не стал допытываться - кто ты, откуда, нет ли за
спиной у тебя разбойного прошлого. Я дал тебе кусок хлеба, крышу над
головой. Иногда я, быть может, был с тобой излишне строг - но для твоей
лишь пользы. Ты не можешь сказать, что тебе жилось хуже других. И вот чем
все кончилось! Хочешь уходить - давай, иди. Ты знаешь, где лежат мои
деньги - возьми, сколько надо, и ступай.
- не стоит напрашиваться на мою благодарность. Считайте, вы ее уже
получили. Дело в другом. Впрочем, и впрямь хватит вилять. Давеча вы
рассказывали о своем тяжелом трудовом дне. О ведьме, которую допрашивали.
Кто она?
Алоста. Она со Змеиной улицы. Ей шестнадцать лет. Так?
ее обвиняют?
недоимке же налога. В колдовстве, естественно.
Доставалов Александр
Акунин Борис
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Посняков Андрей
Афанасьев Роман