накануне Нового года.
я должна сказать тебе одну вещь.
возвращаюсь в учительскую, пакет забыла, а она сидит и ревет.
Понимаешь? Я и...
Степанович.
портишь. А если бы Степку так же вот!
американский миллиардер и звезда Голивуда, в котором счастливая мать
без труда узнает.
полное безраздельное (благо, никто и не претендовал) распоряжение
новенькую "Сегу", чтобы не лез к взрослым. Лидочка, дама крупноватая,
обесцвеченная, легко краснеющая от легкого вина, держалась тихо и
робко. Зато пришел сам
чем-то неуловимо смахивала на Олю Арбенину, какой она была на том
памятном вечере в Тенишевском училище, и Николаю Степановичу поначалу
было нелегко придать своему взгляду обычную рассеянность.
"африканской комнатой". На стенах развешены были жуткие ритуальные
маски, курительные трубки и специальные магические приспособления
колдунов оно-оно, потускневшие чеканные украшения бедуинских красавиц,
передняя лапа чудовищного крокодила (настоящий, без дураков, трофей
Николая Степановича; хотелось бы, конечно, отхватить у ящера
чего-нибудь еще, побольше, но дорога предстояла дальняя, а тащить на
себе), головы антилоп, масайские ассегай и щит; в серванте стояли
пестрые гадательные барабаны, медный светильник и какая-то странной
формы и самого зловещего вида дрянь - по горячему уверению хозяина,
засушенная голова жестокого белого плантатора (сам-то он знал, что
такие головы на амхарских рынках продают дюжинами на медный пятачок,
благо, чего другого, а тыкв в Африке пока еще хватает); сенегальский
ковер, помнивший копыта верблюдов Абд-эль-Азиза, устилал пол; с
террариума
настойчивых просьб гостей - и сразу набросил его обратно: в конце
концов, люди пришли поесть:
переводе на простой язык означает "самоглот". Это я так перевел. Он же
"проглот конголезский".
смотрела теперь на Николая Степановича восторженно. Уязвленный
Гаврилов начал петь, и пел хорошо. Но все равно прошло некоторое
время, и разговор вернулся к
Лидочка. -
линии Академии Наук я ездил.
Степанович пожал плечами. - Так что не вижу оснований: Это вам не
чека.
слонам хоботы да бивни считать?
по-вашему, пришлось устранить? - Николай Степанович обвел глазами
слушателей и принялся рассказывать совершенно потрясающую историю, в
которой похождения неимоверного гэрэушника майора Коломийца и дочери
местного вождя чернокожей красавицы Ахули нечувствительно
переплетались с сюжетом романа Майн-Рида "Охотники на жирафов". А
потом, вдохновленный собственным рассказом, он перешел к описанию
древнего храма
животные, птицы, рыбы, люди, пауки и боги. Храму этому, по самым
скромным оценкам, было не меньше тридцати тысяч лет, поэтому серьезные
ученые им не занимались - да и не добраться до него серьезным ученым,
привыкшим к легкой жизни, к проводникам и носильщикам:
рассказа, в ответ на что Гаврилов тут же изобразил песню своего
детства: "Убили, гады, Патриса Лумумбу, а Чомба в кабаках танцует
румбу!.." Тут же пришлось объяснять, кто такой Чомба. Потом Аннушка
показала всем, что такое настоящая румба.
струны.- Как блестяще мы разбирались в политическом положении в
Бельгийском Конго, в скобках - Леопольдвиль! Сколько митингов провели
в защиту, а Лумумбу, зараза, так и не уберегли. Это потому что ты
своих шаманов еще к рукам не прибрал, сказал Николай Степанович. Вот в
сорок втором: - и он рассказал удивительную историю о том, как в сорок
втором, на скорую руку присоединив к СССР Туву, согнали шаманов в один
большой лагерь и заставили камлать хором, результатом чего и явился
коренной перелом в ходе Великой
захватчиков. Шаманов потом, ясное дело, не по-хозяйски вывели в
расход. А моих, северных, еще в тридцать шестом кончили, вздохнул
Гаврилов. Да что вы все об этом! - упрекнула Аннушка. Надоели ваши
расстрелы, лагеря: Не всем надоели, возразил Гаврилов. В тех старых
лагерях только лампочки вкрутить:
Лидочка.