храбрись. Он понял, что Лешему и Газировщику тоже плохо, а может, и хуже.
И только Крокен весь подался вперед, и глаза его светились любопытством, а
руки чисто машинально крошили булку. От напряжения он вспотел и облизывал
губы раздвоенным языком.
возможность узнать все. И упустить ее было невозможно.
лампочка, словно бы он подмигнул.
простым. Так обычно начинают долгий разговор.
удивительно статичный мир, где полено оставалось поленом и не имело
возможности неожиданно превратиться в телевизор. Так же и разумные...
Насколько я помню, они не умели делать то, что умеем мы, но обладали таким
могуществом, что нам и не снилось. А потом произошло нечто, и этот мир
превратился в наш... Понятно?
мы были абсолютно одинаковые и назывались очень странно. Как - точно
установить не удалось. Но что-то похожее на "лутти" и "щеловеки". Самое
страшное то, что, изменившись, мы утратили нашу память. Остались только
противоречивые обрывки воспоминаний и снов. Поэтому облик статичного мира
восстановить необычайно трудно.
недостатки... Могу их тебе перечислить, кто знает, вдруг сумеешь узнать,
какая правильная... Так слушай...
моркусов. - Затянул... Давай, брат, лучше. Да, были раньше веселые деньки.
А сейчас еще лучше.
автомат, открутил головку у следующего, высоко его поднял и сказал:
Крокена за гриву и, пригнув его голову к себе, стал рассказывать, как
ходил в черный замок. И, конечно, безбожно врал.
потолки... А у хозяйки нос добрых два метра. Берет она этим носом ножи и
начинает точить...
единицу. Всего-навсего. Но конечный результат будет иметь не одно решение,
а бесконечное множество. Вот так и наш мир имеет множество решений...
маленькие лягушата. Зеленая лента двигалась по земле и исчезала в ручье.
"бомба"... Что это такое, я тебе потом скажу. Но, поверь, это самое
страшное на свете. И эта штука где-то падает и взрывается. Он и есть минус
единица. Когда ее подставили в уравнение жизни, мир стал иметь бесконечное
множество решений. Вот так...
грустную летучую мышь, которая никак не хотела улетать, а все чесала и
чесала когтистой лапкой его длинные волосы. Ненадолго ему тоже стало
грустно, но потом он разозлился и, воткнув в землю два пальца, объявил,
что ртом питаться безнравственно. А боженька все видит и накажет всех.
так что он сидит на своем небе и не рыпается.
почему-то согласился. А Крокен молча кивнул.
Разбив две чашки, она остановилась и оглушительно взорвалась.
сливались в единое целое. Когда же это случилось, стало возможным измерять
пройденный путь в секундах и минутах, а время - в метрах и километрах. И
это было печально, невообразимо печально. Хотелось плакать, но он
держался, вспомнив, что совсем еще недавно жил в невероятно статичном
мире.
в петли. Чисто случайно одна из них схватила Аристарха за шею и потянула
за собой в сырую и темную бездну, наполненную горестными вздохами и
слезной капелью, где по углам спряталось отчаяние и клубился туман печали.
разъедают глаза. Он взмахнул руками. Наверное, это было воспринято как
знак. Неизвестно откуда глянул хор опечаленных голосов. Туман рассеялся...
Аристарх пошел к ним, с каждым шагом пение становилось все тише и тише. Но
легче от этого не было. Хотелось покончить с собой. Веревку можно скрутить
из одежды, но где взять дерево?
отмахав около шести-восьми часов, он упал от солнечного удара и километра
через полтора умер.
прах и остался лишь один белый череп, ближайший камень сказал ему голосом
Газировщика:
четвертом измерении... И вот, в силу каких-то причин, положение
четырехмерного человека изменилось. Для обитателей трехмерного мира
человек исчез и возникло что-то другое: Кентавр, Леший или Газировщик...
Естественно, и сам человек стал воспринимать окружающий мир по-другому...
Лешего:
Крокена:
Почему, Аристарх?
тянулось вверх, распускалось и цвело. Оставаться в стороне от этого было
неудобно. Аристарх пророс.
силу, Аристарх выдрал корни из почвы и отправился гулять. Сколько можно
стоять столбом? Так недолго и забыть, для чего ты предназначен.
вечеру на юг. И так - день за днем.
пленкой воды ихтиозавров и плезиозавров, он штурмовал горные вершины и,
радостно напевая приветственные гимны, прыгал в пропасти, плавно опускаясь
в горные реки, принимавшие его в свои холодные объятья. Вероятно, им
хотелось, чтобы он остался, но Аристарх решительно карабкался по отвесным
стенам и снова пускался в путь. На восток! На север! На запад! На юг!
в дорогу. Самое приятное было в том, что она предугадывала каждый его шаг,
поспешно сворачивая в нужную ему сторону.
понимая, что лишь достигнув цели сможет понять, чем она является.
когда дорогу ему загородил хитроватый мужичок и после небольшого разговора
срубил Аристарха под корень. Потом отделил лишние ветки, распилил ствол и
поколол его на дрова. Ветки использовал на колья для виноградных лоз,
дровами стал топить печь, а листья и мелкие веточки остались на земле -
гнить. Дрова сгорели и превратились в дым и золу. Колья поддерживали
виноградную лозу. Листья и веточки стали перегноем, который был удобрен
золой. Дым унес ветер. Виноград созрел. Мужичок его собрал и превратил в
вино. А перегной был вспахан и засеян пшеницей.
собрали и смололи в муку.
стакан и сел на скамеечку перед домом. Он сделал вдох, и та часть
Аристарха, которую носил ветер, попала в его легкие и осела там. Потом он
откусил хлеб, и другая часть Аристарха вошла в его желудок. Потом он выпил
вино и приобрел последнюю часть Аристарха.
становился Аристархом. Пока не почувствовал, что он и есть Аристарх...
посуду. Неподалеку лежал Крокен, неловко разбросав копыта, громко
всхрапывая и пуская сонную слюну. Вдруг он проснулся, застонал и, схватив
краба, засунул его себе под голову и затих. Краб что-то яростно шипел,
таращил глаза, но двинуться с места не мог и в скором времени успокоился.
строгий, полыхая в лучах заходящего солнца всеми хромированными частями. И
только приоткрытая дверца размеренно колыхалась.
владений. Иногда туман прореживался метра на два, и тогда можно было
Семенова Мария
Корнев Павел
Громыко Ольга
Никитин Юрий
Никитин Юрий
Глуховский Дмитрий