новых споров и новых мыслей.
командировал его на заводы Круппа.
нами войну начать. Ну да ладно, в Германии у Бунзена побывай и у Либиха
обязательно...
разгромом словно нарыв прорвало в русском обществе, все сразу поняли, что
дальше так жить нельзя. Приближалось время реформ.
потрясающее впечатление. Поручик Энгельгардт (он уже был прооизведен в
этот чин) во что бы то ни стало хотел работать по химии. Не изучать по
книгам и лекциям, не с друзьями по вечерам беседовать, а работать сам,
своими руками. И тут они натолкнулись все на ту же стену: в Росси не было
лаборатории.
сетования Александр Абрамович Воскресенский и, помолчав немного, повторил
свое любимую поговорку: - Не боги горшки обжигают и кирпичи делают.
Попробуйте и вы...
вдвоем, никого больше нен привлекая, открыли лабораторию. На Галерной
улице в доме 12 сняли квартиру, провели газ, поставили столы, горны,
песчаную баню. Опустошили магазин Ритинга, что на Гороховой неподолеку от
Синего моста, закупили химической посуды: реторт, колб больших и малых,
всякого стекла, сколько хватило капиталов. А потом дали объявление в
газетах, что открыта первая в России общедоступная, платная химическая
лаборатория, созданная по образцу Гиссенской.
посетители. В основном - студенты, молодежь в широкополых шляпах и пледах,
накинутых на плечи. Являлись, спрашивали о ценах и уходили, не
записавшись. Но никто не жаловался, понимали, что ничего, кроме убытка,
устроители от своего предприятия не имеют, и если хоть немного ниже будет
плата, то и вовсе не смогут содержать лабораторию.
статский советник Николай Иванович Лавров, тридцать лет беспорочно
отслуживший в Горном Департаменте и хорошо известный Соколову по
Минералогическому обществу, пришел, чтобы на старости лет начать изучение
неведомой ему прежде науки химии. Записался Иван Тютчев, только что
окончивший курс кандидатом и вовремя понявший, что невозможно узнать
химию, не коснувшись ее своими руками. Но больше всего набралось
студентов: Петр Алексеев, Яцукович, Вериго... И конечно же, все свое время
проводили в лаборатории дорвавшиеся до живого дела устроители.
привела сюда молва или мода. Филологи и юристы из кружка Писарева
являлись, чтобы заниматься "настоящим делом", но прослушав пару лекций и
прожегши платье кислотой, уходили разочарованные. Иные надеялись легко
собрать урожай на невозделанной ниве российской науки. Их тоже ожидал
неуспех. К неудовольствию славянофилов, в природе наук национальных не
оказалась, химия была едина, а состязаться с немецкими профессорами -
занятие хлопотное.
лишенных романтической жилки. Таков был и Федор Пургольд, студент первого
курса физико-математического факультета. Прежде всего он внес плату за
полгода вперед и лишь потом спросил о работе. Выяснилось, что никакой
своей мысли на этот счет у него не имелось. Однако, как ни странно,
Пургольд прижился в лаборатории, освоил весь курс аналитической химии и с
блеском, на какой способно лишь педантичное упорство, проводил самые
кропотливые и нудные анализы, служа постоянным укором более горячим и
нетерпеливым товарищам. Пожалуй, один Соколов мог соперничать с ним там,
где требовалось только прилежание и аккуратность.
купеческий выходец Соколов был приглашен в дом генерала Пургольда,
жилистого, прусских кровей немца и представлен семье, состоявшей из самого
генерала, супруги его Анны Антоновны, двух сыновей и пяти хорошеньких
дочек. Федюша неожиданно оказался кумиром и божком всего семейства. Тогда,
впрочем, Соколов не придал новому знакомству особого значения. Куда больше
интересовали его дела лаборатории.
бы это не мешало соседям и жизни не угрожало. Последнее многим не
понравилось, особенно Леону Шишкову. Химик этот, успевший побывать чуть не
во всех лабораториях Европы, соколовскую лабораторию похвалил, одобрил, но
записываться не стал - открыл свою, где и жил даже, а запас гремучей
ртути, с которой работал, хранил для верности под кроватью.
