сквозь невидимые поры и появлялась в венах. Везалий следил за каплями
масла, выступавшими на срезе ткани. Молодые люди так увлеклись, что не
услышали, как скрипнула дверь, и в аудитории появился Иоганн Гюнтер.
Гюнтер недавно приехал из Лувена и, так же как и Сильвиус, преподавал
анатомию. Правда, он не был столь образован как его именитый соперник, но
зато его лекции чаще сопровождались демонстрациями.
Гюнтер, присаживаясь на ближайшую скамью. - Продолжайте, господа, ваши
упражнения.
Лувенском университете, где всезнающий швейцарец вел в то время курс
греческого языка. А теперь они встретились в Сорбонне.
Андрея:
доказали, будто бы кость нижней челюсти, вопреки Галену, является
непарной...
золотую цепь, спускающуюся на грудь.
должен был бы поверить вам, если бы у Галена не было сказано прямо
противоположное. Хотя, с другой стороны, за тысячу триста лет человек мог
довольно сильно измениться. Пергамец насчитывает в грудной кости человека
семь фрагментов, а мы находим только три. Люди мельчают. Но какое это
имеет значение? Нам следует не рассуждать, а верить. "В медицинском
искусстве умствование делает преступниками тех, кто им занимается, и
приносит гибель тому, к кому его применяют". Это сказал Гиппократ, и мы
должны беспрекословно следовать его наставлению. Я надеюсь, что ваши,
внушенные молодостью, разрушительные мысли с годами утихнут, а
бескорыстная преданность науке Асклепия будет вознаграждена. Друзья мои,
послезавтра я читаю здесь студентам о мышцах живота. Мне бы хотелось
видеть вас обоих в качестве прозекторов.
нам повезло.
руках нож только во время еды.
просыпался, с улицы доносился шум. Служитель стоял в дверях и ждал, когда
щедрые студиозусы закончат свое неаппетитное занятие, чтобы забрать
останки испанского дворянина и закопать их вместе с частями вчерашнего
висельника.
человека не могло бесследно исчезнуть четыре крупных кости и так сильно
измениться все остальные органы. Но если бы такое и случилось, то значит,
труд Галена потерял для нас свое высокое значение. Начиная с сегодняшнего
дня, всякое слово Галена я стану проверять с ланцетом в руках!
Сервет. - А теперь, Андрей, пошли. Нам пора.
излечиться, в то время как их болезнь смертельна. Вы не должны помогать
всем тем, кто подвержен этому.
накрепко завязанными глазами! Кажется, только что легионы Франциска
вступали в Пьемонт, смущая бегущих невиданной дисциплиной и небывалым
количеством артиллерийского снаряда и аркебузиров. Путь в Италию открыт,
Милан - наш!
является стотысячное войско Карла, и доблестные легионы, не померявшись
силами с неприятелем, пятятся во Францию, и император без боя врывается в
Прованс. Шестьдесят тысяч бравых немецких ландскнехтов у него, да
пятнадцать тысяч итальянской пехоты, да двести сотен свирепых испанцев,
обожженных африканским солнцем и славой тунисского похода. И еще
соразмерное количество конницы и обоз, в котором упряжки мулов везут
восемнадцать медных длинноствольных пушек для притеснения засевшего в
крепостях неприятеля. А кованное колесо войны снова начинает
поворачиваться...
пестреют палатки, расседланные рыцарские кони жмутся к воде. Войско
отдыхает, выполняя приказ коннетабля Монморанси: от боя уклоняться, не
допуская лишь переправы противника через реку. Грозный Карл Испанский со
всей воинской громадой заперт в призрачное тюрьме: на иссушенных палящими
ветрами просторах Прованса. Стенами тюрьмы стали три города, три южные
жемчужины Франции. Прежде всего Карл напал на Марсель, но город лишь
посмеялся над осаждающими, три его замка, защищающие вход в Марсельскую
гавань, остались непокоренными. Император кинулся к Авиньону, но был
отброшен и от стен бывшей папской твердыни. "На Авиньонском мосту все
танцуют и поют, но там никто не говорит по-кастильски". К Арлю император
не пошел. Армия голодала, а французы, закрепившись в городах и сильных
лагерях вдоль берегов Роны и Дюранса, отсыпались за недели неудачного
итальянского похода, ели, пили и распевали песенку:
стоит у самого вала и кажется отделенной от остального лагеря незримой
чертой. Здесь полевой госпиталь, владения войскового цирюльника
девятнадцатилетнего Амбруаза Паре. Паре управляется в лазарете вдвоем с
малолетним помощником Жаном, мальчишкой без роду и племени, готовым за
кусок хлеба идти куда угодно и делать, что прикажут. Только в
исключительных случаях в помощь Паре дают несколько солдат. Раненных в
лагере довольно, в палатке все не вмещаются, и Паре ежедневно обходит
лагерь с осмотром. Всего два месяца прошло с тех пор, как ему присвоили не
слишком почетное звание "хирург-брадобрей", но молодого человека знают уже
и в других отрядах.
заговорами и тайными алхимическими средствами. Командующий пехотными
частями полковник Монтежан скуп на выплату жалования, Дубле сопровождает
армию на свой страх и риск и потому берет изрядную плату. И все же,
пациентов у него ничуть не меньше, чем у казенного хирурга-брадобрея.
может сложиться в клин, редкие волосины торчат в разные стороны. Серые
выпуклые глаза смотрят цепко, движения спокойны и медлительны. Холодная
Бретань влила в его жилы меланхолию, лицо неподвижно, тяжелые веки тушат
блеск глаз, но огонь разума согревает влагу сердца, возбуждаЯ жизненный
дух, и вены на висках и руках юноши вздуваются, рельефно проступая сквозь
кожу.
труднейшую операцию, больной выжил и, с божьей помощью, возможно,
выздоровеет окончательно. Круглая мушкетная пуля попала в руку одному из
офицеров Монтежана. Раздроблена кость, порваны связки, перебиты сосуды.
Славный хирург Ги де Шолиак в таких случаях рекомендует ампутацию на
ладонь выше локтевого сгиба. Паре провел вычленение в локтевом суставе.
После ампутации остается безобразный обрубок, что украшает только нищего.
А так сохранилась довольно большая культя, и раненый офицер сможет
впоследствии пользоваться чудом механики - железной рукой, наподобие той,
что прославила недавно мятежного рыцаря Геца фон Берлихингена.
что при дележе войсковой аптеки именитые коллеги не оставили молодому
цирюльнику ни митридата, ни опия, ни мандрагоры, ни какого иного
болеутоляющего средства. Длинная операция - это лишние муки, а жестокостей
в походной жизни и без того слишком много. Особенно наглядный урок этого
получил Паре в самом начале войны.
больших серпантин. Пушки громоподобно рявкнули, каменные ядра унеслись в
сторону замка, солдаты радостно взревели, а канонир, столь удачно
проведший первый в своей жизни залп, восторженно замахал руками, отшвырнув
горящий фитиль. Фитиль попал в мешок с черным артиллерийским порохом.
Вспышка обожгла двенадцать человек. Трое были еще живы, когда на место
происшествия прибежал Паре. Он осмотрел пострадавших и сказал одно только
слово: "Безнадежно". Умирающих причастили, а потом один из старых солдат
тонким итальянским стилетом хладнокровно перерезал горло всем троим.