покупать самим, а кто не хотел, мог их приготавливать из чего найдет
нужным. Соколов очень скоро почувствовал всю суровость этого пункта
правил. Хотел он вначале повторить ту работу, что делал с Адольфом
Штреккером в либиховской лаборатории, уточнить кое-какие детали. А от
получения гликолевой кислоты, с которой он тогда работал, мысли его
неизбежно перешли к возможности окисления иных более многоатомных спиртов.
Тут-то и оказалось, что не на что купить даже простого глицерина. Нужно
его много, а к аптечным ценам не подступиться - жалованье на три месяца
вперед выбрано.
принял гостя вежливо, внимательно выслушал, а потом отрезал:
приказал: - Доставишь господину химику на Галерную обмылка сколько
потребует, а потом заедь и выпытай, легко ли глицерин выходит и хорош ли
собой.
бочки с вонючей желтоватой водой, и Соколов мог начать свои опыты.
жидкость, известная под названием "глицерин", представляет собой не просто
спиртоподобное вещество, но спирт многоатомный, способный к тройному
замещению, многие естествоиспытатели пытались окислить его. При окислении
винного спирта выходит уксус, об этом знали еще греки. А что может
получиться из такого неудобного спирта? Одни находили в продуктах
окисления щавелевую кислоту, иные считали, что в мягких условиях глицерин
вовсе не способен окисляться.
не экономил, ибо, благодаря любезности господина Черухина имел его больше,
чем достаточно. Даже в Европе не всякий химик мог в то время работать в
таких вольготных условиях. За год до этого итальянец Канницаро вынужден
был оставить свои интереснейшие синтезы бензильных производных из-за того
лишь, что нигде не сумел найти потребного ему толуола. А ведь это вещество
попроще глицерина. Так что спасибо свечному фабриканту, пусть живет и
наживает.
дач. Директорский дом сердито блеснул стеклами из зарослей сирени, и под
его взглядом еще больше стал похож на казарму большой профессорский дом,
выстроенный как раз напротив учебного корпуса. Сам Соколов жил в учебном
корпусе, в профессорском доме пусть обитают магистры полицейского права и
учителя закона божьего, они теперь в Академии в большом почете. А он -
химик, его место при лаборатории.
отпечатанную на рыхлой серой бумаге - собственную свою докторскую
диссертацию, не ту, над которой трудился ночами после собраний кружка, а
настоящую, материал для которой своими руками подготовил неделями пропадая
в лаборатории. Диссертация называлась "О водороде в органических
соединениях".
лунный свет, прежде казавшийся таким ярким, ничего не освещал, строчки
сливались перед глазами. Впрочем, и без того Соколов помнил там каждое
слово, зримо представлял даже окатистый шрифт типографии Департамента
внешней торговли. Слава богу, память ему еще не изменяет, она по-прежнему
цепкая и емкая, знаменитая, вошедшая у друзей в поговорку, соколовская
память. Именно она позволила ему в две недели выучить немецкий язык.
Соколов вообще обладал редкой способностью навсегда запоминать все,
когда-либо услышанное, прочитанное, увиденное.
всплыли те минуты, когда он впервые заметил выпавшие из маточного раствора
бесформенные бляшки глицериновокислой извести.
он определил, что это новое, прежде неизвестное вещество. Ведь в наше
время, как заметил недавно профессор Марковников, получение новых веществ
больше всего напоминает покупку шоколада у механического продавца. С
одного конца опускаешь деньгу, а с другого получаешь продукт в нарядной
упаковке и со вполне определенными константами. Тогда же, все приходилось
делать самому, начиная с отгона вонючей воды и очистки глицерина
кипячением с березовым углем.
исследования. Единственное, что требовалось здесь от химика - неспешность
Перумов Ник
Маккарти Кормак
Суворов Виктор
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Маккэфри Энн